Никогда не оглядывайся - Страница 5

Гэллоуэй открыл рот, чтобы предупредить Мэллори, но в эту секунду дикий грохот сотряс весь дом и раздался страшный, дьявольский смех, так похожий на смех Сибрайта. Через секунду, он не успел повернуть головы, как раздался другой вопль, очень короткий, а затем длинный, продолжительный крик явной агонии.

Когда он повернул голову, Мэллори не было. Никаких следов его пребывания не осталось. Комната была спокойной, неожиданно пустой. Тишина пугала даже больше, чем шум, предшествовавший ей.

В сознании его бушевал хаос, близкий к безумию. Он должен уйти с этого места, пока у него есть еще шанс. Страх и бредовый ужас захлестнули его. Он чувствовал, как стучит кровь в висках.

В безумии он двинулся к двери. Не рассуждая, он заставлял свои ослабевшие, бессильные ноги двигаться. Одна и та же мысль преследовала его — Мэллори был уничтожен каким-то злом, оставшимся в этой комнате. Неведомая- страшная сила увлекла его на самое дно ада.

Его губы отказывались повиноваться, когда он попался закричать. Тишина длилась, но вдруг была резко прервана слабым стуком прямо за его спиной.

— Я знаю, ты здесь, Сибрайт, — крикнул он, слова внезапно сорвались с губ. — Ты хочешь, чтобы я повернулся посмотреть на тебя, но я не сделаю этого. Ты слышишь? Я не сделаю этого!

Он чувствовал, как сознание покидает его, хотел бежать, но ноги не слушались. Рука ухватилась за ручки двери, чтобы повернуть ее. Стук повторился, более интенсивно и громко.

Как будто назло ему, голова его начала поворачиваться своей волей. Он отчаянно пытался остановить ее. До сих пор у него было чувство, что пока он не обернется, с ним ничего не случится. Его пальцы ухватились за ручку двери. Мускулы шеи оцепенели. Сзади раздался громкий смех, повисший в воздухе. Безвольно, безо всяких усилий, голова его повернулась. Стук внезапно прекратился. От стены отделилась тень и направилась к нему. Серые, искаженные черты ее осклабились на него в пяти шагах. В комнате внезапно стало тихо-тихо.

Как бы то ни было, но однажды в Нью-Йорке на свет появился прелестный младенец — мальчик, которого счастливые родители нарекли Лексингтоном.

Не успела мать вернуться из родильного дома с ребенком на руках, как тут же сказала своему супругу: «Дорогой, теперь ты должен сводить меня в самый шикарный ресторан, чтобы отпраздновать рождение нашего сына и наследника».

Супруг нежно обнял ее и сказал, что любая женщина, которая способна произвести на свет столь очаровательное существо, как Лексингтон, заслуживает того, чтобы пойти в любое место — куда бы она только ни пожелала. Но достаточно ли она окрепла после родов для путешествия по ночному городу?

Нет, ответила женщина, недостаточно, но на это ей наплевать.

И вот в тот же вечер они как следует принарядились и, оставив маленького Лексингтона на попечение опытной сиделки, которая обходилась им в двадцать долларов в день и была впридачу шотландкой, отправились в самый роскошный и дорогой в городе ресторан. Там они съели громадного омара и распили бутылку шампанского, после чего поехали в ночной клуб, где заказали еще бутылку шампанского, после чего просидели несколько часов, держась за руки, обсуждая, оценивая и восхищаясь каждой черточкой в облике своего новорожденного сына.

Домой, в восточную часть Манхэттена, они вернулись около двух часов ночи, и супруг, расплатившись с таксистом, принялся шарить по карманам в поисках ключей от парадной двери.

Спустя некоторое время он заявил, что, видимо, оставил их в кармане другого костюма, а потому им надо позвонить, чтобы сиделка спустилась и открыла дверь. В конце концов, заметил муж, сиделка, получающая по двадцать долларов в день, не должна исключать возможности, что иной раз ночью ее могут и поднять с постели.

