Никто кроме нас - Страница 29

   Во сне к нему опять пришла Кристина, такая, какой он видел ее во время, их первой встречи. В легком, летнем платье она стояла под гнущимися под тяжестью крупных, зрелых плодов, ветками сливы, с улыбкой смотрела на него своими огромными серыми глазищами, и что-то говорила, словно журчал звонкий ручеек или звенели серебряные колокольчики. Слов он не слышал, но от звуков ее ласкового, нежного голоса, почему-то сладко щемило сердце. С этой девушкой Андрей был знаком всего один день, больше он никогда ее не видел, но почему-то именно ее милое лицо иногда вставало перед его мысленным взором. Тогда, летом сорок первого, пробиваясь к своим по захваченной врагом Украине, он не видел снов, в редкие минуты отдыха просто проваливаясь в тяжелое забытье. Только в Сталинградском госпитале он впервые за все время своего нахождения в прошлом вместо сплошного черного беспамятства он снова стал видеть сны. Иногда как черно-белое кино, наполненные стрельбой и взрывами, яростным мельтешением рукопашной схватки. А иногда цветные и яркие, лица родных и друзей, родной город, оставшиеся в недалеком прошлом, вернее сказать в далеком будущем, или вот как сейчас, когда к нему приходила самая красивая девушка на свете.

   Наверное, со стороны было смешно смотреть на раскинувшегося, на серой солдатской шинели, блаженно улыбающегося во сне детину, в защитной, выцветшей и застиранной гимнастерке. Однако желающих посмеяться не нашлось. Счастливый сон Карасева не потревожили ни суета меняющихся часовых, ни отдаленный, ставший привычным за последние несколько дней гул отдаленной канонады.

   Проснулся словно от резкого толчка. В хате все еще царила темнота и тишина, только с улицы были слышны приглушенные голоса. Андрей поднялся, натянул сапоги, подцепив за ремень, лежащий рядом ППШ, и позевывая, потащился к выходу.

   Ночь только, только начинала уступать свои права нарождающемуся новому дню. На востоке над Доном уже алела узкая полоска зари. У крыльца рядом с часовым стоял Матафонов а мимо них, громыхая на ухабах, катились повозки и серыми тенями, белея в утренних сумерках бинтами поддерживая друг друга проходили группки бойцов.

   - Что случилось? - от соседней хаты, поеживаясь от утренней прохлады, подошел Золотухин - кто такие? Откуда?

   - Раненые, товарищ лейтенант - пояснил Матафонов - видать из того батальона, что на высотке оборону держит.

   - Понятно - взводный застегнул верхний крючок гимнастерки, поправил ремень и шагнул вперед - кто старший? Старший есть?

   - Есть старший, чего разорался - от группки отступающих отделилась одна из серых теней и подойдя ближе материализовалась в кряжистую, плечистую фигуру мужика лет тридцати пяти - сорока. Из под грязного, окровавленного бинта, на бледном, осунувшемся, заросшем черной щетиной лице лихорадочно блестел один глаз - извини лейтенант. Не признал в потемках. Старший лейтенант Колыванов, сопровождаю раненых в тыл.

   - Как там? - неожиданно севшим голосом - только и спросил Золотухин.

   - Как? - старлей криво усмехнулся - хреново, лейтенант. Очень хреново. Считай, что больше нет батальона. К полудню немец здесь будет.

   - Что-о-о?- на взводного словно что-то накатило - отставить панику. Еще слово и я прикажу вас арестовать, как труса и паникера.

   - Меня? Как труса? - эту фразу Колыванов буквально прохрипел срывающимся от ярости голосом. Внезапно рванувшись к Золотухину он как клещами вцепился в его гимнастерку сверля ненавидящим взглядом единственного глаза - да ты молокосос... окопались тут за нашими спинами, крысы тыловые, а там, весь батальон, весь....

   Не ожидавшие такого поворота событий Карасев и Матафонов не сразу бросились отдирать от опешившего взводного вконец рассвирепевшего пехотинца. Не без труда смутьяна удалось скрутить, и неизвестно чем бы все эта история закончилась, прежде всего, для пехотного старлея, если бы в этот момент на площадь не вкатила видавшая виды полуторка с десятком бойцов в кузове. Грузовик еще не успел остановиться, когда с подножки соскочил и опрометью метнулся к командиру Васильев в составе своего второго отделения, оставленный у северного въезда в станицу.

