Нити зла - Страница 2

— Попал? — раздался голос из-за плеча стрелка. Тсата задал вопрос на сарамирском, единственном языке, который понимали все оставшиеся в живых члены экспедиции.

— Возможно, — ответил Саран, не сводя взгляда с ущелья.

— Оно знает — мы здесь. — Было неясно, что имел в виду Тсата: что Саран выдал их местонахождение выстрелом или что монстр выследил их еще раньше. Тсата знал много языков, но грамматика сарамирского смущала даже его. Только урожденный сарамирец мог правильно употреблять окончания своего языка. Для остальных эта задача оставалась почти непосильной.

— Оно уже это знало, — тихо уточнил Саран.

Тварь чудовищно умна, по крайней мере казалась таковой до сих пор. Множество раз ей удавалось опередить группу, предугадать маршрут экспедиции, обойти стороной ловушки и распознать ложные следы. Один лишь Тсата два дня назад увидел монстра, направлявшегося вслед за экспедицией в лощину. Ни Саран, ни Тсата не обманывали себя: их ловушки не застигнут хищника врасплох. Единственная надежда заключалась в том, что хищник просто не сможет обойти все капканы.

— А где Вейта? — спросил Саран. Он вдруг понял, что Тсата рядом с ним, а не там, где должен быть, внизу, под прикрытием валунов. Иногда Саран жалел, что жители Охамбы лишены с детства привитой дисциплины, которой могут гордиться сарамирцы и кураальцы. Вместо этого они обладали неуемным темпераментом, благодаря чему поведение «прирожденных анархистов» становилось непредсказуемым.

— Справа. Под деревьями, в тени…

Саран не позволил себе отвлечься. Он уже хотел задать другой вопрос, но в этот момент в ущелье грохнул глухой взрыв, от которого по деревьям прошел ветер и задрожали скалы. Над серединой старицы медленно поднималось плотное облако беловатой пыли.

Отзвуки взрыва еще пульсировали в небе, и джунгли снова затихли. Все живые твари разом умолкли — такая тишина производила гнетущее впечатление. На протяжении нескольких месяцев шум джунглей служил неизменным фоном, а сейчас внезапно повисшая тишина отдавалась в мозгу болезненной пустотой.

Несколько томительно долгих минут никто не двигался, затаив дыхание. Наконец под ногой Тсаты сдвинулся камень, и этот шорох вывел обоих из оцепенения. Саран бросил короткий взгляд на ткиурати, который припал на одно колено позади него, укрываясь, как и его спутник, на фоне гладкой коры чапапы.

Никто не произнес ни слова. Слова были не нужны. Тсата и Саран просто ждали, когда пыль осядет и откроет местность, чтобы продолжить наблюдение.

Как ни удивительно, Сарану стало легче теперь, когда его спутник сидел рядом. Выглядел он странно и еще более странно себя вел, но Саран доверял ему. А он был не из тех людей, которые легко доверяют кому бы то ни было.

Ткиурати, по сути, полукровки. Тысячу лет назад первые ткиурати появились от браков кураальцев, покинувших свои земли, и туземцев, которых изгнанники повстречали на востоке. Из-за молочно-золотистого цвета кожи Тсата при разном освещении выглядел то здоровым и загорелым, то болезненным и желтушным. Грязные светло-оранжевые волосы он откинул назад. Они слиплись от крови. Тсата носил сероватую безрукавку и штаны простого пенькового полотна. Но на тех участках кожи, которые не прикрывала одежда, можно было увидеть фрагменты огромной татуировки, расползавшейся по всему его телу.

Завитки чрезвычайно сложного узора на бледно-желтой коже казались зелеными. Рисунок начинался на пояснице, вился по плечам, на ребрах, спускался по бедрам, икрам, охватывал лодыжки. Причудливые линии разбегались по всему телу ткиурати, пересекались, сходились в точки. Рисунок был абсолютно симметричен относительно воображаемой оси, проходившей сверху вниз через все туловище Тсаты. Более тонкие усики татуировки поднимались на шею и выше, проходили вдоль линии волос, соскальзывали по щекам, огибая глазницы. Два тонких отростка шли под подбородком и изгибались вверх, очерчивая губы. И из-под этой вечной маски, обрамляющей его черты, зеленоватые глаза Тсаты пристально вглядывались в ущелье.

