Ночь огней - Страница 3

Она знает, что внучка ее боится, ловит ее пристальный взгляд за ужином. Элизабет уже может ходить по дому, приволакивая ногу и опираясь на две трости. Врач явно удивился, не застав ее в постели, чахнущей. Она всегда была сильной. В молодости собирала сливы и целую неделю варила варенье. Целую неделю ее кожа была разгоряченной и розовой. Самое странное, что, если ее кости срастутся, ей вполне может прийти в голову подняться наверх, открыть окно и попробовать еще раз.

Саймон будит Вонни. Она надевает халат и ведет сына вниз, чтобы Андре еще немного поспал. Саймон лепит червяков из пластилина, пока Вонни жарит гренки в молоке с последним яйцом. Позже она съездит к лотку, где продаются самые свежие яйца. Без пары минут семь, косые лучи солнца пробиваются сквозь деревья. Обычно подростки спят допоздна, но когда Вонни выглядывает в окно, внучка миссис Ренни уже сидит на заднем крыльце и пьет лимонад. Если прищуриться, можно подумать, что это сама Вонни, только на пятнадцать лет моложе, ставит банку лимонада на колено и закуривает, не обращая внимания на щебет скворцов на березе.

Андре спускается в кухню, подходит к плите и наливает себе кофе. Он стоит у окна и смотрит, как внучка миссис Ренни лениво гладит по спине белую кошку. Ногти девушки выкрашены в алый цвет.

— Что она там делает целыми днями? — спрашивает он.

— Строит планы на будущее, — отвечает Вонни. — Разве ты не помнишь?

— Нет, — говорит Андре.

Он моет чашку и начинает собирать обед для себя и Саймона — они идут на пляж.

— Два разных печенья, — просит Саймон, и Андре кладет в термосумку бумажный пакет с шоколадным и лимонным печеньем.

Вонни отодвигает стул к батарее — так удобнее наблюдать за мужем; в тусклом кухонном свете его кожа выглядит неестественно бледной. Саймон забирается на колени к маме. Она обнимает сына и замечает, что его болтающиеся ноги не достают до перекладин стула. В былые времена она никогда не пристегивала автомобильные ремни, не раздумывая запивала валиум джином. А теперь постоянно беспокоится. Вероятно, этого следовало ожидать — ведь она всегда боялась мостов. Она слишком пристально следит за Саймоном. В последнее время ее волнует не только ветряная оспа и ушные инфекции, но и рост сына Люди часто думают, что Саймон младше, чем есть на самом деле. Удивляются, когда он говорит развернутыми предложениями, бесстрашно прыгает в прибой. Вонни дважды в месяц украдкой отмечает его рост на кухонной стойке и постоянно убирает печенье повыше, чтобы сыну приходилось тянуться.

Все утро Вонни проводит за гончарным кругом на веранде. Ее вазы и кружки продаются в магазинах Эдгартауна и Винъярд-Хейвена, а некоторые более крупные и дорогие предметы отправляются в ящиках в Кембридж. Если нет особого заказа, Вонни добавляет в глазурь окись меди в разных пропорциях, отчего посуда приобретает цвет от светло-болотного до темно-зеленого, почти черного. Часто она процарапывает глазурь, обнажая свою любимую красноватую местную глину. Некоторые ее покупатели говорят, что именно эти рисунки и узоры в технике сграффито[3] — отличительная черта керамики Вонни, но ей все равно. Больше всего она любит мгновение перед тем, как глина обретает форму. Если в этот миг закричит ее ребенок или хлынет внезапный ливень, Вонни с удивлением отрывается от глины и видит мир вокруг.

