Нобелевская премия - Страница 18

– Спасибо, – сказал он. Бенгт Нильсон. Отчаянный парень.

Женщина подвинула ему купон.

– В четверг, – равнодушно сказала она.

После этого Ганс-Улоф немного побродил по пассажу. Он был красиво отделан, с чёрно-белым узором на мраморном полу, и кофейня в одном из проходов приглашала передохнуть, предлагая по специальной цене кофе с шоколадным пирогом. Почему бы нет? Время у него было, и уж если кто и имел право немного перевести дух, так это он. Он выбрал себе толстое «брауни» и капуччино, расплатился и опустился со своим подносом за столик. Отпил первый глоток, наслаждаясь тем, что впервые за последние недели никуда не торопится, ничего не планирует и может потратить несколько минут бесцельно и бессмысленно.

Пирожное «брауни» было вкусное. Ганс-Улоф жевал и глядел по сторонам.

И вдруг увидел мужчину с широко расставленными глазами.

На сей раз он был не в форме полицейского. На нём была серая куртка и чёрная вязаная шапочка, которая преобразила бы его до неузнаваемости, если бы не эти расставленные глаза, которые не спутаешь ни с какими другими. Он быстро шагал вдоль пассажа, погружённый в мысли, и спешил. Кажется, он не заметил Ганса-Улофа. Кажется, он вообще не смотрел по сторонам.

Ганс-Улоф пригнулся над своей чашкой, сделал глоток, искоса провожая глазами человека, который хотел купить его голос за три миллиона крон.

Откуда он мог здесь взяться? Неужто из-за него? Нет, непохоже. Это случайная встреча и, может быть, шанс!.. Ганс-Улоф подождал, когда мужчина скроется в следующем проходе, потом вскочил, оставив на столике пирожное и кофе, схватил свой шарф и кинулся догонять.

Шаги, шаги – они громко отдавались у него в ушах, когда он гнался за этим человеком. Тот ведь мог в любой момент обернуться, заметить его, и что тогда? Но тот не обернулся. Не побеспокоился. Спешил к концу пассажа, где дверь раскрылась перед ним и выпустила его в уличную толпу на Сергельгатан.

Снаружи было легче идти за ним незамеченным, но труднее поспеть. Ганс-Улоф протискивался мимо прохожих, не обращая внимания на их недовольство и машинально роняя слова извинения каждому второму – как ему казалось, – жителю Стокгольма, однако как он ни спешил, чёрная вязаная шапочка удалялась от него всё больше, и когда он всё-таки её нагнал, она оказалась надетой на коренастую женщину с раздутым лицом.

Проклятье! Ганс-Улоф остановился и ничего не понимал. Что этому человеку здесь было нужно? Может, что-то, вообще не связанное с ним и Кристиной? В конце концов, и у заговорщиков, похитителей и шантажистов есть своя частная жизнь.

Наконец он решил, поскольку всё равно никакой другой идеи не было, снова поехать домой. Жаль было кофе и пирожного, но всякое желание расслабиться у него окончательно прошло. Видимо, ему не уйти от своих мучителей даже на минутку.

Он побрёл к многоэтажной парковке и огорчился из-за высокой платы: ему всегда «везло» ровно на одну минуту залезть в следующие полчаса, подлежащие оплате, – и взял свою машину. Как всегда, он с облегчением вздохнул, когда очутился под открытым небом. В тесных парковках всегда приходится с трудом втискиваться между двумя машинами и потом выбираться и влезать обратно на сиденье через полуоткрытую дверцу, из-за этого его пальто задралось и скомкалось на спине. Он воспользовался ближайшим красным светофором, чтобы поправить пальто и как следует установить зеркало заднего вида…

И – вот он. В машине позади него.

Человек с рыбьими глазами.

Ганса-Улофа словно ударило током. Что это могло значить? Неужели тот его всё-таки преследует? Но непохоже. Незнакомец говорил по телефону, кричал в свой мобильник и волновался.

Зелёный. Ганс-Улоф медленно тронулся, чувствуя, что его руки дрожат на руле, и не в силах отвести взгляда от зеркала заднего вида. То был он, никаких сомнений. За рулём тёмно-красного «вольво», номер которого ему не был виден.

Что дальше? Кто кого преследует? В любом случае надо ехать медленно. Без риска аварии. И как следует подумать.

