Николай I Освободитель // Книга 8 (СИ) - Страница 5

Я на наследника не слишком давил в плане женитьбы, однако цесаревич и сам понимал всю важность данного дела. Как обычно в Европе на выданье были в основном немецкие «принцессы», у которых кроме титула в общем-то никаких достоинств и не было.

- Думаю Карола Шведская – лучший вариант, - пожал плечами сын.

- Вы же с ней встречались уже пару раз?

- Да, симпатичная девушка. Не совсем дура, со здоровьем опять же вроде бы все в порядке. Да и выбирать-то особо не из чего.

- Я тебе скажу с высоты прожитых лет, сын, что на мой взгляд все эти династические браки – такая туфта, - Саша от таких выражений чуть не подавился коньяком. – Пользы от них практически нет, а вот вред – случается. Может когда-то в седой древности брак между представителями двух родов и помогал укрепить отношения, но сейчас это практически не работает. У нас половина Европы – короли, я имею ввиду, - родственники. И что, помогает это избежать войн? Нет. И в будущем не поможет.

- Так в чем тогда смысл?

- Традиция, пережиток прошлого, не больше, - я скривился, вспомнив «удачные» династические браки русских императоров из моей истории. Один другого краше. – А потом русских императоров будут называть немцами, потому что немецкой крови в нас больше, чем русской. Что, кстати, справедливо.

- То есть ты считаешь возможным отмену закона о неравнородных браках? – Для молодого наследника вопрос женитьбы был крайне актуальным. Возможно, имея такую возможность, он бы предпочел женится на какой-нибудь хорошей русской девушке, вместо того чтобы выбирать себе одну из немногочисленных иностранных принцесс.

- С точки зрения логики и пользы государству – вполне, - я сделал еще глоток сока. – Но мне, как любому монарху приходится учитывать мнение подданных, и вот тут могут быть проблемы. Даже если отбросить момент с тем, какая драка развернется за место будущей императрицы среди отечественных вельмож, предложи я тебе выбрать себе невесту из русских дворян.

- Учитывать мнение подданных? После Царьграда тебе простят все что угодно.

- Согласен, - я кивнул, - однако этот кредит доверия я собираюсь использовать более разумно. Нам в ближайшее время предстоит еще немало реформ, которые очень многим могут не понравиться. Ну а проблему нужности династических браков я доверю решать уже тебе. Посмотрим, что ты скажешь на этот счет уже своему сыну лет эдак через двадцать пять.

Я отсалютовал сыну стаканом с соком и улыбнувшись подмигнул.

Вся осень 1839 года прошла под знаком разгребания отложенных дел. Задуманные еще перед войной преобразования, являвшиеся логичным продолжением реформ конца двадцатых-начала тридцатых, я начал воплощать в жизнь буквально сразу по возвращению в столицу.

19 сентября 1839 года был оглашен манифест об упразднении особого порядка управления Великим Княжеством Финляндским. При этом теперь на территорию бывшего княжества в полной мере распространялось законодательство империи, включая нормы об использовании русского языка в делопроизводстве, образовании, публицистике и так далее, а его территория была разделена на три губернии с передачей северной части в состав уже существующей Архангельской губернии, а части территории в районе озера Сайма - в состав Выборгской. Плюс почти сразу стартовала кампания, которая ранее ВКФ не затрагивала, по переименованию населенных пунктов на русский манер.

Три губернских города теперь назывались "Романов-Балтийский" - бывший Ваза, - "Старгород"- бывший Гельсингфорс, тут мы фактически просто перевели слово на русский язык, - и "Барклай" - бывший Або в честь фельдмаршала Барклая-де-Толли, который командовал переходом через Ботнический залив в последнюю шведскую войну.

