Ничей ее монстр (СИ) - Страница 3

Я говорил ей не строить розовых замков, а сам строил целые миры вместе. Я продумывал, как и где смогу быть с ней всегда. Как не в ущерб всем остальным я могу наконец-то быть реально счастлив сам. Я говорил ей, чтоб она не придумывала любовь, а сам придумывал не просто любовь, а одержимость этой малышкой. У меня съехали мозги. Впервые влюбиться, когда вам за сорок — это сродни падению в огненную бездну. Это как заболеть безобидной детской болезнью во взрослом возрасте и переносить ее со смертельными осложнениями и подыхать от побочек.

Каждый день с ней мне казался последним. Я боялся, что она, такая юная пресытится мною, наестся моей любовью и улетит как в песне «Машины времени». Я плотно закрывал все окна и сторожил ее сон. Никаких прогулок и полетов по ночам. Только со мной, подо мной и на мне.

Я учил ее страсти, учил плотской любви, и она инстинктивно превосходила своего учителя своим настоящим огнем. Заставлял кричать и сходил с ума слыша, как она хрипнет. Ласкал пальцами, языком. Да, черт возьми чем я только ее не ласкал. Мне хотелось залюбить каждый миллиметр ее тела. Она умоляла прекратить или не прекращать, кусала свои розовые маленькие губки. Да, они были у нее маленькие и нежные. Никакой модной опухлости, как будто пчелы бешеные покусали, а естественный изгиб и нежность. Они опухали только после того, как я терзал их всеми способами. Я набрасывался, как голодный волк на свою добычу, стараясь насытиться её телом и голосом, прерывистым дыханием и слезами наслаждения.

И ни черта не насыщался. Мог иметь ее всю ночь напролет и наутро уходил с вздыбленным членом. А по ночам смотрел в потолок и слушал ее дыхание лихорадочно думая где ее спрятать, где укрыть от всех и иметь право любить сколько хочу. Может плюнуть на все и развестись к такой-то матери? Дети уже взрослые. Жена? Ну так я бы ее не обидел. В конце концов у нас не царский режим и не католическое венчание. Разводятся даже президенты. Выдержал бы какое-то время и сделал рыжую ведьму своей. Окольцевал и никогда не отпускал даже на миллиметр от себя. Заделал бы ей мелких рыжих бесенят.

И эта мысль поразила меня сильнее всего… я никогда не говорил своей жене об аборте. Но я и не желал детей. Они просто появились, и я заботился о них. Как положено. Принимал известие от супруги, поздравлял ее и дарил подарок. Дети — это продолжение рода. Это хорошо. И у меня есть ресурсы позаботиться о них и обеспечить всем что нужно… И я любил их. По-своему. Сдержано. Я не умел иначе.

А сейчас целовал тоненькую шейку между рыжих кудряшек, гладил рисунок лопаток, проводил губами по выпирающим косточкам позвоночника, опускаясь до поясницы, трогал ямочки над округлыми ягодицами и представлял ее с животом. Я свихнулся. Кризис послесороковника, наверное. И плевать. Я впервые в своей жизни был счастлив. Не продуманно, не шаблонно. А по-настоящему.

И еще во мне проснулась дичайшая ревность. Адская, бешеная и неконтролируемая. Я ревновал ее ко всем и ко всему. Даже к ее танцам, к ее учителям, к своим охранникам, которых мог на хрен уволить, если мне не понравилось, как они на нее смотрят. К любому что отвлекало ее от меня, что было на мой взгляд более значимым в ее глазах. Но я никогда ей этого не показывал, кроме ревности к другим мужикам. Тут меня всегда срывало в самый лютый мрак, и я лютовал так, что не узнавал сам себя. Менял свой же персонал, водителей выбирал постарше, пострашнее и всегда ревниво следил, чтоб никто не смел даже выдохнуть в ее сторону. Плевать, что человек до этого проработал у меня много лет. Ни черта не важно если это угрожало моим отношениям с девочкой. И все начали бояться и правильно я за свое глотку перегрызу, а Лисичку я считал более чем своей.

