Нить Ариадны. В лабиринтах археологии - Страница 95

Удивляюсь тебе я, стена, что ты еще не упала,Вынеся стольких писак сплетни и болтовню.

Надписи демонстрировали пристрастие помпейцев к гладиаторским зрелищам. Объявления цвета крови задолго до начала игр покрывали даже могильные плиты по дороге в амфитеатр: «Гладиаторы Суетрия Цервы будут биться в Помпеях накануне июльских календ. Звериная травля. Тент», — рекомендовала одна из них. Стены использовались и для предвыборной агитации. Доверенные лица перечисляли их достоинства и призывали отдать за них голоса: «Сделайте Юлия Полибия эдилом. Он выпекает лучший хлеб». Порой призывы были особенно энергичными: «Требий, проснись, на выборы!», «Соседи, проснитесьи голосуйте за Амплиата». Неугодные надписи замазывались, и одна надпись угрожала: «Чтоб тебя хворь взяла, завистник, если сотрешь!»

Пророческое предупреждение, прозвучавшее в словах «Содом и Гоморра», не было понято помпейцами. Пятого февраля 62 г. гигантский толчок разрушил храм Исиды, опрокинул водонапорную башню, уничтожил ряд общественных зданий, смел окрестные виллы, сокрушил статуи. В некоторых местах земля треснула, и в образовавшихся провалах исчезли стада вместе с пастухами. Количество жертв этого бедствия неизвестно, но сообщается об обезумевших толпах, рассыпавшихся по Италии.

Однако беспечные горожане не вняли явному голосу судьбы. Помпеи начали отстраиваться. К 79 г. они стали прекраснее, чем когда-либо. Какой-то посетитель города, не удержавшись от восхищения перед красотой его форума и улиц, перед богатством граждан, выразил свое восхищение в надписи: «Слава помпейцам!»

23 августа 79 г. после полудня раздался оглушительный грохот. С вершины Везувия в небо взметнулся столб огня, окруженный черным дымом. Поднявшееся гигантское облако заслонило солнце, и стало темно, как в склепе. Одновременно на город обрушился град вулканических камней и пепла. Некоторые метнулись к воротам. Однако спасение было лишь в бегстве. Понявшие это остались живы. Те же, кто попытался укрыться в храмах, погребах, портиках, погибли в удушливых серных парах и были засыпаны вулканическим пеплом, падавшим на город два последующих дня.

Помпеи не имели дворцов, достойных цезарей, и грандиозных храмов, равных римским. Это был муниципий с населением 8—10 тысяч и площадью 65 га, почти не оставивший о себе памяти в произведениях историков и поэтов. Гибель Помпей обеспечила им вечность, сделав совешенно уникальным памятником римского искусства и римской жизни. С помощью Помпей заговорили немые камни других городов империи и самого Рима.

Мог остаться самым незаметнымВ перечне полузабытых мест,Если бы ты не был съеден Этной,Геркуланум, за один присест.

С тех пор как было доказано, что прославленные Гомером «златообильные Микены», «крепкостенный Тиринф» и «песчаный Пилос» не выдумки, слово «чудо», столь часто сопрягавшееся с наукой, призванной выводить легенды на чистую воду, что оно, кажется, уже подверглось полной девальвации. Однако трудно предложить другое, более краткое и точное определение Виллы папирусов, раскопанной четверть тысячелетия тому назад, задолго до археологических чудес XIX в. и даже до рождения археологии как науки.

И дело не только в размерах этого сооружения, самого крупного из памятников такого рода в Кампании и вообще в Италии, и не в уникальном по богатству скульптурном и живописном декоре. Значение Виллы папирусов выходит за рамки истории искусства и быта. Этот памятник позволяет прикоснуться к одному из высочайших проявлений античного духа, к эпикуреизму, к тому, что нашло отражение в поэме Лукреция Кара «О природе вещей», равно как в трактате Цицерона «О природе богов» и, в известной мере, в одах и посланиях Горация.

Никакой, даже самый крупный ученый не застрахован от превратных оценок, вызываемых личными эмоциями. И если вспомнить, что пришлось пережить Винкельману во дворце Портичи, в котором тогда находились все находки Виллы папирусов, то его можно если не простить, то, во всяком случае, понять.

