Никогда тебя не отпущу - Страница 7

Мы стоим на кухне, и я пытаюсь объяснить, почему я уверена, что это был мой бывший муж.

– Он положил ключи поверх кошелька, потому что всегда злился, когда я их теряла.

– Что-нибудь пропало из кошелька?

– Не знаю. Он еще положил мой блеск обратно в сумочку. – Внимательно посмотрев на него, я понимаю, что больше никогда не воспользуюсь им, пока буду жива. – Он, должно быть, пробрался сюда через окно.

– Ладно, покажите, где именно.

Я веду ее в гостиную, указываю на окно, и она выглядывает из него. Я думаю о том, как сильно лил дождь в последний час, сколько снега растаяло возле дома.

– Вы не знаете, были ли у нее какие-нибудь драгоценности?

– Может, несколько украшений, но Эндрю не взял ничего. Он просто хотел, чтобы я знала, что он был в этом доме. Думаю, он прятался в шкафу, а затем ускользнул, когда я убирала в спальнях. Гэтсби еще испугался, вон там, в конце коридора.

– Гэтсби?

– Кот.

– Нам, наверное, и с ним стоит переговорить. – Я смотрю на нее, моргая, а она улыбается и пожимает плечами. – Полицейский юмор. – Она смотрит на оконную раму, наклоняется, как будто что-то ищет на наружном подоконнике. – Я сниму отпечатки, и мне понадобится номер телефона владелицы дома.

Я жду на диване, пока она работает наверху. Слышу ее приглушенный голос, когда она разговаривает по телефону, ее шаги. Очевидно, что она не хочет при мне общаться с миссис Карлсон, – она попросила меня оставаться внизу на случай, если возникнут вопросы.

Полицейская (теперь я вспомнила, что ее зовут Дана) спускается вниз с приспособлениями для снятия отпечатков пальцев. Она уже сняла мои, так что может сравнить их с отпечатками на сумочке, на двери шкафа, но ей так ничего и не удается найти. Она садится на другом конце дивана.

– Я нашла несколько отпечатков на подоконнике. Позже я их сопоставлю со снятыми.

Мне было ясно, что если она ничего не обнаружила в этой части дома, то ничего не найдет и на окне.

– Вы разговаривали с миссис Карлсон? Должно быть, она волнуется.

И напугана. Как же плохо, что из-за Эндрю погибла ее красивая птичка. Что она теперь будет думать обо мне?

– Она уже на пути домой и сообщит, если что-то пропало. – Женщина смотрит на часы. – Я встречусь с ней здесь через пару часов.

– Я могу идти?

– Еще несколько вопросов, если вы не возражаете. – Ее голос по-прежнему звучит неформально, хотя во взгляде чувствуется решительность. – Вы сказали, что ваш бывший муж недавно вышел из тюрьмы. За что он сидел?

– Вождение в нетрезвом виде со смертельным исходом. – Полицейская смотрит на меня, ее глаза сужаются, как будто она ждет, чтобы я скорее переходила к делу, но я едва могу говорить, воспоминания нахлынули на меня. – Он столкнулся с другим автомобилем, и женщина-водитель умерла. Кроме того, в его грузовике нашли ружье. Он сказал полицейским, что хотел убить меня.

Ему дали десять лет, по максимуму. Многие преступники отбывают только две трети срока, но его характер в конечном счете сыграл в мою пользу. Он отказался от участия в каких-либо программах, не проявлял ни малейшего раскаяния и постоянно дрался, так что ему все время отказывали в досрочном освобождении. Спустя семь лет его могли бы освободить в установленном порядке, но он снова избил человека в тюрьме, почти до смерти. Заявил, что это была самозащита, и ему не предъявили обвинений, но отбывать пришлось весь срок.

– Слышали ли вы о нем с тех пор, как его освободили?

– Нет, но вы не понимаете… Он играет с сознанием. Он хочет меня напугать.

Меня бросает в пот, а затем знобит. Я хочу забраться под теплое одеяло, согреться в горячей ванне.

– Я проверю его местопребывание.

– Я ничего не выдумываю. – Я слышу настороженный тон своего голоса и понимаю, что выгляжу враждебно настроенной, но выражение ее лица не меняется. – Он был здесь. Я знаю, он был.

