Ничего страшного: Маленькая трилогия смерти - Страница 4

Вот сейчас я разойдусь и подыграю каждому из вас! А сверху еще немного подмажу глазурью. Власть теперь направила свои стопы к крестьянскому двору, чтобы посмотреть, как она смотрится в самой что ни на есть благодушной сельской местности. Смеющиеся люди в шезлонгах. Мягкосердечные коллеги рядом, овчарки, дамы в национальных одеждах, и всё это на пленке «техниколор». И так же несложно стоять перед вами в виде разодетой в народном духе куклы, пряча под юбками торчащие хвосты. Волки любят прятаться в нашем хороводе, будучи наградой, которую каждый участвующий хранит в себе. Наша игра — это его вознаграждение. Каждый может превратиться в волка и потом снова испить водицы из родного колодца.

Толпа разрывает нас на части. Вечно хочет знать, какие мы тогда, когда не играем. Есть такие актеры, которые во время оно играли так хорошо, что люди слишком поздно заметили, что это была вовсе не игра. Или люди почувствовали облегчение оттого, что пришел, наконец, тот, кто перестал с ними играть? Что он играл с ними всерьез? Их тут же лишили их массовости и превратили в некую партию, то есть снова бросили в общий котел. Это лишь тогда становится важным, когда приходит пора умирать. Но в том-то и состояла цель. Они умирали в одиночку, но умирали в толпе.

Может ли толпа прийти к вождю, не разорвав его предварительно в клочья, чтобы добраться до той роскошной жратвы, которую он ей обещал? Перевозчик отдает за людей свою жизнь и получает ее назад в качестве вознаграждения за пересечение реки. А потом он берет за это их жизнь. И каждый получит по продовольственному пакету. Но потом взамен жратвы вы получили мой выход, ну вот, пожалуйста, как раз в этом самом месте. Моя роль: я укротила их, чтобы они не стали раздирать своего паромщика, а позволили разодрать себя ради него. Хлеба для всех? Не выйдет. Зрелищ для меня? Это — пожалуйста.

И вот народ становится властью, но поскольку власть познать нельзя, он и себя самого не знает. Есть актеры рациональные и такие, которые не ведают, что творят. Потом они станут утверждать, что творили в бессознательном сознании. Я показываю народу, что такое женщина из народа. Как женщина из народа дает своей игрой понять, что она — женщина из народа, чтобы народ снова и снова мог с готовностью подчиняться. Для этого он, в конце концов, и нужен. Такою, как я, должна быть просто-напросто любая женщина! Но, получив власть надо мной в театре и на экране, вы начинали верить, что, наконец, владеете и собою. Вот наибольшее из заблуждений! Перевозчику удалось устранить его надолго. Он всех их собрал тогда, когда они сидели на хрупких ветках в его парке транспортных средств и чирикали, чтобы обратить на себя внимание. Внимание-то он на них обратил, этого никто не станет отрицать. И вот они замаршировали перед ним, покачивая своими бычьими боками! Я, скотница Герти, тут как тут со своей буренкой Гертой, чтобы было с кем вместе встретить смерть и ради этого облачиться в простонародное платье. Да, эффект был еще тот, им не пришлось жаловаться.

Никто не был забыт. Они уцепились за одежду предводителя, за его черный «хорх», чтобы он хотя бы разок вылез из машины и шагнул в своих сапогах им навстречу. Чтобы хоть раз показать себя во всей красе на лоне природы, в его подлинной стихии, ибо казалось, что господство дано ему самой природой. Потом он, конечно, шагнул в народ. Быть может, этого ему не стоило делать. Ему следовало оставаться самой природой, тогда бы они (может быть, навечно) с отрадой прильнули к нему. Ведь у каждого народа двери в принципе всегда приоткрыты. Люди боятся что-нибудь прозевать! Прозевать собственную смерть! Со свежими новостями — в народ! Вперед, на разноцветные газетные страницы!

