Ничейный час (СИ) - Страница 7

Камни отца и брата в Узоре продолжали мерцать, даже хотя оба они ушли из Снов Богов. Его собственного камня в Узоре не было — и все же Узор был жив. Значит, какой-то иной был смысл в этом Узоре. Не знак проигрыша тому, кто заперт в Средоточии.

Что же все они отдавали ему и что в ответ получали? И стоило ли оно того? Почему никто не решился разорвать круг, как сделал он сам? И если это знак поражения, то почему так прекрасен и спокоен Узор? Почему в этом покое на него нисходит надежда?

Ринтэ помотал головой. Не сейчас. Не время об этом думать. Хватает других забот.

Он лег на черный узорчатый ковер, положил руки под голову, глядя в потолок. Скоро придет Арнайя Тэриньяльт. Дочери он после пира еще не видел — госпожа Асиль увела ее к себе, и такой жадный и пугливый был у нее взгляд, что он не осмелился ей помешать.

Смерть мужа и тяжелое ранение брата свалились на нее тогда, когда ей больше всего нужна была поддержка — и оба, кто мог бы помочь ей, вдруг покинули ее. Госпожа Диальде тоже уехала не ко времени. И белоголовая тэриньяльтиха оказалась совсем одинокой. Только Ринтэ поддерживал ее — он чувствовал себя слишком виноватым перед покойным братом. Вот тогда Сэйдире и обиделась. И Асиль при дворе стало совсм тяжело.

Послышались знакомые шаги. Шли двое. Ринтэ резко поднялся, встал, чтобы встретить своего доверенного и самого верного человека, Арнайю Тэриньяльта, и Адахью, который уже не был так ревнив, удовлетворившись, в конце концов, ролью второго самого преданного человека и личного телохранителя.

Ринтэ попросил Адахью позаботиться, чтоб их не беспокоили. Затем взял Тэриньяльта за руку и усадил.

— Говори, брат.

— О чем в первую очередь?

— Обо всех.

— Тарья Медведь в добром здравии, хотя в нем много печали. Нежная Госпожа тоскует по внуку и просит, чтобы в Объезд вы оставили его погостить.

— Скажи о Майвэ.

Тэриньяльт медленно покачал головой.

— Я могу сказать лишь то, что сумел ощутить. Могу и ошибаться.

— Говори.

— Она светится. Очень ярко.

— Это плохо. Будут замечать.

— Я же сказал, что не знаю, можно ли полагаться на зрение Тэриньяльтов.

— Ваш род слишком долго и слишком давно ушел от света. Опасаюсь, что ваше зрение схоже со зрением тех, кто бродит в Провале. И прочих тварей.

Тэриньяльт поджал губы.

— Твоя дочь тоже умеет говорить неприятные вещи в лицо, государь.

— Это же моя дочь. Прости.

— Я привык.

— Арнайя!

— Да?

— Каков я в твоих глазах?

— Ты светел, государь, но она ярче.

Ринтэ встал.

— Возьми-ка клинок. Я завяжу глаза. Посмотрим, как у нас получится — у тебя с твоим зрением, у меня — с моим.

— Охотно.

— Надо же, ты совсем не считаешь себя калекой.

— Ты умеешь говорить приятные слова, государь.

— Еще раз прости.

— Еще раз отвечу — я привык.

Адахья, скрестив руки, смотрел от входа. Он не беспокоился. В этих двоих он был уверен как в себе.

— А что ты еще скажешь о моей дочери? — выдохнул Ринтэ, уходя от выпада.

— Она умом старше своих лет, — Арнайя стремительно поднырнул под клинок и оказался прямо перед королем, и не отклонись тот в последний момент в сторону, мог бы засчитать себе полное поражение.

— Чуть не убил!

— Прости, государь.

— Ничего, я привык, — передразнил Ринтэ. — Говоришь, она так умна?

— Она, — клинок скользнул по клинку, — она владеет собой, как человек, умудренный опытом жизни. — Отскок назад.

— Это хорошо… Оставим, — король опустил клинок. — Не мальчики уже. Ты воплощенная смерть, Тэриньяльт. Хорошо, что именно ты провожал Майвэ. — Он снял повязку. Сядем. Я жду еще троих. Адахья, присоединяйся.

— Нет уж, господин, я на страже.

— Ну, тогда стой. А, вот и первый.

— Привет тебе, дядюшка! — раздалось от порога.

— Какого дядюшку ты приветствуешь? Нас тут двое, и оба тебе дядюшки.