Очевидным образом это вызвало волну протестов и негодования, причем в основном со стороны шведско-финской элиты княжества, а не со стороны обычных крестьян - тем в общем-то на административное деление Финляндии было все равно. В первую очередь возмутилось местное чиновничество, до сих пор владеющее русским языком достаточно слабо и в новых реалиях просто неспособное выполнять свои должностные обязанности. Кроме того, буча поднялась среди студентов и прочих горожан, по примеру своих западноевропейских товарищей, попытавшихся начать строить в Гельсингфорсе баррикады. Вот только без помощи извне – побережье княжества мы заранее перекрыли, выведя в море Балтийский флот – обычные обыватели против армии сделать практически ничего не могут. Несколько залпов в толпу, три десятка убитых, полсотни раненных и начавшаяся было революция очень быстро закончилась.

Ну а в дальнейшем – поскольку лишних чиновников взять было особо неоткуда – в бывшее ВКФ была направлена часть чиновников-католиков, которым после восстания в привисленских губерниях было запрещено занимать должности у себя на малой родине. При том, что и те, и другие – и поляки и финны – русских любили, мягко говоря, не слишком сильно, между собой они договориться тоже не могли по причине религиозных разногласий, что естественно шло уже на пользу всему делу управления этими территориями.

Ну и глобально территория бывшего ВКФ была включена в переселенческую программу. Сюда впоследствии начали активно переселять русских крестьян, а отсюда на освоение новых территорий вывозить чухонцев, перемешивая таким образом людей для лучшей ассимиляции. И каждый рубль, потраченный на этот бесполезный на первый взгляд круговорот населения, в итоге возвращался сторицей в виде упрочнения государства в целом.

Еще одной реформой, которая была начата – а вернее продолжена – стало логичное развитие идей усиления местного самоуправления. На момент конца 1839 года земства на уровне волостей работали уже в большей части центральных губерний за исключением той же Финляндии – Северо-западного края, как теперь совокупно назывались эти земли, - Прибалтики, Привисленского края, Закавказья, и степной части Зауралья. Ну и в новоприсоединённых губерниях, понятное дело, было совсем не до развития местного самоуправления, там сначала нужно было администрации укомплектовать, суды и прочие присутственные заведения, крестьян из крепости освободить, землю переделить, а уж потом думать о земствах.

Ну а в прочих «50 губерниях» было решено начать второй этап земской реформы с образованием выборных губернских советов. По уже отработанной схеме начали с Архангельской, Вятской и Пензенской губерний с тем, чтобы охватить лет за 5-7 всю территорию центральной России. Лет на двадцать это должно было занять желающих поучаствовать в политической жизни на местном уровне, а там, глядишь, и про какую-нибудь представительскую общенациональную Думу подумать можно было. Не то, чтобы я был большим любителем парламентаризма, скорее наоборот, но логика развития исторических событий подсказывала, что полностью без этого органа нам все равно обойтись не получится, так что имело смысл прививать выборную культуру населению малыми дозами. Чтобы как в 1905 году не получилось все и сразу и с тяжелыми последствиями для государственного организма.

Выборы в губернские советы должны были проходить внутри уже собранных ранее уездных советов в пропорции к количеству живущего в уезде населения. Вернее, даже не населения, а единиц голосов, получаемых от имеющегося имущества.

Для примера тут можно рассмотреть Воронежскую губернию как средне-типичную в центральной России. В нее входило 12 уездов, имеющих примерно равное количество жителей: от 80 до 150 тысяч каждый. Однако количество депутатов, делегируемых в губернский земской совет, было не одинаково. Сам «стольный» Воронежский уезд имел примерно вчетверо большее количество мест по причине того, что сам город был богаче, тут была более дорогая недвижимость, располагались производства, склады, сюда приходила железная дорога и так далее. При принятой еще десять лет назад системе «1 рубль – 1 голос» большие города логично перетягивали на себя – хоть и не тотально, нужно признать, все же времена были еще достаточно патриархальные, и земля продолжала оставаться главной ценностью - имущественную массу. Таким образом из 66 мест в губернском собрании 17 приходилось на Воронежский уезд, а остальные были относительно ровным слоем размазаны по всей губернии.