Днем, когда Андре и Саймон возвращаются с пляжа, Вонни чистит гончарный круг, купает Саймона и укладывает его спать. В такие жаркие дни он не плачет, не твердит, что не устал, и иногда спит больше двух часов. Вонни принимает душ, надевает белые шорты и футболку с логотипом уже не существующей компании Андре — маленьким красным мотоциклом в ярко-розовом сердце. Она спускается на кухню, где Андре пытается дозвониться до клиента из Нью-Джерси, купившего «нортон» без предварительного осмотра. Вонни наполняет плетеную корзинку черникой, виноградом, абрикосами и апельсинами. Пишет на желтой бумаге для заметок: «Отнесу соседям». Показывает листок Андре, дожидается его кивка и выходит из двери. Следовало бы положить в корзинку домашнее печенье или джем, а не фрукты, но она уверена, что Элизабет Ренни готовит в два раза лучше ее. С тех пор как они переехали, Вонни лишь раз была в доме миссис Ренни, когда у соседки замерзли трубы на кухне и Андре отправился на помощь. Тогда Вонни с Саймоном в рюкзаке-кенгуру принесла гаечный ключ. Иногда соседки, гуляя во дворе, переговариваются через кусты сирени. Рано или поздно им придется обсудить судьбу полумертвой сосны на границе участков. Однажды они поссорились, потому что Нельсон загнал белую кошку на дерево. Нельсон любит кошек, но на улице считает их своей законной добычей. Ему нравится зажимать их в лапах и нежно покусывать за спинки.

Вонни поднимается на крыльцо миссис Ренни, но не успевает постучать в дверь, как слышит голос Джоди:

— Бабушка спит.

Девушка прячется за серебристой сеткой двери. У Вонни возникает смутное подозрение, что Джоди внимательно следила, как она идет через лужайку.

— Ничего страшного, — говорит Вонни и протягивает корзинку с фруктами. — Передай ей, пожалуйста. Пусть поправляется.

Джоди открывает дверь. Девушка чуть сутулится. У нее загорелая кожа, красивые глаза и широкий, недовольно искривленный рот.

— Можете зайти, — предлагает она.

Вонни заходит и ставит корзинку с фруктами на стойку.

— Ты Джоди? — спрашивает она.

Джоди кивает. Она достает из корзинки апельсин и чистит его.

— Ты надолго приехала? — спрашивает Вонни.

Узнав, что по соседству будет жить подросток, она, разумеется, решила, что ее поиски постоянной няньки закончены. Но сейчас, глядя, как девушка равнодушно изучает апельсиновую дольку, уже не так в этом уверена.

— Думаю, время покажет, — произносит Джоди.

Именно так говорит ее мать, когда хочет уйти от ответа.

— Мне начинает здесь нравиться, — добавляет Джоди. — Мои хартфордские знакомые до ужаса инфантильны.

Они слышат, как Элизабет Ренни возится в кабинете. Что-то падает на пол — может, трость? Вонни заглядывает в коридор и видит, как миссис Ренни сражается со своими тростями. Она снова поворачивается к Джоди и встречает ее изучающий взгляд. Но тут миссис Ренни подходит к двери, и Джоди бросается к ней на помощь, чтобы отвести на кухню.

— Мне показалось, я услышала голоса, — говорит миссис Ренни и кивает на фрукты: — Зря вы это. Я теперь в неоплатном долгу перед вами и вашим мужем.

Вонни не в силах улыбнуться. Джоди стоит в двери. Она пристально смотрит на Вонни, но кажется, что она за сотни миль отсюда. Вонни помнит, что в шестнадцать лет казалась такой же невозмутимой, хотя в душе была готова взорваться. Если надавить, она признается, что мечтала о дочке. Но после знакомства с Джоди чертовски рада, что родила сына. Она бы не вынесла такой замкнутой и отчужденной дочери. Когда Вонни с облегчением возвращается на жаркое солнце, Элизабет Ренни относит фрукты в раковину и тщательно моет, прислонив трости к стойке.

— Она милая девочка, — говорит миссис Ренни, и Джоди улыбается.

Судя по всему, Вонни ей не соперница.

Первая неделя августа, и Саймон так волнуется, что не может спать днем. Вместо этого он с фонариком забирается под тонкое покрывало. Мать сказала, что Ночь огней похожа на стаю светлячков. Ежегодная церемония зажигания огней проводится уже сто лет, с тех пор как Оук-Блаффс[4] был методистским лагерем с палатками под старыми огромными деревьями. Викторианские коттеджи вокруг Тринити-парка увешаны японскими фонариками со свечами внутри, и все они зажигаются по сигналу из табернакля[5] в центре парка.

Саймон знает, что мать весь день готовилась. Их ждет особый ужин, а перед тем как ехать в Оук-Блаффс, они отправятся на пикник с сэндвичами с тунцом и оливками, морковными палочками, кукурузными чипсами и шоколадными кексами, которые Саймон помог испечь. Отец разрешит ему пару раз глотнуть холодного темного пива. На улицах будет много людей, а дети будут размахивать светящимися в темноте палочками.