   - Товарищ лейтенант, вот ...

   - Боец свободен, спасибо, что проводил - из-за спины тунгуса, отстраняя его в сторону, вышел сухощавый, среднего роста командир с тремя шпалами в петлицах. Козырнул в ответ на приветствия опешившего, но все еще кипевшего праведным гневом Золотухина, вытянувшихся бойцов и хмурого старлея - подполковник интендатской службы Лоскутов.

   - Товарищ подполковник - взводный наконец пришел в себя - прошу предъявить ваши документы.

   - Лейтенант Золотухин - придирчиво изучив протянутую ему командирскую книжку, лейтенант вернул ее интенданту и отдал честь.

   - Что у вас здесь происходит, лейтенант? Вам, товарищи командиры, что фашистов мало? Друг друга решили поубивать?

   - Товарищ подполковник - голос взводного зазвенел от негодования - мною задержано подозрительное лицо, которое вело пораженческие разговоры, и сеяло панику среди бойцов...

   Слушая сбивчивый доклад взводного, полковник все больше и больше мрачнел.

   - Значит так Золотухин - безапелляционным тоном заявил он - для обеспечения порядка на переправе тебе и отделения хватит. Остальные пойдут со мной.

   - Товарищ подполковник, но у меня приказ...

   - Лейтенант, во второй половине дня в Большенабатовский подойдет медсанбат ... дивизии, там раненые, сотни раненых. Ты понимаешь, что будет, если немцы прорвутся к переправе?

   - Так, точно товарищ подполковник, понимаю - голос взводного звучал глухо - но...

   - Никаких но, твоих бойцов поведет вон, сержант. Это заместитель твой? - Лоскутов кивком головы указал на стоящего поодаль Карасева - он у тебя вроде парень обстрелянный. Давно воюешь сержант?

   - С первого дня товарищ подполковник - вытянулся Андрей - от самой границы.

   - Вот видишь - одобрительно кивнул головой интендант - замкомвзвод то у тебя боевой. Мне там, на высотке сейчас каждый штык на вес золота будет. А ты старшой, уводи раненых к переправе.

   - Товарищ подполковник - вспыхнул Золотухин - я командую взводом, и своих бойцов не брошу. Я с вами.

   - А, черт с тобой - отмахнулся Лоскутов - поднимай людей.

   Не зря пользуясь любой свободной минутой, Карасев натаскивал бойцов своего взвода. Конечно до результатов выдаваемых самим Андреем и его сослуживцами на марш-бросках в бурной армейской молодости в позднем СССР, нынешним недокормленным, пацанам было далеко. Однако интенданта и десяток, приехавших с ним нестроевиков, немолодых уже мужичков они оставили далеко позади. Только Золотухин изо всех сил старавшийся держать марку, пыхтел где-то в хвосте колонны. Естественно в проводимых своим замкомвзвода по личной инициативе, ежедневных пробежках и тренировках, вместе с бойцами, лейтенант участия не принимал, и теперь это сказывалось на результате. Взводный держался только на собственном уязвленном самолюбии, отстать от своих подчиненных он просто не мог. Впрочем, все плохое тоже имеет обыкновение когда-нибудь кончаться, вот и сумасшедший рывок вверх по поросшему сухой выжженной солнцем травой склону высотки, тоже завершился. В утренних сумерках два с половиной десятка хрипло дышащих, отплевывающихся бойцов, негромко бряцая оружием и снаряжением, прыгали в окопы, рассасываясь в разные стороны, растворяясь в полутьме полуразрушенных артобстрелами и бомбардировками ходов сообщения, занимая позиции.

   Вопреки самым грустным предположениям, окопы эти небыли пусты. То там, то здесь, в разбитых, неглубоких стрелковых ячейках пусть изредка, но еще мелькали серыми тенями защитные гимнастерки, поблескивали стальные каски бойцов. И пусть их, оставалось совсем немного, батальон был жив, и сдавать, разбитую снарядами и бомбами высотку без боя, никто не собирался.