Никто, кроме тебя - Страница 7

По словам Гасана, любые два едва знакомых друг другу в разговоре почти всегда интересуются, кто где живет или жил. Просто так, для справки, даже если они не собираются друг к другу в гости. Гасан и русская девушка тоже поделились своими координатами – собственный адрес она считала уже бывшим, хотя квартиру еще не продала…

Теперь Рублев вспомнил эту историю, одну из многих, рассказанных после полуночи разомлевшим от водки Гасаном.

Никому он не причинит вреда, если скажет, что разыскивает “двоюродную сестру”. Такая легенда позволит объяснить любые, самые неожиданные перемещения по городу и окрестностям. Конечно, если ему не захотят верить, то не поверят даже самым убедительным словам. Но береженого Бог бережет – стоит потратить час-другой на подстраховку.

Быстро добравшись до места, Комбат свернул в старый колодцеобразный двор с развешанным на уровне верхних этажей бельем. Кошка возле мусорного ящика фыркнула на незнакомца, решив, что тот собрался оспаривать у нее добычу, и Комбат вспомнил царапины от когтей на руке Красильникова.

Неужели только чистая случайность свела тогда их с Колей в огромном городе, столкнула в подземном водовороте? Великие умы тысячи лет спорят что в жизни предопределено, а что зависит от самого человека. Не довелось ознакомиться с их мнениями, но личные ощущения подсказывали, что подарки делает судьба, а в дерьмо влезаешь, как правило, по собственному недосмотру.

Выглянувшая в окно старуха в темном платке ответила на его вопрос недоуменным взглядом. Этажом выше ее соседка отвела рукой простыню, чтобы посмотреть на человека внизу, который интересуется Аллой.

– Алла? Космачева? – переспросила она с недовольной миной. – Не знаю, она здесь редко появляется.

"Вот, значит, какая у нее фамилия”, – удовлетворенно отметил Комбат.

Он ожидал услышать встречные вопросы – женщины все же существа любопытные. Но вместо этого оба окна захлопнулись, похоже, здесь не испытывали сомнений, по какому поводу могут разыскивать Аллу.

Важно было отметиться в качестве родственника. Постучав в первую попавшуюся дверь, Комбат отрекомендовался двоюродным братом Космачевой, приехавшим из России.

– Доллары не надо поменять? – спросил долговязый парень в рубашке навыпуск.

Получив отрицательный ответ, он заверил, что сведений о Космачевой не имеет и вряд ли кто-то здесь во дворе может этим похвастаться.

– На жизнь она, по-моему, не жалуется. Если появлялась здесь, то на машине привозили.

– Кто привозил?

– Очередной друг. Я ничего плохого не хочу сказать, – поспешил заверить собеседник. – Вы спросили, я ответил… Давно уже не видел ее, с прошлого года. Квартира закрытая стоит.

Бурмистров завоевал себе достаточный авторитет, и теперь ему не было нужды просиживать за компьютером по многу часов без отрыва. Да и задачи изменились. Первое время он занимался организацией главного чеченского сайта в Интернете – kavkaz.org. Определял его структуру: архив, богатая коллекция фото– и видеоматериалов, а позже выискивал компромат на российских политиков и прочее. Теперь Ибрагим принимал только принципиальные решения: подключить или нет в он-лайновом режиме ту или иную радиостанцию, телеканал, какой из свежих материалов поставить на самое выгодное место.

Удугов теперь переключился на дипломатические миссии – мотался по Ближнему и Среднему Востоку, обеспечивая бесперебойное финансирование, пытаясь подогреть общественное мнение. Конечно, не вся информационная политика была отдана на откуп новообращенному русскому мусульманину, это был слишком обширный и жизненно важный для дела Ичкерии вопрос. Но в Интернете он был уполномочен принимать любые решения. Рутинную работу исполняли несколько человек, обученных Бурмистровым, переведенные вместе с ним из Грозного сперва в бакинский микрорайон Гянджлик, затем сюда, в санаторий, физически сайт находился на американском хост-компьютере в Сан-Диего, но фактически он обитал здесь, в четырехэтажном здании, куда раньше приезжали по путевкам со всего Союза лечить заболевания дыхательных путей.

