Николай Губенко - Режиссер и актер - Страница 58
Конечно, в "Запретной зоне" затрагивается лишь маленький уголок сложнейшей темы: власть и народ. Но затрагивается, чего нельзя не видеть. Более же детально анализируется самая проблема растущего разобщения, отчуждения людей. И в этой проблеме Губенко выделяет вопрос, тоже очень сложный и даже болезненный, - о взаимоотношении современной интеллигенции и народа.
Рядом с разрушенным селом Воздвиженское расположился красивый дачный поселок. По капризу природы он почти не пострадал от урагана. Все здесь дышит комфортом и благополучием. Утопающие в зелени уютные дома. Ухоженные дети, занятые своими милыми играми. Модно одетые подростки, лихо танцующие модный брейк данс. Взрослые господа коротают досуг на теннисных кортах, словно мы находимся не в Ивановской области, а в некоем английском графстве, разве что нет изумрудных газонов. Ведутся светские разговоры, церемонно приглашают друг друга в гости. Словом, все держатся так, будто и не существует радом кровоточащее село Воздвиженское, вернее - бывшее село.
Впрочем, самая тема жуткого урагана присутствует в неторопливых разговорах дачников. Один как бы мимоходом замечает, что "у деревенских всё смерчом унесло". Второй с беспокойством сообщает, что во время смерча двое заключенных сбежали из тюрьмы. Воспользовались возникшей паникой. С резонным возмущением обсуждается кража на соседней даче. Всё знающий Миновалов (актер Всеволод Ларионов), по виду форменный барич, с возмущением рассказывает: "Мало того, что обокрали, всё испохабили, мебель всю переломали, а стены, говорят, обгадили. На этот рассказ живо реагирует один из игроков в теннис Неклёсов, в роли его снялся знаменитый наш актер Кирилл Лавров, замечает: "Это уже чисто классовое... Ну, украли, черт с ними, но зачем же гадить!"
"Чисто классовое". И это сказано вполне всерьез в нашем советском обществе, где якобы давно уже ликвидированы классовые коллизии, и каждый каждому - друг и брат. Интонационно Кирилл Лавров особо не выделяет эту реплику. Она произносится им как нечто общеизвестное в его кругу. Расхожая шутка? Нет. Это не только и даже не столько шутка, сколько констатация жизненных реалий. И она с объемным подтекстом.
Не зная еще, кто совершил крыжу, Неклёсов сразу подумал, вероятно, по прежнему опыту, на местных, деревенских соседей. Как те, видя, что им привозят гнилой тес, тотчас умозаключили: кондиционный сбывают богатым дачникам. События элементарные, для их разгадки приглашать детективов не надо. Но за всем этим скрываются давние счеты и взаимные претензии. Не просто личные, - соседа к соседу, а, так сказать, соседские, устойчиво групповые. Одни - интеллигенты, публика-де обеспеченная; вторые крестьяне, служащие, люди бедные. Отсюда и идет взаимное отчуждение, стойкая неприязнь, равнодушие. Его и обнаруживают дачники по отношению к своим пострадавшим соседям. А те зачастую откровенно им завидуют.
Мне всегда смешно читать или слышать, когда советское общество называют социалистическим. Не было оно таковым. Истинный социализм предполагает равноправие и дружбу всех членов общества. А у нас оно носило четко выраженный иерархический характер, когда одни группы населения, меньшинство, царило зримо и не зримо над большинством. Это - госкапитализм в его отнюдь не лучшем выражении.
Николай Губенко тонко чувствовал господствующую в обществе несправедливость и связанную с ней глубокий внутренний раскол. О нем вполне определенно говорит жена Неклёсова, женщина недобрая, но и неглупая, - ее броский образ великолепно создает прекрасная русская актриса Алла Ларионова. А что было бы, если бы ураган разнес дачный поселок, оставив целехоньким соседнее село? Да то же самое с обратным знаком: жители села, наверное, отнюдь бы не торопились придти дачникам на помощь, а то еще и злорадствовали. Они и друг другу не спешили помогать. Моя хата с краю, ничего не знаю.