Примерно через час к Сарану и Тсате присоединился Вейта. Он выглядел изможденным и больным. Короткие черные волосы были безжизненно тусклыми, а глаза, наоборот, лихорадочно блестели.

— Что вы делаете? — раздался свистящий шепот Вейты.

— Ждем, — ответил Саран.

— Ждете чего?

— Чтобы оно пошевелилось снова.

Вейта тихо выругался.

— Вы что, не видели? Взрывчатка сработала! Если даже эту тварь не убило взрывом, она наверняка угодила в одну из ловушек!

— Мы не можем полагаться на удачу, — сурово осадил его Саран. — Чудовище, возможно, всего-навсего ранено. Или могло задеть ловушку нарочно.

— И долго мы будем здесь сидеть?

— Сколько потребуется, — отрезал Саран.

— Пока солнце не сядет, — сказал Тсата.

Саран не разозлился на возражение. В глубине души он боялся, что чудовище уже выползло из ущелья под прикрытием валунов и добралось до леса. Хотя маловероятно, что ему удалось бы проделать этот путь незаметно для них троих.

После заката тварь получит преимущество, и тогда ее не обнаружат даже привычные к темноте глаза Тсаты.

— Да. Пока солнце не сядет, — поправился Саран.

И хотя насекомые жалили их, а воздух становился все более тяжелым и влажным, и каждый вдох давался с усилием, осторожные путешественники внимательно наблюдали за ущельем. Ничего, что напомнило бы о преследовавшей их твари.

Вейта возмущался, но остальные оставались глухи к его протестам. Саран мог ждать вечно, а Тсата беспокоился только о том, чтобы быть в безопасности настолько, насколько это возможно. Его всегда больше всего заботило благополучие и сохранность экспедиции, и он отлично знал, что преследователя лучше переоценить, чем недооценить. Но Вейта все ворчал и ворчал. Он горел желанием спуститься вниз, увидеть труп их страшного врага и побороть наконец страх перед чудовищем, которое удалось увидеть только Тсате, и то издали. Демон мести уже завладел сердцем сарамирца.

До заката оставалось около часа. Тсата беззвучно отделился от ствола чапапы.

— Пора, — тихо проговорил он.

— Наконец-то! — Вейта не смог сдержать радостного возгласа.

Саран, пролежавший ничком почти целый день, поднялся мягким движением. Раньше, в первые дни экспедиции, Вейта дивился выносливости этого человека, теперь она только раздражала. От боли Саран сейчас должен был бы чувствовать себя, как на дыбе. Но нет, он двигался гибко, как если бы только что совершил легкую прогулку.

— Вейта, мы с тобой зайдем через скалы с другой стороны. Ты знаешь, где ловушки. Будь осторожнее. Не все могли сработать от взрыва.

Вейта рассеянно кивнул.

— А ты, Тсата, пройдешь по верху каменных завалов. Если оно бросится на тебя или метнет что-то, спускайся и беги сюда со всех ног.

— Нет, — возразил Тсата, — оно могло уже добраться до деревьев. Я буду легкой мишенью…

— Если ему удалось выбраться из ущелья живым, тогда мы все теперь — легкие мишени, — ответил Саран. — Но нужно, чтобы кто-то посмотрел сверху.

Тсата задумался.

— Я понимаю, — проговорил он.

Саран решил, что ткиурати согласен с планом.

— И будьте настороже, — посоветовал напоследок Саран. — До времени лучше действовать так, будто оно живо и все еще очень опасно…

Тсата проверил и перезарядил винтовку. Саран и Вейта спрятали свои в подлеске; в узкой расселине они могли только помешать. Вместо этого оба обнажили клинки. У Вейты был узкий кривой меч, а у Сарана — длинный кинжал. Они вышли из укрытия и начали пробираться через скалы.

В узких коридорах между огромными валунами жара казалась непереносимой. Косой свет падал на лица путешественников, двигавшихся вперед, пересекая четкие границы между ярким солнцем и горячей тенью снова и снова. Булыжник усыпал высохшее дно, камни помельче смывало в сезон дождей, когда на несколько недель в году река возвращала себе частицу прежней бурливой мощи. Оставались самые тяжелые камни, которые поток не мог унести, громоздкие обломки потрескавшейся беловатой породы, обточенные водой и ветром.