Ночь с дьяволом - Страница 1

Верите ли вы в абсолютную правдивость предостережений, поверий или даже нравоучительных историй, которые передаются в семьях из поколения в поколение, словно фамильное столовое и постельное белье? Великий Бард [1] сказал однажды, что мир – театр, а мы, смертные, всего лишь актеры. Если вы, как и многие среди нас, согласны с этим высказыванием, то неправедная жизнь Рэндольфа Бентема Ратледжа может показаться некоторым из вас комедией, а другим – трагедией, в зависимости от точки зрения каждого.

Соучастники его дебошей воспринимали жизнь как комедию, пока не кончались деньги. Для его жены, детей и должников это была трагедия с многочисленными вызовами актера на аплодисменты. Однако сам этот джентльмен (это понятие следует использовать в широком толковании) со смехом заявил однажды, что на самом деле его жизнь является всего лишь одним большим фарсом, так что правильнее всего было бы озаглавить его жизнеописание «История одного распутника», если бы это заглавие не стащил у нас из-под носа какой-то прыткий художник-карикатурист, который, по всей вероятности, обречен сгинуть во мраке неизвестности.

История этого семейства и впрямь началась очень давно, лет за восемьдесят до появления здесь Вильгельма Завоевателя, когда один честолюбивый крестьянин из захолустного городка под названием Чиппен-Кампден погрузил свои пожитки в скрипучую старую повозку, запряженную волом, и отправился в глубь страны.

Причины, побудившие его предпринять это путешествие, потомству неизвестны, однако, учитывая, что в те времена большинство саксонских крестьян проживали от рождения до гробовой доски на одном месте, это был чрезвычайно смелый поступок. Нам известно, правда, что далеко он не уехал – отъехал всего на двадцать миль к югу по прямой, – однако этому расстоянию предстояло навсегда изменить судьбу его семьи.

Путешественника звали Джон из Кампдена. В легенде говорится, что, добравшись до зеленой долины Коулн-Ривер, он остановился на покрытом, словно ковер, сочной зеленью участке поймы, распряг вола, разгрузил телегу и глубоко всадил лопату в плодородную землю. Так началось восхождение его семьи к высшему слою сельской аристократии.

Каким образом простой саксонец стал обладателем завидной земельной собственности – добыл ли он ее честным трудом, или путем хитрых махинаций, или, возможно, даже в результате брака по расчету, – нам неизвестно. Однако в течение последующих веков его потомки трудились не покладая рук, чтобы построить прочные дома, опрятные деревеньки и хорошие «шерстяные» церкви, которые назывались так потому, что каждый камень в их фундаменте и каждая свеча были оплачены самой распространенной в этих местах валютой-деньгами, вырученными от продажи шерсти котсуолдских овец.

Шесть столетий спустя, когда из названия Кампден давно исчезла буква «п» и оно превратилось в Камден, другой Джон решил претворить в жизнь еще один грандиозный план. Он использовал «шерстяные» деньги для строительства хорошего помещичьего дома на том самом месте, где, согласно легенде, его предок впервые всадил в землю свою лопату, повернув тем самым колесо фортуны. Как и все подобные дома в той местности в то время, дом был построен из светло-коричневого камня и был так изящен, так величествен и столь идеально пропорционален, что деревенские жители взирали на него с благоговением. И он того заслуживал. Чалкот-Корт с зубчатыми стенами, снабженный бойницами, с крутыми высокими крышами, в тени которого стояла приходская церковь Святого Михаила, напоминал своим видом о богатстве, могуществе и влиянии, которые приобрело это честолюбивое семейство.