Но это наше допущение, додумывание ситуации. В "Запретной зоне" поразительную черствость к чужой беде проявляют именно дачники, хотя и не все. Это вызвало, можно тоже сказать, классовое возмущение у некоторых критиков. Они усмотрели в ленте Губенко не больше и не меньше, как антиинтеллигентскую акцию. Несколько лет тому назад подобные обвинения высказывались Василию Шукшину, - он, дескать, принижает роль городской интеллигенции. Доставалось и Э. Брагинскому - Э. Рязанову в связи с их замечательным фильмом "Гараж". Зачем же они высмеивали научную интеллигенцию? Есть-де объекты, более подходящие для сатирического обстрела. (В фильме "Гараж" высмеиваются старшие и младшие научные сотрудники, затеявшие ожесточенные баталии из-за гаражных боксов.) Но критические упреки Брагинскому и Рязанову высказывались в достаточно мягкой, уважительной форме. Губенко же били порою беспощадно, наотмашь.
Например, в статье, опубликованной в "Литературной России", под уничижительным названием "Скандал в коммуналке", безапелляционно заявлялось, что картина, сделанная режиссером, причисленным к так называемому "авторскому кино" (он же автор сценария), то и дело прямо обескураживает примитивностью и плакатностью авторской мысли, подчас просто слабостью драматургии и режиссуры". Главная претензия: интеллигенция, которая в нашей литературе и культуре по традиции отводилась роль духовного пророка, искателя истины, показана в фильме Губенко (и в фильме В. Трегубовича "Башня" - в статье рассматривались две ленты, кстати, весьма мало схожие друг с другом, - Е. Г.), сугубо превратно. Автор якобы считает, что она "просто-напросто зажралась"11.
Относительно традиций в художественном изображение интеллигенции автор статьи явно не курсе дела. Духовным пророком, взятое как нечто целое, ее не изображал ни Ф. Достоевский, ни Лев Толстой, ни А. Чехов, ни М. Шолохов, ни В. Шаламов. Интеллигенция, в лице ее конкретных представителей, показывается в их произведениях разной: и благородной, и самоотверженной, и жалкой, и трусливой...Разной она предстает и в фильмах Губенко, - от его первой картины до последней.
Столь же резко, хотя и более основательно, выступил против "Запретной зоны" и специальный кинематографический журнал "Искусство кино". Впрочем, это основательность странного рода. Как бы помимо фильма. Что-то важное в нем порою совсем не замечается, и усматривается того, чего и в помине нет. Читая эту статью, я иногда ловил себя на мысли, что автор статьи рассуждает о какой-то иной картине, чем та, о которой дружественно писал Лен Карпинский и другие критики, и о которой пишу я.
В журнале "Искусство кино утверждалось, что в "Запретной зоне" в шаржированном виде показана интеллигенция в ее полном отдалении от народа. На нее, дескать, облыжно возложена вина за его нищенское существование. Разве губенковские дачники, патетически вопрошает критик, "виноваты в том, в чем их обвиняет фильм, - в низком уровне жизни трудящихся, в необеспеченности их жильем, в бедности и не уюте быта? Разве они, а не представители власти - как советской, так и партийной, - которые, как Иванцев и Третьякова, появляются в фильме этакими ангелами справедливости и участия? Да нет, конечно, могли быть - и были - такие руководители честные, добросовестные, радеющие о людях. Но если они столь многое определяли, решали - откуда тогда застойные, предкризисные явления? Фильм, предполагающий обобщенный образ, фильм, рассказывающий о событиях 1984 года, на мой взгляд, грешит против истины, ибо тогда непонятно, с кем и о чем нам сегодня приходится бороться"12.
Уместно спросит, что же "многое" определяла Третьякова? Как могла, она помогала людям. Не больше, и не меньше. И никакой благостной картины партийно-государственной заботы о жертвах страшного смерча в фильме нет, он - о другом. О разъединении людей.
Совсем уже не справедлив тот суровый приговор, который назидательно выносится Губенко. "Вместо того чтобы глубоко исследовать поразившие общество в целом негативные процессы, вместо того, чтобы показать роль и поведение властей, огонь направляется в адрес "никудышной" нашей интеллигенции. Здесь создатели фильма полностью, на мой взгляд, солидаризируются с концепцией В. Белова, выраженной в романе "Все впереди", с попыткой переложить ответственность за нравственное падение общества на плечи "интеллигентов". Дачники в "Запретной зоне" говорят: "Мы тоже люди". Авторы фильма с этим не хотят считаться"13.