– Понимаю, вы боитесь его, – говорит она. – Но, к сожалению, без очевидно совершенного преступления или доказательства, что он был в этом доме, я ничего не могу сделать.

На ее лице я вижу искренность и чувствую, что она действительно верит мне, но меня это не слишком-то утешает в этот момент.

– Тогда что я могу сделать? Как мне защититься?

– Вы могли бы подать заявление по статье 810 уголовного кодекса[7], но государственное обвинение захочет больше доказательств того, что он угрожает вашей безопасности. Если ваш бывший муж и правда переложил ключи, это ненормально, но это не обязательно угроза.

– Вы говорите об охранном ордере?

– Именно. Если вы хотите получить судебный приказ о защите членов семьи в случае семейных ссор, то он обычно передается в суд по семейным делам во время бракоразводного процесса. Запрет на приближение носит скорее превентивный характер. Ваш муж должен согласиться с условиями суда, но он может оспорить их. И тогда это станет уже вашей проблемой – доказать, почему запрет необходим.

– Так, значит, я должна ждать, пока он не совершит что-то по-настоящему плохое?

– Если вы в самом деле почувствуете, что он угрожает вам, позвоните мне, и я помогу в рамках этого дела. – Она что-то пишет на обороте другой визитки и передает ее мне. – И если вы еще что-нибудь вспомните об этом дне, пожалуйста, позвоните мне. Номер моего мобильного на обороте.

Она провожает меня до двери, и я понимаю, что коробка с телом Аттикуса все еще стоит на стойке.

– Я должна похоронить птичку.

– На улице сильно льет.

– Я обещала сделать это. – Я поднимаю коробку и крепко прижимаю ее к груди.

– Может, оставите его мне?

Ага. Чтобы ты выбросила его из окна машины где-нибудь на хайвэе?

– Спасибо, но я полагаю, что миссис Карлсон будет спокойнее, если она узнает, что именно я этим занялась.

Я хватаю свою сумочку и иду к двери, прежде чем она меня остановит.

Она наблюдает с заднего крыльца, как я шагаю к садовому сарайчику, а затем, уже с лопатой, к кустам сирени. Я вонзаю лопату в землю, ногой вдавливаю в твердый грунт. Холодный дождь хлещет мне в лицо, волосы мокнут, ледяные ручейки стекают по шее, но я не могу остановиться. Дыхание шумно вырывается из груди. «Давай, давай». Поднимаю на лопате ком земли и отбрасываю его в сторону. Рядом со мной раздается звук шагов.

– Вы уверены, что…

Гробик лежит рядом с ее ногами, и она аккуратно обходит его стороной. Она больше ничего не говорит, пока я копаю яму, ставлю в нее коробку и забрасываю ее землей.

Я выпрямляюсь, делаю несколько вдохов, не глядя на полицейскую. Закрываю глаза, склоняю голову и читаю молитву для Аттикуса. Потом молюсь за себя и Софи.

Ноябрь 1998 г.

Она снова толкнулась. Я остановилась посреди магазина и провела руками по животу. Я нащупала ее ножку, ее крошечную попку, а может, плечики. Эндрю был в таком восторге, когда доктор сказал, что у нас девочка! Он купил ей розовую удочку. Я осторожно нажала на свой живот, улыбнулась, когда почувствовала очередной ее толчок и представила себе ее кувырки. Маленькая балерина, акробатка. Я не собиралась беременеть на пятом месяце нашей супружеской жизни, но когда Эндрю рассказал мне, как хочет иметь детишек, жить с молодежью, чтобы идти с ней в ногу, а потом наслаждаться отдыхом на пенсии, это стало приобретать смысл. Я могла сосредоточиться на своей карьере и позже.

Я вздохнула, перевела взгляд на стену. Минут двадцать я смотрела на образцы кухонных кранов и так и не вспомнила, какой хотел Эндрю, – матовый никель или нержавеющую сталь. Он сказал: «Возьми тот, о котором мы говорили».

Но в последнее время он так часто оставлял мне указания мимоходом, и, казалось, через минуту почти все вылетело у меня из головы, стоило ему уйти. Он был так терпелив ко мне. Дважды он уходил с работы домой, чтобы принести запасные ключи. Позже он нашел их в морозилке. Хоть убейте меня, я не могла вспомнить, почему их туда положила. Теперь каждое утро он клал их поверх моей сумочки.