Однако капризной фортуне было угодно отвернуться от семейства Камденов. Когда почти два столетия спустя в Чалкоте родился еще один Джон Камден, он, даже не подозревая об этом, принес с собой период серьезной нестабильности. Хотя в деньгах недостатка не ощущалось, эпидемии оспы, чумы, а также гражданские смуты вырвали из генеалогического древа этого семейства целые ветви. И этот последний Джон Камден оказался неудачником, который потратил четыре десятилетия и сменил почти столько же жен, пытаясь заполучить наследника для умирающей династии, пока чуть не скончался от серьезного приступа.

Он очнулся два дня спустя в своей просторной спальне с цилиндрическим сводом и увидел своих близнецов-дочерей – Элис справа и Агнес слева, – склонившихся, словно два скорбящих ангела, над тем, что, как догадывался Джон Камден, должно было стать его смертным одром. Матрас был таким узким, что мягкие пушистые волосы девочек, соприкасаясь, путались между собой. Старику показалось, что они мешают ему дышать, и он жестом приказал им уйти. Будучи послушными детьми, они сразу же вскочили на ноги. Однако так уж получилось, что гребень Элис зацепился за волосы Агнес, и им пришлось долго возиться, чтобы отцепиться друг от друга.

Понаблюдав в немом изумлении за этой схваткой, старик вдруг решил, что это знамение Божье. Собрав последние силы, Джон Камден послал в Оксфорд за своим стряпчим. Он составил сложное завещание, оставлявшее зияющую рану в середине его наследства. Собственность, которой его семейство владело в течение восьми столетий, предстояло разделить на две части. Элис, которая была на четверть часа старше своей сестры, получила ту часть, на которой стоял Чалкот.

Более отдаленная часть должна была отойти Агнес, молодой женщине, которая была скорее благоразумной, нежели приятной.

Джон Камден высказал единственное предсмертное пожелание: потомство его дочерей должно заключать родственные браки, чтобы в конце концов воссоединить фамильную земельную собственность. Но самое главное – земля должна была всегда оставаться во владении семьи. Он поклялся, что в противном случае его душа никогда не найдет покоя.

Элис оказалась более сметливой. В первую же неделю своего первого сезона она положила глаз на молодого человека, которого все, кто его знал, считали самым привлекательным и самым распутным джентльменом в Англии. Элис была богата, глупа и безумно влюблена, и едва успели отзвонить ее свадебные колокола, как Рэндольф Ратледж принялся проматывать результаты восьми сотен лет тяжкого труда.

К тому времени как в результате печальной ошибки, которой можно было назвать этот брак, родились трое детей, воссоединять было практически нечего, поскольку от се владения почти ничего не осталось и призраку Джона Камдена негде было появляться. Что касается Агнес, то она тоже не сидела сложа руки, а удачно вышла замуж и построила на своей половине земельной собственности резиденцию, не уступавшую хорошо укрепленному замку. Все еще досадуя на то, что знаменитое родовое гнездо досталось Элис, Агнес не желала ни признавать своего пользующегося дурной репутацией зятя, ни сочувствовать страданиям своей сестры.

– Ну что ж, как видно, нам не удастся хорошо продать этот проклятый дом, – сказал как-то раз дождливым вечером Рэндольф своей жене, взглянув сквозь окно гостиной на передний двор Чалкота. – Ведь только человек с куриными мозгами может пожелать жить в таком сыром и мрачном месте.

Элис устало откинула голову на спинку обитого парчой дивана.

– Но сейчас весна, Рэндольф, – возразила она, перемещая грудного младенца к другой груди. – Кэм говорит, что надо благодарить Бога за весенние дожди. А кроме того, мы не можем продать Чал кот. Мы даже заложить его не можем, потому что папино завещание не позволяет этого сделать. Когда мы поженились, ты знал, что когда-нибудь все перейдет к Кэму.

– Перестань распускать нюни по поводу того, что будет когда-нибудь, Элис, – с горечью проговорил Рэндольф, падая в кожаное кресло. – Твой замечательный маленький принц получит все это довольно скоро, потому что, клянусь, если я в ближайшее время не раздобуду наличные, я умру от скуки.