Ночь, когда цветет папоротник (СИ) - Страница 143

- Если переводить дословно, это значит “Шепчущий волкам”, - Ричард улыбнулся, смоля очередной сигаретой - Стайлз сбился со счета, сколько тот успел выкурить за время их разговора. - Место его рождения и определяет место проведения ритуала. Все эти люди погибли, Стайлз, чтобы пробудить не Дерека, а тебя. Поэтому ты сейчас имеешь бледный вид, чувствуешь слабость и недомогание. Ликаон замкнул контур последней жертвой, и ритуал необратим, он движется к своему завершению. Этой ночью Луна окрасится в красный цвет, впитав в себя каждую каплю крови, пролитую на землю. И эта ночь наш последний шанс, Стайлз, потому что еще двадцати семи лет, когда цикл повторится и Ликаон станет смертным, лишившись возможности вмешаться и защитить своего сына, у нас может не быть. Это единственная возможность убить Дерека до того, как он перестанет им быть, а ты превратишься всего-навсего в инструмент управления им. Поверь мне, Венаторы не единственные, кому ты и Дерек нужны. Вас будут преследовать, шантажировать, они заставят вас убивать, подчиняться, рано или поздно вы сломаетесь, не сможете убежать и спрятаться, потому что не сумеете оставить стаю, семью, сжечь все мосты… Это не та жизнь, которую ты заслуживаешь. Вы оба заслуживаете.

- Нет, - зашептал Стайлз, отчаянно мотая головой, будто так он смог бы вытрясти все эти слова из своих ушей, хлынувших внутрь и вставших комом поперек горла. Он не узнавал собственный осипший, слабый голос. - Я не верю. Это неправда. Ты лжешь!

- Я не лгу тебе, - резко произнес Ричард, обрывая истерику на корню. - Посмотри на себя. Ты уже практически слился с ним, с его сознанием, ты становишься частью его, а он тебя, и ты не справишься…

- Не говори мне, с чем я не справлюсь! - заорал Стайлз, срываясь. - Я не позволю ему умереть!

- Позволить - это неверный глагол, - сразу охладил его пыл Ричард своим ледяным тоном. Он с прищуром глядел на трясущегося парня. Ему было жаль его. Правда, жаль. - Если я не справлюсь, Стайлз, если Луна взойдет раньше… Ты должен будешь убить его.

- Я не убью его!

- Это будет уже не он. Не Дерек, не твой Дерек, - жестко припечатал Ричард. - Когда я разобрался в том, кто Дерек и кем является его отец, было уже поздно что-либо предпринимать. Хотя я лукавлю. У меня были миллион и одна возможность избавиться от него, но я этого не сделал. А еще я мог бы убить тебя сразу, как только увидел - еще одиннадцатилетним мальчишкой, ведь я знал, кто ты и какую роль ты сыграешь в судьбе Дерека. Сам посуди - нет Суппрессора, нет и Волчьего Царя. Но я и этого не сделал. А знаешь почему? Потому что ты смог спасти моего сына, ты смог сделать его счастливым. Ты подарил ему ту жизнь, о которой он и не мог мечтать. И Дерек, и я, мы знаем, что умрем. Но нам не жаль. Мы этому даже рады. Скоро наши мучения подойдут к концу, - он сделал последнюю затяжку и бросил бычок в траву. Из него высыпался серебристо-черный мелкий пепел, не похожий на табак. Это был аконит. Вот, значит, как Ричард контролирует себя. Существует на грани смерти, пропитывая кровь ядом каждый невыносимый миг.

- Я сделаю все, что в моих силах, чтобы не заставить тебя проходить через это, - негромко сказал он остолбеневшему, парализованному, оглушенному Стайлзу. - Но помни, Стайлз, что если я не смогу, ты должен.

Ричард окинул последним взглядом могилы своей семьи, словно прощался с ними ненадолго, собираясь вскоре к ним вернуться, в этот раз навсегда, и ушел, оставив Стайлза один на один с самим собой.

И с пустотой.

Стайлз сполз вниз на землю, царапая кожу спины под задравшейся курткой о грубую кору дуба - проскользил вниз по его стволу, пока не опустился на траву между корней. Одуряюще пахло белыми лилиями и тошнотворно - сырой землей. Стайлз закрыл глаза, схватился судорожно за голову, он задыхался, выл и плакал. А потом зарыдал, надеясь, что со следующим судорожным всхлипом чертово, еще что-то чувствующее сердце выдавится из его скованной спазмом груди и он испытает долгожданное, такое нужное ему облегчение.

Ожидание чего-то страшного и неизбежного - самое страшное испытание. Стайлз молил о конце.

Господи, пусть все закончится. Пусть все закончится.

