Ночь Аиды - Страница 4

– Хорошо, сейчас, – глубоко вздохнув, Наташка заворочалась, удобней устраиваясь на кровати.

– Что мне делать? – Как тебе помочь?

– Зови своих зверей и, если сможешь, присоединяйся, – прошелестела подруга и отключилась.

С трудом приподнявшись на локтях, я огляделась в поисках воды. Обнаружив пустой кувшин, облизала губы и скатилась с кровати. Руки Коб-Ора бессильно упали, но воин упрямо продолжал шептать: «Все хорошо маали!»

Маали – маленькая – так меня никто и никогда не называл. Даже муж. Как-то не приняты у нас такие нежности. Слезы навернулись на глаза, я судорожно вздохнула, и подползла к Коб-Ору. Дотронувшись до его лица, ощутила сухость и жар, идущий изнутри. «Дракончики, миленькие мои, где вы, вернитесь!» – в отчаянье звала я и вслух, и мысленно. Но серый туман плотной стеной стоял внутри меня, скрывая вход в За-Гранье.

Закрыв глаза, я взяла Коб-Ора за руки. Где-то внутри меня неожиданно зазвучала жалейка, и я заплакала от жалости, нежности, сочувствия. Ни один мужчина никогда за всю мою сорокалетнюю жизнь не пренебрегал своей драгоценной жизнью, чтобы спасти совершенно незнакомую женщину. Слезы текли и текли, я все крепче сжимала руками ладони Коб-Ора, пытаясь вернуть силу, которую он вливал в меня, поддерживая Наташкину магию, и отдать часть своей, возвращая его к жизни.

– Ты не смеешь меня бросить! Немедленно возвращайся! – взывала я хриплым шепотом к воину.

Драконы по-прежнему молчали, и я не имела ни малейшего представления, помогаю Наташке или впустую трачу время.

«Я стояла на краю-у земли-и», – билась в висках строчка из песни. И я действительно стояла на краю неизведанного, в центре вселенной, как бы высокопарно это не звучало. А как иначе назвать местность, в которой я очутилась, когда вокруг бескрайнее серебристо-серое пространство, похожее на живой кисель, и единственный твердый островок – место, где я стояла.

Во рту ощущался привкус какой-то отравы. «Черт, это ж надо было так напиться вчера со Снежей», – скривилась я, облизывая пересохшие губы, сглотнула набежавшую слюну. Но вместо ожидаемого ощущения от нагадивших во рту слоников, почувствовала металлический привкус крови. Провела рукой по губам и с удивлением увидела густую красную полоску на запястье.

«Странно, что это?» – слабо удивилась я, обнаружив в крови проблески серебра. Осторожно лизнула, и тут же сплюнула: мерзкий вкус хлора обжег обоняние и язык. Проплевавшись, отерла руки и оглянулась, пытаясь все-таки выяснить, где нахожусь, и какая неприятность грозит мне из странного серого вещества. Почему-то на островок, на котором я стояла, этот красивая серебристая субстанция не залазила.

Повертев по сторонам головой, разглядела где-то далеко на краю горизонта какие-то зеленоватые всполохи, похожие на разряды молний. Но больше всего угнетала абсолютная тишина и густой спертый воздух с тяжелым запахом все того же хлора.

Неосторожно переступив с ноги на ногу, я оступилась и прикоснулась к клубу тумана, зашипела, вздрогнув от боли: меня словно обожгло электрическим разрядом. «Кош, а кош, где мы?» – я позвала кошку и, не услышав ответа, по-настоящему испугалась. Остаться без своего зверя – самое ужасное, что могло со мной приключиться. Еще хуже – оказаться неизвестно где без Снежки и ипостаси одновременно.

Я моргнула, смахивая непрошеные слезы, прикусила губу и вновь завертела головой, пытаясь сообразить, как отсюда выбираться. И тут я увидела отца. Он шел ко мне по кисельному серому полю такой же молодой и веселый, каким я его помнила. За прошедшие годы внешность его практически не изменилась, разве что глубокие морщинки залегли в уголках голубых глаз, да серебро запуталось в кудрях.

В охотничьем костюме как в старых фильмах про индейцев, с тяжелым луком за спиной и охотничьей сумкой через плечо, Владеющий мирами, кажется, так называла его Хранительница Агафья, шел к своей маленькой девочке спустя годы. Но ни титулы, ни звания, ни любые другие условности обоих миров не могли изменить того, что это мой папка, папочка, папуля.

