Никогда не связывайтесь с животными. О жизни ветеринара - Страница 78

Говорят, что совершать ошибки – это человеческое, а вот прощать – божественное.

Такая постановка вопроса ставит повозку впереди лошади. Будет точнее сказать, что быть человеком – это значит ошибаться, и принимая это, мы также понимаем, что прощение необходимо и должно быть повсеместным. Мы не роботы. Тест, предложенный Аланом Тьюрингом и популяризованный в нынешнее время фильмом «Игра в имитацию», разработан, чтобы проверить способность машины выдавать комплексное поведение сходное или неотличимое от человеческого. Хорошей аналогией будет диалог, в ходе которого обмениваются текстовыми сообщениями. Если вы не можете определить, общаетесь ли вы с компьютером в ходе такого обмена, то можно утверждать, что машина прошла тест Тьюринга. Но вот в чем загвоздка: если бы нам пришлось программировать подобную машину, то нам надо было бы запрограммировать и возможность ошибки, иначе машина станет неубедительной копией человека.

В СМИ часто видишь, как от людей, которые совершили ошибку, требуют, чтобы они уходили с поста. Я был свидетелем того, как клиенты требовали, чтобы ветврача тут же уволили после предполагаемой врачебной ошибки. Такое поведение приведет к сумасшествию и беспорядку. Если каждого, кто совершил ошибку, увольнять из организации, то у нас возникнут две проблемы. Во-первых, ни один сотрудник не протянет и дня в такой конторе. Во-вторых, такая организация стремительно потеряет накопленный организационный опыт и будет обречена на повторение предыдущих ошибок. Каждый из нас хотел бы разобраться в том, где он был неправ; нам нужно просто распространить это и на других.

Сам факт, что большинство ветврачей отвечают «Я ветеринар», а не «Я работаю ветеринаром» на вопрос о своей профессии, говорит о многом. Такой ответ предполагает наличие призвания, природной склонности и гордости за профессию. Ветврачи все еще пользуются большим доверием и уважением у людей. И это заслуженно, и мы не должны забывать об этом. Оно заслужено не тем обстоятельством, что мы закончили ветколледж, а тем, что мы трудимся каждый день, и нельзя это забывать. Потерять доверие и уважение легко, а вернуть непросто. Мы должны научиться соблюдать баланс между качеством лечения и доступностью и помнить, то попытка достичь первого за счет второго может быть не в интересах наших пациентов, если смотреть на картину в целом. Мы должны найти способ обеспечивать доступную заботу сейчас и в будущем для братьев наших меньших. Мы, люди как общество, должны научиться делить мир с другими сознательными и чувствующими организмами, по возможности как можно меньше наносить им вреда, что вполне выполнимо, если мы будем стараться понимать их нужды и вписывать это понимание в наши экономические и технологические рамки. И в то же самое время мы должны беречь самих себя.

У меня нет ответов на все вопросы, но я уверен, что мы вместе можем их найти.

Однако мне не хотелось бы заканчивать на этой ноте.

Если позволите, еще одна история…

Нечасто мы можем вернуть кого-то с того света, но когда такое случается, то, могут вас заверить, это невероятное ощущение – оно стоит усилий. Молодая пара позвонила мне и сообщила, что их обычно жизнерадостный лабрик сам не свой. Он всегда очень радостно встречал хозяина дома и устраивал из этого целое шоу. Однако сегодня вечером песик показался каким-то притихшим, а потом и вовсе ушел в гараж, улегся там и лежал неподвижно весь вечер. Они пытались его оттуда выманить, но он не двигался. На вид нельзя было сказать, что у него что-то болит, но что-то было действительно с ним не так. Выслушав их рассказ, я не подумал, что там что-то серьезное, но проверить все же стоило. Когда они приехали в клинику, было уже девять вечера, я был все еще на работе, делал обход наших стационарных больных. Билл был настолько слаб, что его пришлось нести на руках из машины в помещение клиники. Это был десятилетний черный лабрадор, действительно в очень подваленном состоянии. Когда его завели в кабинет, он попытался пройти шаткой походкой по комнате, но тут же сел, притулившись к стене. Я отбросил бумажные формальности, потому что с собакой действительно было что-то не так. Он не производил впечатления, что у него что-то болит или что-то беспокоит, но когда я проверил десны, они были белые. Ого! Я пощупал ему брюхо, и там переливалась жидкость, как будто это был резиновый шарик, наполненный водой. У него была одышка и скорость дыхания 60, а сердцебиение 160. Никаких жалоб на травмы у хозяев не было. Я сказал им, что, возможно, у собаки кровоточащая опухоль в брюшной полости; нужна немедленная операция, а шансов на выживание я не гарантирую. Был еще один вариант: его можно усыпить, что в имеющихся обстоятельствах не займет много времени.

