НЛО из Грачёвки - Страница 4

– Кто это «они»? – спросил Тихон с легким оттенком раздражения. Ему не нравилась всегдашняя Пашкина манера начинать со сладкого.

– Кто тарелку сделал, – рассеянно отвечал Пашка, пропуская глобус сквозь сцепленные в кольцо руки. Все его техническое мышление, воспитанное повседневностью и ею же проверенное, наотрез отказывалось понять способ подвески бело-голубого шара. Сопя, он уцепился за глобус и попытался сдвинуть его с места. Тихон не выдержал:

– Да что эт-то за привычка такая, все крутить!? – взревев, он хлопнул себя по коленям и вскочил… но тут же присел, схватившись руками за голову.

Пашка испуганно поднял руку. Она уперлась в жесткую невидимую преграду. Напрасно ребята лихорадочно ощупывали купол. Выхода не было.

– Я все понял, – сказал Павел. – Это ловушка для дураков.

Тихон, осознав всю безрезультатность поисков хоть какой-то лазейки в броне купола, молчал.

Далекая вспышка молнии выхватила из темноты Пашкино лицо с круглыми совиными глазами.

– Это марсиане подсунули тарелку, – продолжал он. – Сейчас повылазят из кустов: «Кто-то, кто-то нам попался в этот раз?»

– Угу… А ты им: «Это я – Пашка Русаков».

Пашка засмеялся:

– Ерунда получается… Как-то же отсюда можно выйти…

И прежде, чем Тихон успел помешать, Павел нажал первую попавшуюся клавишу.

…Лес прыгнул навстречу, завалился набок. Кто-то свирепый и сильный навалился на голову и плечи Тихону, стараясь скрутить его в кольцо…

Пашка постанывал и гладил ногу повыше колена, виновато глядя на подымавшегося Тихона. Тот покрутил головой, потрогал шею, кашлянул, проверяя голос, и, наконец, счел возможным говорить.

– Ты вот что, марсианин… Ты, это…

Тихон опять осторожно покрутил головой:

– А то…

Пашка виновато поежился.

– Где лес? – Тихон постучал по куполу. – Это что? Где это мы?

Вокруг не было видно ничего, кроме ровного серебристого сияния.

– У тебя что, язык отсох?

– А я откуда знаю? – огрызнулся Павел. – Я нажал только, а оно давай голову откручивать. И ногу вон…

Пашка с преувеличенным страданием глянул на свое колено.

– Тебе бы еще руки открутить! – кипятился Тихон. – Ну, что ты лезешь, куда не просят?! Какую нажимал?

Пашка посмотрел на пульт.

– Вон ту, вроде…

– Вон ту, вон ту… – Тихон не решался притронуться к клавиатуре.

Внезапно еще больше посветлело, и через какое-то мгновение ребятам открылась картина ошеломляющей красоты: яркая луна висела в черном небе, усеянном звездами, а вокруг!.. А вокруг и внизу громоздились без конца и края снежные горы облаков, залитые лунным сиянием!

Павел от неожиданности со всхлипом втянул воздух и вцепился в непрозрачную панель пульта. У Тихона обмерло все внутри и закружилась голова.

Видение исчезло так же неожиданно, как и появилось. Вокруг снова стояло серебристое сияние.

– Вот это да! – заорал Пашка. – Я же говорил! Говорил! Тарелка это! Забыли марсиане или бросили, может.

– Ты не так говорил, – поправил его Тихон. – Ты говорил: «Подсунули».

Павел пропустил замечание мимо ушей. Все его существо наполнилось неописуемой радостью. Казалось, еще немного и он начнет светиться от этой неистовой радости, переполнявшей его.

– Ну, конечно! – продолжал кричать он. – Глобус у них заместо карты! А это, значит, чтобы управлять ей!

– Чего ты кричишь? – отрезвляюще спокойно спросил его Тихон. – Ты что, с марсианами договорился? Тарелка эта твоя теперь? Ты, может, и выйти из нее можешь?

Пашка постучал по куполу:

– Нет, но я знаю, что эта клавиша «Вверх» была.

– Об этом я и сам догадался.

– Я просто не знал, что надо потихоньку нажимать, – оправдывался Павел. – Я думал, как на пианино… А оно потом само руку прижало.

Тихон подсел к пульту и осторожно притронулся к той самой клавише, которую до этого так бесцеремонно нажимал Пашка.

Тарелка дрогнула, и в ту же секунду опять стал виден бескрайний облачный простор.

