Ночь которая умирает (сборник) - Страница 35
Ну что же, с глупостью пора кончать. Я полон самых решительных намерений. Если закон не может справиться с задачей, располагая той информацией, которую сообщил Адам, значит, дела закона плохи. Потому что все, что ему суждено получить от Адама, он уже получил!
Ни Джун, ни Рут никогда не видели такого Делмара Скуновера — краснолицего, непреклонно серьезного, разъяренного. Вялый, уступчивый, предельно рациональный Делмар словно испарился, вместо него был кто-то другой — незнакомый и неистовый.
"Вероятно, такое состояние, — подумал Джун, — долго не продлится. Подобный гнев обычно быстротечен: люди всегда возвращаются в рамки своего психологического типа. Делмар тоже вернется, но, быть может, не раньше, чем буря достигнет максимума", — а то, что собирался сказать Джун, как раз и предвещало высший накал страстей.
— Делмар, — сказал он, — государству нужно, чтобы Адам дал показания. Без этого мы не сможем подвести Янга под статью. Возможно, даже при условии дачи показаний мы не добьемся вынесения приговора, однако попробовать мы должны. И еще, Делмар, — государство может быть последовательным. Оно может наказать любого, кто попытается помешать даче этих показаний. Мне лично очень жаль, что все так получилось, но так уж устроен мир. Никак иначе делу помочь нельзя.
Делмар поднялся со своей кушетки. Некоторое время он стоял, не двигаясь с места, и лишь медленно поворачивался, по очереди разглядывая присутствующих.
Затем он сказал:
— Нет, мир не будет устроен так, — и, тяжело ступая, вышел из комнаты.
— Я никогда не видела его таким, — проговорила Рут.
Она тоже поднялась и сделала несколько шагов к двери.
Маккивер остановил ее.
— А я видел. Очень давно. Останься, Рут. Ему не поможешь.
Рут замерла.
Маккивер жестом предложил ей сесть.
— Я знал Делмара задолго до того, как ты познакомилась с ним. Тогда мы оба были куда моложе. У него был неуправляемый характер, и из-за этого Делмар постоянно попадал в какие-нибудь истории. Ты, по-видимому, не представляешь себе Делмара в роли скандалиста, а ведь это была его основная роль. Как-то раз он сильно повздорил с таксистом, французом по национальности, и едва не убил его в драке, разгоревшейся из-за пустяка — оплаты проезда. Именно после этого Делмар и переменился. Взял себя в руки и не отпускает до сих пор. В сущности, он даже перебарщивает, поэтому некоторые считают, будто у него вовсе нет характера. Уверяю тебя — нет ничего более далекого от истины. Послушайся моего совета и на время оставь Делмара одного.
— Пожалуй, это хороший совет. Мак. Просто я не хочу, чтобы эта история разрушила наш семейный очаг, а, похоже, так оно и случится, если Бад не отступится.
— Виноват, — сказал Бад. — Это вовсе не тот исход, которым я бы гордился, и надеюсь, подобного не произойдет. Но ведь я влип. Рут. И ты знаешь, что я влип. Другого пути для меня нет — только вперед. Ни у кого из нас нет сейчас другого выбора. Да я и сомневаюсь, что он был раньше.
— Не будет ли это нарушением твоей клятвы не заниматься безнадежными делами, Бад?
— Нет. Да хоть бы и безнадежное… Проблема в том, что я пока еще не могу сказать, безнадежное это дело или нет, а если мы начнем выяснять, то вполне можем наломать дров, чего Делмар и опасается.
— Предположим, Адам дает показания, — сказала Рут, — и сообщает все, что ему известно. Если он скажет, что «услышал» это, кто усомнится в сказанном? Кому придет в голову, что он имеет в виду вовсе не обыкновенный слух?
— Нет, Рут, так мы и подавно не выйдем сухими из воды. Защита сразу же подаст протест, будто мы замалчиваем истину, и тогда назначат специальное слушание. Я не вижу причин, по которым Янг откажется выступать в качестве свидетеля и показать, что Адама в тот момент не было в пределах слышимости. Нам придется оспорить это, а доказательств у нас — никаких. Нет, мы не имеем права вступать на столь зыбкую почву. Надо действовать наверняка. И ведь многое уже сделано. Теперь решающий момент — это показания Адама о том, что он подслушал.