— Тогда привет вам, дядюшки! Дядя мой король и дядя брат матери моей королевы! Привет вам, привет!

Юноша поклонился обоим и сел.

— О чем будет речь?

— Потерпи, еще не все пришли. Что скажешь о нем, Тэриньяльт?

— Он светел, как твоя дочь.

— А равновесие в нем есть?

— Нет. Совсем никакого. Он полыхает.

— Вы о чем, дядя?

— О ком, племянник. О тебе.

Принц настороженно молчал, глядя на старших мужчин.

— Я бы хотел знать, зачем эти разговоры и чего вы ожидаете от меня.

— Я жду, что ты будешь слушать. Через три года ты войдешь в возраст совершеннолетия, и я хочу, чтобы ты был готов.

***

— Через три года твой брат станет совершеннолетним, — говорила Сэйдире. Разговор происходил в круглой комнате на половине вдовой королевы Асиль. Это сразу насторожило Майвэ — обеих женщин объединяло только одно, и Майвэ знала, что именно. И говорить ей об этом совершенно не хотелось. Но вот уйти от разговора было невозможно.

Госпожа Асиль постаралась, чтобы все было устроено как можно лучше. Покой был тепло натоплен, курильницы источали тонкий пряный аромат. Ради Лебединой госпожи всюду были расставлены светильники. Поверх толстых циновок были расстелены ковры, в которых нога тонула по щиколотку, разбросаны шелковые подушки и покрывала. На черном круглом столике стоял кувшин с крепким сладким лунным вином с пряностями, блюдо с печеньем, сладостями и засахаренными фруктами из Дневных земель.

А у входа, завешенного толстым тяжелым гобеленом с королевской полной луной, стояла стража Тэриньяльтов и стража короля. И когда Майвэ попыталась было в прямом смысле слова уйти от разговора, ее чрезвычайно вежливо остановили — старшие госпожи приказали, умоляем простить, госпожа, но не можем выпустить, никак не можем. И Майвэ решила покориться и выслушать мать и королеву. Но если с нее будут требовать каких-то обещаний — ни за что. Никогда и ни за что.

— Мы много думали о будущем Холмов, и решили, что для общего блага вы с принцем должны пожениться.

— Да, так будет лучше для всех, — тихо добавила Асиль.

"Но так не будет лучше для меня!" — хотелось крикнуть Майвэ. Очень хотелось закричать и заплакать. Но она сдержалась. Маг должен уметь владеть своими чувствами, так говорил Дед. И потому она просто отвела взгляд и протянула руку к чаше.

— Девочка моя, послушай…

— Я слушаю вас, матушки, — высоким покорным голоском отозвалась Майвэ.

"Вот пусть и думают, почему я назвала их матушками. От того, что согласна или от того, что за братьев не выходят замуж! А он мне брат! Пусть и двоюродный, но брат, и никто более!"

Матушки, видимо, подумали о первом. Потому как переглянулись, и Асиль чуть заметно улыбнулась.

— Дом Ущербной луны породнился с домом королей через госпожу Асиль, что стала женой короля Эринта. Но Эринт был младшим братом твоего отца. Хотя твой отец и намерен посадить на трон твоего кузена, ты тоже дочь короля, и многие — уж поверь мне, очень многие считают несправедливым, что власть в Холмах перейдет к младшей линии.

— Да еще породнившейся с Тэриньяльтами, — прошелестела Асиль.

— Потому если ты и принц станете супругами, то объединятся обе линии и дом Ущербной луны, и ваши дети будут царствовать спокойно, по праву и без сомнений!

— А еще, — сказала Асиль, опять как бы стесняясь за то, что осмелилась говорить в присуствии женщины, которую многие в Холмах считали законной королевой, — Холм Ущебной луны остался без хозяина.

— Почему? — впервые заговорила Майвэ. — Почему же, госпожа, если твой брат, Арнайя Тэриньяльт жив?

— Мой брат калека. А калека не может быть главой холма.

— Это несправедливо!

— Но это так. И главой холма Ущербной луны станет принц. — Как же они избегали слова "брат"… — И все будут снова возмущаться, что Тэриньяльт на троне!

— Майвэ, только ты способна примирить Холмы!

— Да, сейчас волчье время, мы должны сохранить в Холмах мир…

Майвэ сидела, открыв рот, с чашей в руке, и не знала, что сказать. Ей хотелось заорать, бросить в них чем-нибудь, затопать ногами — но ведь они, эти две женщины, были в чем-то правы!