От необычности картины, от того, что возникало ощущение оторванности от всего и вся, у Тихона опять закружилась голова и сладко засосало под ложечкой. Пашка старательно выводил «первым голосом» что-то среднее между «э-э-э» и «и-и-и».

Облачные горы громоздились одна на другую, таяли, вырастали из ничего и быстро плыли неразрывным фронтом.

– Левку бы сюда, а, Тихон, – оборвал свое пение Павел, – он бы стихами загово…

Тихон мрачно взглянул на Пашку. Увидев его жалкое и в то же время счастливое лицо, удивленно поднял сросшиеся на переносице брови:

– Что это с тобой?

– Левку бы сюда, – глупо улыбаясь, повторил Пашка, – он бы стихами заговорил… А, Тиш?

– Я тебе сам петь буду, – пообещал Тихон, – если… твои марсиане нас живыми отпустят.

Растопыря пальцы над клавишами, Тихон решал уже известную в истории задачу. Правда, у того, кто столкнулся с ней впервые, выбор был беднее. Не девять клавиш, как у Тихона, а всего две копны сена. Но несмотря на некоторые различия в условиях задачи, результат мог оказаться тем же самым. Пашка интуитивно почувствовал опасность.

– Жми любую, – храбрясь, посоветовал он и после паузы добавил: – Потихоньку только…

Справедливости ради следует отметить, что по части управления всякой техникой Тихон был виртуозом. Даже школьный, видавший виды, ГАЗик, как всегда казалось Пашке, узнавал Тихона. Пашка мог бы поклясться, что слышал, как старая машина покряхтывала от удовольствия, когда Тихон садился за руль. А уж строптивости ее при этом как не бывало. Куда исчезал натужный вой! Ветеран становился стремителен, как «Волга», а по плавности хода мог соперничать с «Жигулями».

Вздохнув, Тихон поиграл в воздухе пальцами. На искрящемся фоне облачного покрывала черный силуэт его был карикатурно схож с пианистом, решившим сыграть на незнакомом инструменте. Дело осложнялось не только тем, что строй музыкального инструмента составлял для исполнителя тайну, но также и тем, что в случае неправильно взятого аккорда пианиста вместе со слушателем ждали последствия, которые никто не решился бы предугадать.

То немногое, о чем сожалел в эти минуты Павел, – было отсутствие скобы в полу тарелки.

– Угу… так, так… Ага… – раздавалось под куполом.

Тарелка, мягко покачиваясь, исполняла замысловатый танец.

– Готово, – неожиданно сказал Тихон. – Можем лететь.

– Хм… И домой?

– Можно и домой, – нарочито дежурным тоном отозвался «пианист» и возложил руки на клавиатуру.

Ускорение мягкими лапами вцепилось в Павла, и тому пришлось ухватиться за угол пульта.

Сначала нерешительно подрагивая, но затем все смелее и увереннее тарелка, снижаясь, входила в вираж.

Тихон окончательно освоился с удивительно легким управлением тарелки, и облака понеслись на них снизу так стремительно, что Пашку оторвало от пола.

– 3з-зем-ля же… – сквозь зубы начал он, едва держась за округлый выступ пульта. Но падение уже замедлилось. Тарелка полого скользнула к приветливо мигавшим огням Грачевки, проплыла над прудом, перескочила через улицу и медленно опустилась на мокрую траву во дворе Пашкиного дома.

Пузырилась под дождем лужа. Тускло отсвечивали окна дома. Беззвучно шевелил листьями огромный тополь во дворе. Все было рядом – рукой подать. Если б рука эта не упиралась в прозрачную броню купола.

– Вулкана уволю, – сказал Пашка, глядя на будку, в которой, свернувшись калачом, спал пес. – Совсем мышей не ловит. Хозяин не в своей тарелке прикатил, а он, понимаешь, ни гугу.

Тихон молчал, обдумывая положение.

Как-то так сложилось в их отношениях, что принимать решение в трудных ситуациях было делом Тихона. Внешне неторопливый, даже производящий впечатление тугодума, он неизменно оказывался прав в ситуациях, допускавших выбор. Бессменный судья всех спортивных соревнований, диспетчер в драке, умеющий видеть сразу за всех. Причем драк, в отличие от Пашки, он не выносил. Считал последним делом решать проблемы «вручную». «Надежный», – однажды охарактеризовал его любитель психологических портретов Левка. «А я? Я – какой?» – поинтересовался тогда Павел. «Ты у нас, Паша, парень на „два О“,» – сказал с усмешкой Лев. «Как это?» – опешил Пашка. «Обидчив, но Отходчив», – пояснил Левка.