Николай I Освободитель. Книга 6 (СИ) - Страница 2

А с другой стороны — что делать? Деньги на обучение потрачены, выпускники уже посчитаны, расписаны по будущим местам работы, отчеты «наверх» отправлены… Где недостающих учителей тогда брать, спрашивается?

И такая дилемма вылезла не только у «учителей», но еще и у «медиков», в стране к этому моменту уже имелось несколько тысяч женщин-акушерок и фельдшеров, которые по должности теперь должны были получить 14−13 классный чин. И опять же — личное дворянство!

Проблема решилась только личным вмешательством Ее императорского величества, которая к этому моменту уже сама занимала неофициальную должность товарища министра народного образования и была очень недовольна тем, что ее проект какие-то там чинуши пытаются откровенным образом заволокитить.

Присвоили Осиповой Марии Ивановне в итоге 14 класс — нужно было видеть лицо ответственного чиновника из министерства, который документы передавал, казалось он только что надкусил неспелый лимон, так его корежило — и назначили сюда в Ольховку…

— Полтавская губерния? А почему там? Неужто ближе не нашлось детей, которых нужно грамоте учить?

— Понимаешь, Машенька, — куратор был фактически в три раза старше молодой учительницы и имел право на определенную снисходительность в тоне. — Не просто так учителей готовят в Москве да Санкт-Петербурге. По всей нашей большой империи великое множество различных мест, где говорят по-разному. И это я не имею ввиду запад с бывшими польскими землями, татар за Волгой или множество народностей Кавказа, их наречия вообще отдельно стоят. Но даже если говорить о русских людях живущих, скажем, в Архангельске и на Дону, то разговаривают они совсем по-разному. На столько, что даже понять друг друга им порой может быть сложно. Вроде бы один язык, слова знакомые, а смысл ускользает.

— И что? — Не поняла девушка.

— А то, что именно вы — учителя и призваны исправить эту ситуацию. Не просто так посылают молодых выпускников из Москвы по всей стране. Туда, где открываются новые школы, действительно гораздо проще набрать преподавателей из местных. Но ведь они и учить станут детишек своему, местному говору, а нам нужно, чтобы все люди в империи разговаривали одинаково и могли понять друг друга без толмача дополнительного.

Дальнейшая эпопея с переездом уже вполне себе столичной — а что, три года там жила, это не какие-то деревенщины, которые только и умеют, что коровам хвосты крутить — барышни в село под Полтавой достойна отдельного рассказа. Тут, в двадцати верстах от губернского города на удельных землях было создано большое совместное хозяйство в три сотни дворов и почти полторы тысячи душ крестьян. Хозяйство занималось преимущественно выращиванием дивного цветка подсолнечника, с последующей переработкой его в масло, имело достаточно солидное стадо, которое кормилось в том числе отходами от производства и вообще жило гораздо богаче своих соседей — бывших государственных и помещичьих крестьян.

Вернее, бывшие государственные крестьяне — те, что получили в собственность наделы на старом месте — жили, наверное, в среднем богаче, однако даже у них доступ к таким благам цивилизации как образование и медицина был весьма и весьма ограничен. Про тех, кто уезжал на новые места и про бывших помещичьих даже говорить нечего. Во всяком случае, желающие вступить в совхоз, в том числе и со своим паем, имелись постоянно, и совет хозяйства во главе с назначенным сверху управляющим регулярно придирчиво отбирал тех, кто, по мнению общества, мог быть этому самому обществу полезен. Впрочем, были и те, кому вольный воздух и свобода городской жизни виделись милее тяжелой крестьянской работы, таких тоже отпускали без особых сожалений.

По началу Марию Ивановну на новом месте приняли с опаской. Виданное ли это дело — баба-учитель. Кого она вообще может чему научить? Но нет, достаточно быстро — не без помощи местного управляющего, который скоренько объяснил всем сомневающимся всю серьезность затеи — молодой учительнице удалось завоевать уважение селян.