— Мы хоть сейчас можем доказать, что произошло убийство. Вероятно, мы сможем доказать, что Янг находился в том районе, где жертва села в машину. Мы знаем время, когда произошло убийство. Все, что нам нужно, — это подтверждение, которое сводило бы воедино все косвенные доказательства, а здесь нам может помочь только Адам, если он покажет, что Янг «сознался». По идее этого должно хватить, чтобы притянуть присяжных на нашу сторону при обсуждении столь спорного дела. Но зерно проблемы в том, как объяснить, откуда Адам все это узнал. Мы не можем положиться на Делмара. Значит, остается Мак. — Джун повернулся к психоневрологу. — Я должен знать, сможете ли вы сделать это или нет. Если не сможете или если, на ваш взгляд, присяжные не купятся на версию о телепатии, значит, и нет резона ввергать в эту пучину Адама.
Рут поняла подтекст. Бад пытался свалить с себя ответственность. Если Мак отвечал «нет», значит, все, дело кончено. Никто не идет в суд, никто не выступает в роли свидетеля, никто не берет на себя никаких обязательств.
Мак долго не отвечал: он вел трудный бой с собственной совестью. Собеседники почти явственно видели, как "крутятся шарики" в его голове.
В конце концов совесть победила. Мак четко и недвусмысленно произнес "да".
Рут почувствовала, как сердце подскочило до самого горла.
— Хорошо, — сказал Джун. — Следующий вопрос: можете ли вы подкрепить свое объяснение феномена какими-нибудь научными доказательствами?
— Да.
Рут уже справилась с собой настолько, что смогла задать вопрос. По ее интонации можно было понять, что она все еще ищет обходные пути.
— А как насчет четвертой поправки к конституции? Или, если хотите, насчет пятой и четырнадцатой поправок?
— А что такое?
— Перед вами выложат множество решений с исходом, совершенно противоположным тому, что вы ожидаете: например, решение по делу "Техас против Гонсалеса". Или, может быть, "Кейди против Домбровского", "Кац против Соединенных Штатов". На пари я найду целую сотню решений, которые вам очень не понравятся.
— Рут, наш случай не имеет прецедентов. Никогда еще суды не выносили приговор по делам, где фигурирует чтение мыслей. Таким образом, ни одно из прежних решений не подходит. Мы будем стоять на том, что Адам — свидетель, который случайно подслушал, как человек сознается в совершенном убийстве. И вовсе ничего не значит, будто Янг не знал, что его мысли подслушиваются.
— Ключевое слово, Бад, — это непреложность. Если мы признаем за личностью непреложное право на неприкосновенность мыслей — а у Янга есть это право, — значит, любое вторжение в сознание незаконно, а признание вины неприемлемо.
— Все верно, Рут, но ты забываешь об одной вещи. Тот факт, что Янг, возможно, считает телепатию вымыслом, вовсе не означает, будто ее нужно сбросить со счетов. Если, допустим, кто-то сознался в убийстве перед фонографом Эдисона, не зная, что это устройство записывает его голос, — остановится ли суд перед тем, чтобы принять показания во внимание? Я беру риск на себя. Рут, и держу пари, что теория на моей стороне. Впрочем, все зависит от Мака, давай спросим у него.
— Что скажете. Мак? Как вы объясняете телепатию?
— Вы хотите услышать мою теорию?
— Меня устроит любая теория, лишь бы она звучала правдоподобно. Вы можете начать с объяснения, почему именно Адам оказался телепатом.
— А почему бы и нет? На его месте мог бы оказаться любой другой, если уж на то пошло. У меня нет никаких оснований считать, что Адам — единственный телепат, который когда-либо существовал на Земле, но он единственный, с кем мне пришлось иметь дело. И он же — единственное основание, на котором зиждется мое убеждение, что этот феномен можно объяснить с научной точки зрения.
— Не впадайте в мелодраму. Мак.
— Прошу прощения. Мне просто кажется, что коль скоро у нас есть некто во плоти и крови, кого люди могут лицезреть и кто может, если понадобится, продемонстрировать свои необыкновенные способности, то уж доказать, что телепатия существует, — проще простого. Другое дело — ее надежность.