Винкельман прибыл из Рима, полный воодушевления, желая, увидеть и изучить памятники, только что извлеченные из земли, он не сомневался в том, что расскажет о них миру. Эту уверенность подкрепляли рекомендации римских покровителей и его уже сложившаяся репутация знатока античного искусства. Однако он натолкнулся на непробиваемую стену. Полмесяца Винкельман добивался разрешения посетить дворец Портичи, но, получая все время отказ, однако, смог получить аудиенцию у влиятельного министра короля Карла Бурбона — Тануччи. Министр был также неумолим, но помогла маленькая хитрость: Винкельман высказал мнение, что иностранцев не пускают во дворец Портичи, поскольку им нечего там показать. Это было оскорблением! Чтобы посрамить наглого чужестранца, Тануччи разрешил впустить его во дворец, но запретил останавливаться возле находок. Он должен был просто пройти по всем двадцати двум залам в сопровождении хранителя Королевского музея Камилло Падерни, на которого была возложена роль Цербера.

Разумеется, эта ситуация не могла не сказаться на оценках раскопок самолюбивым Винкельманом. Об их директоре, испанском гранде Рокко Алкубьере, Винкельман говорит, используя итальянскую поговорку: «Он имел с античностью столько же общего, сколько рак с луной». Мимоходом упомянут помощник Алкубьере, молодой швейцарский инженер Карл Вебер, без какого-либо объяснения, в чем заключалась его помощь. Однако Винкельман приводит убийственный для организаторов раскопок Виллы папирусов случай, будто, находя надписи из медных букв, их бросали в корзину, чтобы каждый мог складывать какие угодно тексты. Все эти утверждения, граничащие с инсинуациями, опровергаются документами XVIII в.

Вилла папирусов раскапывалась на протяжении одиннадцати лет, с 1750 г. по конец 1761 г. в экстремальных условиях, на глубине 27 м. Сохранился составленный К. Вебером план этой виллы с пояснением на полях красными чернилами мест находок, а также его дневник с перечнем всего найденного.

По фронту Вилла папирусов была вытянута на 250 м вдоль берега моря, с севера-востока на юго-запад. В ней имелось два перистиля: один из них — крупный, продолговатый, с огромным водоемом в центре, другой — меньших размеров, квадратный, с длинным узким водоемом. К квадратному перистилю примыкал тусканский атрий с имплувием. К северу от него находилось помещение для отдыха и физических упражнений. Пол его с полукруглой апсидой и одним рядом колонн был покрыт оригинальной мозаикой в виде геометрических фигур. Продолговатый перистиль представлял собою сад с аллеями для прогулок и был отгорожен от окружающей местности стеной.

В ходе раскопок 1950—1961 гг. Виллы папирусов было обнаружено 67 статуй, бюстов, герм из бронзы и мрамора. Они концентрировались в четырех помещениях: продолговатом перистиле, в тусканской атрии и двух комнатах, находящихся между продолговатым и квадратным перистилями. В обширной комнате, через которую из квадратного перистиля открывался вид в сад, обнаружено девять скульптурных изображений — статуя жреца Исиды, фламина, бюстик Эпикура, бюст Геракла, статуи Афины, бюсты юноши, взрослого мужчины, предположительно Суллы, Демосфена и женщины.

* * *

Установлено, что наиболее древний библиотечный фонд Виллы папирусов сформировался вне Кампании, будучи привезен самим Филодемом либо из Гадары, его палестинской родины, либо из Афин, где юный философ его самостоятельно собрал или унаследовал от своего учителя (или учителей) [51]. Этот факт, установленный на основании исторических доводов и графических соображений, по мнению профессора Марчелло Джиганте, показатель того, что Филодем сознательно и планомерно осуществлял миссию распространения эпикуреизма на почве Италии, куда он перенес зажженный Эпикуром и поддержанный его учениками факел учения.

Вместе с трудами Эпикура в библиотеке Филодема оказались произведения эпикурейца Деметрия Лаконского (согласно Диогену Лаэртскому: главы школы после Зенона из Сидона): «Дискуссия о жизненном поведении», «Апория Полнена», «Геометрия», «О поэзии», «Величина солнца». Все эти произведения были, как полагают исследователи геркуланских папирусов, частью одной и той же издательской программы, которую Филодем присоединил к ядру книжного собрания, обогатив первоначальный фонд.