Пока ехали по Васагатан, «вольво» оставался позади. Мужчина, казалось, был занят другими делами. Нет, это был не преследователь. Он его даже не замечал. Если принудить его к обгону и потом пристроиться ему в хвост, то, может быть, он приведёт Ганса-Улофа к весьма интересным открытиям…

Мужчина перестал говорить по телефону и мрачно глядел в пустоту. Ганс-Улоф пригнулся: ему приходилось помнить о том, что мужчина с рыбьими глазами наверняка знает номер его машины и в любой момент может сильно удивиться, обнаружив его у себя под носом. Но он едет вплотную! На такой дистанции номер прочесть невозможно.

Вот мужчина снова хватает мобильник, набирает номер, говорит. Вместо того, чтобы наконец обогнать Ганса-Улофа! Они приближались к площади Св. Эрика, большому перекрёстку, но поворотник у мужчины не мигал – должно быть, дальше он ехал прямо.

Ганс-Улоф пересёк Оденгатан. То, что мужчина с рыбьими глазами в последний момент включил левый поворотник и свернул в сторону Кунгсхольмена, он заметил, когда было уже поздно. В ярости он ударил по рулю и сам удивился, сколько ругательств он всё ещё помнит со времён юности.

В этот вечер телефон не зазвонил. Ганс-Улоф сидел до поздней ночи на диване, поглядывая то на телефон, то на визитную карточку журналиста, которую он положил перед собой на стол, и размышлял.

Похитители сделали всё возможное, чтобы не вызвать шума. Средством их давления была Кристина. Пока она в их власти, он исполнит всё, что они захотят.

Во всяком случае, до тех пор, пока он может рассчитывать на её возвращение целой и невредимой.

Но может ли он на это рассчитывать? Получит ли он Кристину назад такой, какой знал прежде? До сегодняшнего дня он полагал, что у него нет другого выхода, кроме как подыгрывать похитителям, но, может, это его ошибка? Может, выбор у него есть? Напоминание о журналисте навело его на мысль, что другой путь – возможно, даже единственный, действительно способный спасти Кристину, – привлечь внимание общественности.

Если станет известно – по всей стране, по всему миру, через газеты и телевидение, – что концерн «Рютлифарм» купилНобелевскую премию для одного из своих научных сотрудников, что он не остановился даже перед тем, чтобы похитить четырнадцатилетнюю девочку, – то ответственным за это не останется ничего другого, как выдать Кристину, во избежание худшего. Если правда станет всеобщим достоянием, их игра проиграна. Тогда София Эрнандес Круз десятого декабря не получит Нобелевскую премию, что бы ни случилось.

Может, после этого Нобелевская премия перестанет существовать. Но это уже неважно. Главное – Кристина, больше ничего.

Ганс-Улоф поднял трубку, но тут же снова положил её. Не отсюда. Он не знал, прослушивают ли его. Вероятнее всего, да. Он бы на их месте прослушивал.

Поэтому он встал, надел пальто и ботинки, взял ключ от машины и вышел из дома. Проехал немного по пустынным улицам жилого района, пока не убедился, что за ним нет хвоста. Потом остановился у телефонной будки на пригорке, так что оттуда просматривалась вся местность.

Он изучил все шесть номеров, что теснились на визитной карточке: телефон редакции, факс редакции, мобильный номер, затем номер с кодом Мальме и, наконец, домашний телефон и факс. Ганс-Улоф выбрал домашний номер, и выбор оказался верным, поскольку Бенгт Нильсон тут же ответил, будто ждал у аппарата.

– Андерсон, – сказал Ганс-Улоф. – Вы меня помните?

Журналист что-то промычал.

– Профессор Андерсон? Разумеется, я вас помню. Чему обязан честью в такой поздний час?

– Я хочу вам кое-что рассказать.

– Не по телефону, я предполагаю?

– Нет. Не по телефону.

– Хорошо. Дайте мне подумать. – На это журналисту понадобилось не так много времени. – Вы знаете «ТАРО»?

– Нет.

– Хорошее кафе в Гамла-Стан, в Старом городе. Неподалёку от Сторторгет. Его легко найти.

– Хорошо. Когда?

– Завтра в полдень, в двенадцать. Я закажу столик, за которым нас никто не сможет подслушать. Владельцы этого ресторана – мои добрые друзья. Скажете, что вы приехали встретиться с Бенгтом, они будут знать.