***

Стайлз выходит на поляну с вытянутой рукой, готовый спустить курок. Он сосредоточен на своей цели и стреляет, не замедляя шага. Секунда - и пуля входит в плоть, разрывая мягкие ткани и раздрабливая кости. Волк визжит, громко, высоко, надрывно, в ушах Стайлза звенит, и он морщится, глядя, как Питер, рухнув в траву, остервенело кусает рану на задней лапе, пытаясь вытащить пулю, которая причиняет ему больше дискомфорта, нежели внушает опасения. Рана не смертельная, конечно же, потому что Стайлз хочет с ним поговорить, а не убить его. Убить всегда успеется.

Он подходит и присаживается рядом со скулящим, скалящимся, рвано дышащим волком, дергает его голову вверх за загривок и приставляет дуло пистолета между его удивленно распахнутых глаз.

- Какого черта ты творишь?.. - сипит Питер, все еще не веря, что этот мальчишка только что выстрелил в него. И попал, когда он бежал быстрее, чем мог зафиксировать человеческий глаз. Он ведь не промазал, целившись изначально в голову?..

- Вопросы здесь буду задавать я, - жестко отрезает Стайлз, слушая, как отвратительно шипит, сгорая, кровь, вытекая из конвульсивно дергающейся лапы, - а ты будешь хорошим мальчиком, Питер, и ответишь на все, если не хочешь, чтобы я нажал на курок еще раз. Ты понял?

Волк слабо кивает. Стайлз дергает его, встряхивая, и рявкает:

- Не слышу!

- Да! - рычит в ответ Питер и цедит сквозь оскаленные клыки: - Да, я понял.

- Отлично, - Стайлз удовлетворен таким ответом. Ему ведь не нужно Питеру напоминать, что говорить можно правду и только правду? - Ты соврал, когда сказал, что убил Дэвисов по приказу Талии.

- Это не вопрос, но я отвечу. Я не соврал, - Питер тяжело дышит, ему больно, а Стайлзу отчего-то становится даже жарко. Он давно мечтал сделать с дядюшкой что-нибудь плохое и как можно более болезненное. Кто знал, что ему это так… понравится, аж до сладостной дрожи.

- Талия знала о ритуале?

- Да, - Питер щурится. - И она хотела, чтобы он завершился.

- Чтобы я стал Супрессором? - любезно подсказывает ему Стайлз, передразнивая обычную манеру речи Питера, и волк, кажется, теряет дар речи.

- Откуда ты?..

- Я знаю все, Питер, все, что ты так тщательно скрывал, - Стайлз уже сказал, что не станет отвечать ни на какие вопросы и повторяться - тоже. - А теперь как можно убедительнее скажи, что ты ко всему этому не причастен.

- Я не хочу убивать Дерека! - Питер не врет. - Я приехал, чтобы ему помочь.

- Зачем тебе помогать?

- Потому что я хочу, чтобы он стал Волчьим Царем! - рыкнул Питер, и его как прорвало: - Люди почти истребили мой род, они наплодили этих жалких полукровок-ликанов, мы вынуждены прятаться, сдерживаться, терпеть, пресмыкаться! Думаешь, это здорово, приятно, нормально?! Черта с два! Но сегодня уже все изменится, мир изменится, он снова станет наш! Нам будут поклоняться, как раньше, и ни одна человеческая мразь не посмеет больше убивать нас и наших детей!

Стайлз слушает его, казалось бы, внимательно, но смысл ускользает от него, потому что… слова Питера вселяют в его сердце какой-то первородный ужас, он в полной мере осознает, наконец, что существо перед ним другого, доминирующего, превалирующего вида, и если Дерек объединит своих сородичей, они превратятся в несокрушимую армию, станут господствующей расой на Земле, и тысячелетия истории человечества канут в небытие.

- И сколько вас? - не справляясь с голосом, сипит Стайлз.

- Имя мне - легион, ибо нас много, - безумно скалится Питер и лающе смеется, предвкушая скорую, окончательную, бесповоротную победу. Стайлз с силой сжимает шерсть в кулаке. - Но тебя никто не посмеет тронуть, Стайлз, ты истинная пара Дерека, ты теперь один из нас. Ты будешь нашей Королевой.

- Заткнись! - Стайлз судорожно вцепляется в пистолет, ему так хочется надавить на курок, вышибить этой твари мозги, искупаться в ее горячей крови. Но он сдерживается из последних сил, повторяя про себя, что еще не все, что еще слишком рано. - Жрицы тоже вас поддерживают? Поэтому меня должны были убить до того, как я успел поставить им шах и мат, став парой Дерека и получив политическую неприкосновенность? Ведь теперь если умру я, умрет и он, да?