Вся нежность, которую я старательно прятала от себя долгое время, бурным потоком пыталась вырваться наружу, я едва сдерживала эмоции: «Папочка! Папка, родненький! Я так люблю тебя!» – маленькая девочка внутри меня как заведенная твердила драгоценные слова, молясь и надеясь на чудо.

«Папуличка! Ты пришел, чтобы спасти меня? Свою маленькую принцессу?!» – в свои сорок с хвостиком мне безумно хотелось, чтобы отец взял меня за руку, как ребенка, и повел, не выпуская маленькой ладошки, туда, где нет ни магов, ни демонов, ни сумасшедших богинь. А потом обнял и никуда и никогда не отпускал.

Я сглотнула, пытаясь затолкнуть тяжелый тугой комок обратно внутрь. Отец неторопливо приближался ко мне с ласковой улыбкой, глядя прямо в глаза. Я вдруг снова стала маленькой девочкой, жаждущей отцовской ласки и одобрения. Мне хотелось со всех ног кинуться в его надежные объятья, ощутить тепло его ладоней на своих плечах, но кусачий живой кисель обжигал пальцы ног и не давал спуститься с островка.

«Стоп, но как…» – мелькнула мысль и тут же исчезла, стертая из моего разума отцовским голосом.

– Тала Шат Мау… Девочка моя, ты здесь, – произнес отец, приближаясь ко мне. – Я так рад видеть тебя.

– Я… тоже… – судорожно вздохнула я, выталкивая из себя слова.

Горло пересохло, а язык, казалось, распух до невероятных размеров и не хотел шевелиться во рту. Отец все еще был далеко от меня, но почему-то я очень хорошо слышала каждое его слово. Я даже могла рассмотреть морщинки в уголках его глаз.

«Кош, ты вернулась?», – тихонько позвала я, решив, что раз зрение стало острым, значит, моя кошка снова со мной. А ответ лишь тишина. «И мертвые с косами вдоль дорог стоят», – откликнулся мерзким голосочком глубинный страх, я передернула плечами, прогоняя глупые мысли из головы.

Субстанция вокруг меня пошла мелкой рябью, пытаясь добраться до моих ног. Я опасливо поджала пальцы, продолжая жадно разглядывать отца.

– Не бойся, цветок тебя не тронет, – широко улыбнулся мужчина. – Иди ко мне, я очень хочу тебя обнять. Я так скучал все эти годы.

Сердце… мое маленькое бедное сердце разорвалось на тысячи кусочков, рухнуло в бездну и взлетело кометой вверх, чтобы забиться где-то у меня в горле маленьким золотистым неуловимым снитчем. Крылышки его щекотали мне небо, перехватывая горло судорогой, и вызывая слезы.

– Я… не могу… пап… – душа не выдержала и соленая влага потекла по моим щекам: как давно я не произносила это родное слово вслух. – Туман… он меня обжигает…

– Не бойся, – отец протянул ко мне руки. – Иди ко мне, – глядя на меня с любовью, приглашающе кивнул головой отец, подзывая к себе.

Отчаянно хотелось, чтобы все это было правдой! Но даже если это видения одурманенного чем-то разума… «К черту все!» – сжигая за собой мосты, выдохнула я и сделала шаг, не сводя глаз с мужчины, дороже которого у меня нет, и не будет никого на свете.

Вещество зашипело и накинулось на мои ступни. Боль обожгла и немного отрезвила. Я отпрыгнула от края субстанции, подскакивая то на одной, то на другой ноге, шипя больше от отчаянья, чем от острых колючек, впившихся в мою обнаженную кожу.

– Пап… Как ты можешь тут ходить… Хотя да, ты же в обуви, – растеряно глянув на свои босые ноги, расстроенно всхлипнула я. – Пап… Иди сюда, пожалуйста. Мне страшно! Очень! Я потеряла подругу. И мой зверь… Моя кошка… Она исчезла, – истерика вырывалась хриплым голосом из глубины моего отчаянья.

– Папочка! Папуличка! Родной мой, любимый! Что мне делать? Я очень хочу домой! Там Вика… Мама… Пап, забери меня отсюда! – и все-таки я не сдержалась и начала рыдать как когда-то в детстве, захлебываясь слезами и совсем не детским горем.

Отец стоял в нескольких шагах от меня, протягивая руку в ожидании. В уголках его губ затаилась легкая грусть и усталость. Моя душа рвалась к нему. Мои ноги жгло огнем. Моя кошка молчала. Я бесновалась на куске земли со всех сторон окруженная смертельным туманом.