Это письмо меня разодрало на куски… оно перевернуло мне сознание и выкрутило их наизнанку. Меня перемолотило в мясорубке со ржавыми ножами. Я перечитывал и перечитывал и перед глазами стояло чуть размытое лицо Милы. Она подо мной, на мне… наш секс чуть позже еще несколько раз. И я понимал, что самое жуткое — это не ложь. Это правда, которая всплывает спустя годы, чтобы поглотить вас, засосать в самое грязное и вонючее болото, какое только можно себе представить. Я слишком хорошо знал Милу. Она бы промолчала, она бы сожрала собственный язык лишь бы не сказать. Честно? Мне тогда было насрать от кого она родила. Я спросил — она ответила, снимая с меня всю ответственность. С этого момента и для меня ее ребенок был от Сергея. Но даже знай я тогда правду и при этом, если бы эта правда не угрожала моей семье и карьере, я бы не считал этого ребёнка своим. Чистая биология. Да, я циничный сукин сын… БЫЛ!

А сейчас блевал, выворачивая внутренности и вспоминая как имел свою девочку разными способами и снова блевал. Меня пронизывало судорогами боли, меня просто разламывало безостановочно. Я начал пить. По вечерам запираться в кабинете и заливать проклятые воспоминания коньяком, водкой. Утром меня приводили в чувство лекарствами, уколами и я более или менее становился похожим на человека. Я бы не сказал ей… никогда бы не сказал. Это слишком жестоко, это сломать ей психику, как она поломалась у меня. Я выл, я рычал, сдавливая голову руками. Я ненавидел и презирал свои руки, свои губы, свой член. Все ненавидел. Я себя проклинал. Я посмел ее замарать собой! Я такое с ней вытворял… дьявол лучше бы я сдох на месте, чем все это помнить.

Был ли я способен вышибить себе мозги? Вполне! Но меня останавливало то, что тогда у нее не будет будущего… я слишком ее любил… да, слишком любил ее, чтоб быть настолько эгоистом и оставить с этим одну. Любил не как отец! «Отец»! Чтоб я сдох. Меня выворачивало от одного слова. Моя девочка… как я не почувствовал… как? Смотрел на ее мучения после нашего расставания и впервые ощутил, как жжет глаза. Как скручивает горло и дрожат руки. Я не выносил ее слезы, не выносил даже, когда она просто была не в настроении. И сам заставил рыдать и сходить с ума… но пусть лучше ненавидит меня, как подонка, бросившего ее. Это банально и случается сплошь и рядом, чем знает, кто я ей на самом деле и что делал с ней. Ей станет легче. Она излечится… и я. Когда-нибудь я справлюсь. А если и нет — это только мои проблемы.

Привез ее домой. Думал так лучше. А стало еще хуже. Видеть каждый день, проходить мимо, чувствовать запах и не притронуться, не прижать к себе. Ад. Пекло, которого не пожелаешь и врагу. И ненависть к себе растет с каждой секундой. Чем сильнее желаю ее, тем сильнее себя ненавижу. Отшвыривал, отдирал с мясом и зверел от боли. Девки каждый день новые. Выпивка с таблетками, которые выписал мне мой личный психиатр притупляли агонию. Я превращался в машину, которая существовала на автомате. Но рядом с ней не помогало ничего я оживал. Воскресал. И тут же умирал снова.

Смотрел на ее рыжие волосы, и тут же чувствовал, как их шелк скользит у меня между пальцами и думал о том, что обязан держать себя в руках. Она будет жить дальше, она получит все что полагается дочери Барского. Пусть и незаконнорождённой. У нее будет будущее. С другим мужчиной… она будет счастлива и заранее сдыхал от ревности. Дьявол свидетель как я удерживался чтобы не биться башкой о стены. Я стирал в порошок каждого, кто лез ко мне, каждого кто мне не нравился. Я озверел и мои подчиненные это понимали они притихли и боялись свихнувшегося монстра. Мне казалось, что это поможет не думать о ней, не представлять ее будущее с другим, не сгорать от бессильной ненависти и не желать просто убить ее. Прекратить свои мучения ее смертью. Ведь это так просто… и одновременно с этим совершенно невозможно. Я тут же исдохну сам.

Когда бил ее словами… я ощущал эти удары. Каждый из них. Ножом в сердце, под лопатки, в спину, в живот. Я весь был исколот своими же ударами. Она плакала, и я рыдал вместе с ней молча и с каменным лицом. И я начал верить в проклятия. Меня точно прокляли люто, безжалостно и по-черному жутко. Меня заставили гнить живьем от самого отвратительного поступка, который может совершить мужчина… если такого, как я, после этого можно назвать мужчиной.