Если в первые недели и месяцы дети приходили в класс с опаской, за некоторыми даже приходилось ходить по дворам, уговаривать и объяснять родителям пользу от образования, то уже на второй год ситуация выровнялась и «отказников» — все же обучение в школе не было обязательным, и заставить учиться никто не мог — в совхозе практически не осталось.

Зато резко проявилась другая проблема — миллион местных парней, из самого совхоза и всех окрестных деревень внезапно решили, что подобная незамужняя девушка представляет собой настоящее оскорбление для их мужественности. Кроме того, что Маша была сама по себе девушка красивая, являлась уважаемым членом общества, чин — виданное ли дело, селяне из всех классных чиновников только уездное начальство и знали, а тут девушка — имела, а главное — жалование в сто двадцать рублей годового оклада.

Не так много, — по столичным меркам так и вовсе откровенно бедно, однако где те столицы — но учитывая выделенное совхозом бесплатное жилье, отдельные деньги на отопление избы-школы, а так же продукты, которые селяне не стеснялись передавать учительнице «чтобы питалась лучше», деньги фактически шли в чистую прибыль. Сто двадцать рублей в год — это очень прилично, есть за что побороться.

Самой же Маше местные ухажеры — что логично — были совсем не интересны. В конце концов, если бы девушка сильно хотела замуж, она бы и в Москве себе пару нашла, причем куда более подходящую. Тем более, что образование, а среди женщин похвастаться им могли совсем не многие представительницы слабого пола, давало ей совершенно определенные преимущества перед всеми прочими девушками ее социальной среды. И уж точно она три года училась не для того, чтобы выйти замуж за неграмотного крестьянина из Полтавской глубинки, чтобы рожать ему детей пачками. Для того и местные селянки подойдут ничуть не хуже.

Дошло до того, что вновь вмешиваться пришлось управляющему. Суровый шестидесятилетний дядька из прослуживших двадцать лет отставников беспорядка в подчиненном хозяйстве не терпел и фактически поставил Маше ультиматум.

— Полгоду тоби чтоб опрыдылытыся, — управляющий, сам родившийся еще при Екатерине где-то под Пензой, но последние двадцать лет прожив тут на юге, разговаривал на дикой смеси наречий, к литературному языку не относившейся практически никак. — Парубков у нас тута багато есть выдных, выбыраты есть с кого. А вот этого блуду тут разводить я не позволю. С самого початку быв против бабы-учителя, як знав, шо одни проблемы с тобой будут.

— А если я никого не выберу, что насильно замуж выдадите как крепостную? — Попыталась стать в позу Маша, но получила достаточно спокойный и взвешенный ответ.

— Зачем? Просто видпишусь свому начаству, шо баба-учитель — справа зряшная, буду просыты тебя заменить на нормального мужика. Пускай тоби потом друге мисце роботы ищуть — с теми же девками возитися али еще с кем.

Подобная характеристика с первого же места работы очевидно поставила бы крест на всей дальнейшей карьере Марии Ивановны, да и вообще могла поставить крест на программе подготовки женщин-учителей в будущем, поэтому в какой-то момент девушка уже почти смирилась с тем, что придется выбирать в женихи кого-то из местных парней. Ради справедливости среди них были и вполне приличные ребята. Особенно среди тех что работали на маслодавилке, постоянно сталкивались со сложной техникой и имели какое-никакое образование. Не «Москва» конечно, но и не коровам хвосты крутить.

Счастье пришло откуда не ждали. Ну или если говорить совсем уж честно — ждали давно, поскольку заявку на собственного фельдшера-акушера совхоз посылал по линии министерства здравоохранения еще пару лет назад. Сам фельдшерский пункт в совхозе уже был построен как пару лет, не хватало только самого обученного медика, чтобы занять вакансию.

Понятное дело, квалифицированные врачи совсем не горели желанием ехать в глушь, им и в больших городах всегда работа — и соответственно заработок — нашёлся бы, поэтому подобные места занимались выпускниками средних лекарских училищ. В основном из тех же крестьян, обученных за казенный кошт и обязанных после этого отработать положенный срок по распределению.