Они были ошарашены. Не самим диагнозом, который я только что объявил, а скоростью и определенностью моего вердикта.

– Откуда вы знаете? – спросили они.

Ну как можно определить состояние «просто знаю»? Опыт. Вот откуда. Если ты видишь достаточно примеров, то ты сразу понимаешь, с чем имеешь дело. По большей части медицина – это распознавание паттернов. Однако я предложил сделать один дополнительный анализ: взять пункцию из брюха, то есть ввести небольшую иглу через брюшную стенку. Немного откачать оттуда жидкости в шприц. Такой анализ не идеален, поскольку игла может забиться сгустками крови или другой тканью. Можно попасть в небольшой сосуд и втянуть кровь оттуда, что значит, что вы получите ложноположительный результат. Однако если постараться и точно выбрать область, из которой в шприц польется беспрепятственно много крови, то это можно считать верным показателем того, что в брюшной полости она скопилась. Это довольно болезненная процедура, а потому в идеальном мире ее делают под наркозом. С другой стороны, вы действительно хотите делать наркоз животному, у которого внутреннее кровотечение? Наверное, нет, вот и я тоже воздержался; этого достаточно, чтобы убить его, и тест вам будет уже не нужен. Местная анестезия вполне годится. Пес выглядел спокойным, а потому я сразу воткнул шприц с небольшой иглой и потянул штырь назад. Кровь, очень много крови – для меня это было достаточно, чтобы все понять. Можно было сделать УЗИ, полагаю. В подобном случае делать УЗИ для подтверждения диагноза – в первую очередь для меня самого – было бы ошибкой. У него могло и не быть опухоли – могли быть и другие причины, но, говоря образно, если слышишь цоканье копыт, то ты ожидаешь увидеть лошадь, по крайней мере на первом этапе. Потом будешь разбираться в деталях, это может быть и осел, и зебра, и уж совсем в последнюю очередь кто-то с кастаньетами, маракасами или же кокосовыми орехами.

Пара была явно в шоке. Мне всегда хочется, чтобы люди делали хорошо информированный выбор, а потому я сразу поставил их в известность о вероятной стоимости операции в районе 800–1000 фунтов. Что критично, это лишь предварительная оценка, а не окончательная стоимость. Живой дышащий организм – это не комплект шин. Было еще больше информации, которую я хотел бы им рассказать. Действительно ли это опухоль? Какого типа? Она метастазировалась? Сколько Билл протянет? Но проблема в том, что чем больше я сейчас с ними потрачу времени на выяснение всех деталей, тем меньше времени остается у Билла. Они были в растерянности, и мне пришлось надавить на них. Если хотите, чтобы у собаки были шансы выжить, то каждая минута на счету. Дежурная медсестра, Руфь, уже была на пути в клинику. И пока они обдумывали свое решение, я сделал псу укол антибиотиков и начал брить ему шерсть на брюхе. Это позволит подготовить кожу к хирургическому вмешательству; надо промыть и обработать хирургическим раствором участок операции, чтобы обеспечить асептику. Потом я пошел в операционную, включил кислород, приготовил электроматрас (большой надувной матрас, он надувается через нечто похожее на фен и поддерживает тепло для пациента), достал растворы, которые будут вводиться внутривенно. Я также проверил, достаточно ли анестезии в нашем устройстве, достал подходящую по размеру эндотрахеальную трубку, набрал индукционный агент, включил везде свет и под конец положил пакеты с растворами в горячую воду, чтобы они стали теплыми.