Он нажал кнопку звонка. Они подождали некоторое время, однако безрезультатно. Тогда он снова позвонил — уже громче и дольше. Прошла еще минута. Затем оба спустились на улицу и стали окликать сиделку по имени (Макпоттл) под окнами ее комнаты на третьем этаже, но ответа не следовало. Дом молчал, объятый темнотою. Жена начала нервничать. Ее ребенок оказался запертым в доме, говорила она себе. Один-одинешенек с этой Макпоттл. А кто она вообще такая, эта Макпоттл? Знали они ее не более двух дней, вот и все, и у нее были тонкие губы, осуждающие глазки и накрахмаленная блузка и, как выяснилось, она явно не отказывала себе в удовольствии поспать. Но если она не могла расслышать дверного звонка, как же ей услышать плач младенца? О, Боже, ведь в этот самый момент их несчастное дитя могло давиться собственным язычком или задыхаться от близости подушки.

— Он не спит на подушке, — сказал муж, — тебе нечего беспокоиться. — Твое желание сегодня — закон, и сейчас ты войдешь в дом.

От выпитого шампанского он переживал прилив вдохновения. Наклонившись, он расшнуровал и снял одну из своих черных лакированных туфель, и держа ее за носок, изо всех сил ударил каблуком по оконному стеклу столовой, располагавшейся на нижнем этаже.

— Ну вот и все, — с улыбкой проговорил он. — А стоимость стекла вычтем из жалованья Макпоттл.

Он сделал шаг вперед и, очень осторожно просунув руку внутрь, нащупал шпингалет. Через несколько секунд окно было раскрыто.

— Ну что ж, маленькая мама, я сначала тебя приподниму, — сказал он, обняв жену за талию и отрывая ее от земли. В результате ее ярко накрашенные губы оказались на одном уровне с его ртом и к тому же весьма близко, так что мужчина принялся целовать свою женщину. По опыту он знал, что женщинам очень нравится целоваться в такой вот позе — когда их тело пребывает в крепких объятиях, а ноги приподняты над землей — поэтому он не торопился оторваться от ее губ; женщина же дрыгала ногами, издавая громкие сглатывающие звуки. В конце концов, муж перевернул ее спиной к себе и начал постепенно опускать в прорезь окна столовой. В этот самый момент сзади неслышно подъехала полицейская машина. Она остановилась примерно в тридцати ярдах от них, и из нее проворно выскочили, размахивая револьверами, трое полицейских-ирландцев.

— Руки вверх! — закричали полицейские. — Руки вверх! — Однако муж был не в состоянии выполнить сей приказ, поскольку для этого ему пришлось бы отпустить жену, и тогда она или свалилась бы на землю, или осталась барахтаться в оконной раме — наполовину внутри, наполовину снаружи, что оказалось бы явно неудобно для женщины. Одним словом, муж продолжал галантно приподнимать и одновременно просовывать жену в окно. Полицейские, каждый из которых до этого награждался медалями за истребление грабителей, немедленно открыли огонь, и, несмотря на то, что пальба велась на бегу, а фигура женщины представляла собой весьма миниатюрную цель, они несколькими выстрелами добились прицельного попадания, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы прикончить обоих прямо на месте.

Так, — не достигнув и двенадцати дней от роду, маленький Лексингтон стал сиротой.

Весть об убийстве, за которое все трое полицейских впоследствии получили по благодарности, была стремительно донесена газетчиками до всей родни безвременно скончавшихся супругов, и уже на следующее утро самый близкий круг родственников, а равно и несколько сотрудников похоронного бюро, три адвоката и священник уселись в такси и подкатили к дому с разбитым окном. Все — и мужчины, и женщины — кругом расселись в гостиной на диванах и креслах, покуривая сигареты, попивая шерри и оживленно обсуждая, что же теперь делать с лежавшим наверху младенцем, маленьким сиротой Лексингтоном.

Вскоре стало ясно, что ни один из родственников не испытывал горячего желания взять на себя ответственность за ребенка, в результате чего дискуссии и споры затянулись на целый день. Все заявляли о своем громадном, поистине непреодолимом стремлении присмотреть за ним, и с превеликим удовольствием сделали бы это, не мешай каждому теснота их апартаментов или наличие уже одного ребенка, что затрудняло обзаведение еще одним; не терзай их сомнение на тот счет, что делать с несчастным бедным созданием во время их летних поездок за границу; не будь они слишком престарелыми, что показалось бы крайне несправедливым по отношению к мальчику, когда он подрастет, и так далее и тому подобное. Все они, конечно же, знали, что его отец долгое время не вылезал из долгов, дом заложен и никаких денег им вместе с ребенком, естественно, не перепадет.