Прошлым летом его вскрыли российские хакеры. Чеченцы считали, что это дело рук ФСБ, но Бурмистров не сомневался: постарались обычные ребята, из тех, кто плавает по волнам Сети, сидя у себя в комнате. На месте главной страницы появились портрет Лермонтова в форме десантника, вооруженного автоматом и надписи: “Здесь был Миша”, “С сайтами террористов и убийц всегда будет так”. У сотрудников спецслужб тоже есть чувство юмора, только более дубовое. Да и не стали бы они устанавливать переадресацию на официальную страничку ФСБ.

Подвиги хакеров не вызвали у Бурмистрова раздражения. Своим чеченским заказчикам он объяснил, что вся эта история, освещенная в российских средствах массовой информации и даже в пресс-центре Минобороны только прибавит сайту популярности, поднимет в несколько раз количество ежедневных посещений. В виртуальном мире необратимых катастроф не бывает, на то он и виртуальный.

"Kavkaz.org” действительно был восстановлен достаточно быстро. Ибрагим усовершенствовал защиту – такого рода реклама, как успешный взлом нужна только однократно. Сегодня, когда прошел год с лишним, он мог с удовлетворением констатировать, что защита оказалась надежной. Щелкнув мышью, он быстро прокрутил последний “Призыв к народу Ичкерии”, чтобы убедиться, набран ли он полностью.

«…Моджахеды поклялись не оставить безнаказанными злодеяния русских свиней. Мы будем штурмовать их базы…»

Оскорбления в адрес русских Бурмистров воспринимал спокойно – читал он их или слышал. Ему не нужно было делать над собой никакого усилия, он всегда презирал стремление людей принадлежать к какой-то общности: дворовой или классной, московской или санкт-петербургской, русской или еврейской, православной или коммунистической. Стадный инстинкт у человека неистребим, это прежде всего инстинкт страха, страха перед одиночеством, перед самостоятельностью.

Он презирал чеченцев, как и русских. Презирал американцев, хотя всего лишь несколько раз сталкивался с ними в своей жизни. Достаточно было увидеть их дебильно-радостные улыбки, читать в Интернете аналитические обзоры по Кавказскому региону – убогий лепет, жалкая попытка расфасовать по аптечным пузырькам и разложить по полочкам дымящуюся, булькающую грязь, перемешанную с кровью.

Чеченцы сами отличались бешеным высокомерием. Неверных считали насекомыми, которых нужно давить. Соседей по Северному Кавказу презирали за раболепство перед Россией. Мусульман-азербайджанцев – за торгашество, лень, отсутствие воинских доблестей. Афганцев – за недостаточную цивилизованность. Арабов они считали слишком падкими на плотские наслаждения. Однако высокомерие чеченцев имело исключения: оно не относилось к родственникам, к членам тейпа, к бойцам своего отряда.

В Бурмистрове они с удивлением обнаружили гораздо большее высокомерие, которое он не способен был скрыть. Высокомерие, не замешанное на любви к кому-то или чему-то, даже к самому себе. Ибрагим беспокоился о своем здоровье, следил за внешним видом, но собственное “Я” не представляло для него интереса, он не жаждал утвердить его, прославить, сохранить как можно дольше. Ему плевать было даже на собственное имя, он мог бы менять его десять раз без малейшего сожаления.

Такого человека чеченцы уважали. Он никогда не проявлял желания стать для них своим, никогда не заискивал перед новым начальством. Трудно было считать его в полной мере предателем, ведь в нем невозможно было отыскать ни страха, ни стремления к выгоде. Даже Мовлади Удугов не разговаривал с ним в приказном тоне. И не только потому, что считал Бурмистрова незаменимым спецом. От этого двадцатичетырехлетнего парня исходила стальная сила, не знающая приливов и отливов. Он сам никогда не повышал голоса, не улыбался, ни разу не сказал никому доброго слова. Зато никто не видел его в подавленном настроении или просто усталым. Особо не рекламировал себя, но сделал то, на что боевики даже не рассчитывали.