Нашему зрителю теперь можно напиться до отвала, поскольку он созрел и в 270-й раз извлек из истории уроки. Пока он наливался соком и созревал, на нем потоптались вволю. Он знает раз и навсегда, что надо сказать, когда он видит нас. Зритель. Говорит без умолку, хмельной от самого себя. Народ в качестве своего собственного актера. Каждый — исполнитель своей собственной главной роли! Во мне он больше не нуждается. Однажды зритель возомнил, что сам может стать всемогущим, но мы его прочно взяли в свои руки. Между тем народ снова принадлежит себе и знает, что ему положено. Человек для человека — царство одиночества! Не знаю, нравится мне это или нет. Раньше было лучше.

Одно препятствие как раз убирают с дороги и устанавливают другое, более высокое, потому что власть нуждается в дистанции, а не в контроле, чтобы можно было следить за восхождением ее дикого племени. Нет, природа власти вовсе не в том, что она разрастается, а в том, что к ней все присоединяются, потому что все хотят одного и того же. Много вас еще осталось? Пожалуйста, покажитесь! Я вижу, многие из вас еще востребованы, но это не надолго. Спасибо, не хватало еще, чтобы моей дорогой публики поубавилось, она же меня почитает все больше и больше! Хорошо, что сегодня я ухожу со сцены. Мне нужна дистанция, чтобы не слиться со всеми. Но все должны всегда верить, что я одна из них. Власть в наших руках! Слава Богу, этому тоже можно научиться у актеров.

Я всегда играла сдержанно, чтобы выглядеть человечней самого человека, но это не накладывало никакого отпечатка на мое сценическое поведение. Я всегда казалась отчужденной. Партнеры всячески жестикулировали, и люди думали, что делается это ради них. Именно. Как будто бы нам больше нечего делать! Теперь скажите мне: почему власть предержащие, ничуть не менее уверенные в своих приемах, чем хороший актер, постоянно чего-то боятся? Я ведь не боюсь потерять ваше обожание. Как видите, я отважна. Меня ничто не останавливает. Тут был мой директор! Он опирался в своих методах руководства на абсолютную дружбу. Так он сказал двум приятелям в национальных костюмах, у нарисованной горы; неплохо, но я видела тут декорации и получше, во всяком случае, подороже. Весь Вацман, все Альпы из картона! Огромных денег стоит, скажу я вам! А настоящие Альпы там, в Берхтесгадене, были бесплатными. Я опиралась в своих методах на нежную женственность, которая так и брызжет из меня при каждом движении. Это как та дама, которая ведет по городу — кого? — своего гида! Мне это удалось; другим — нет.

Одним только умом на сцене ничего не добьешься. Самонадеянной может быть только абсолютная бездарность, если это чудо, то только чудо однообразия. Публика должна тотчас же узнавать актера. Смерть меня никогда больше не пугала с той поры... с той поры, как я научилась брать что-то от этой бесхозной бродячей власти. Да, власть над вами была моим золотым псом.

Он всегда лежал рядом, у моих ног! Вы думаете, эта власть над вами — всего лишь искусная подделка? Вы думаете, у меня можно отнять ее лишь потому, что я сейчас чуток покойница? Нет, вы не можете быть такими глупыми! Что-то похожее на меня всегда было — и всегда будет — здесь, в Вене, в Нижней Австрии и в восточной части Бургенланда, да и во всей Германии. Я всегда умела держаться и держать себя в руках.

Ну вот, теперь вы можете с наслаждением спустить своего зверя с цепи, я ему определенно ничего не сделаю. Зверей я люблю. Однако лучше всего я обращалась с самой собой. Органам власти, название которых люди не отваживаются даже прошептать, не надо было меня долго упрашивать, чтобы я соблюдала приличия! В том-то и заключалось мое искусство — в полном согласии с собой. В этом я всегда оставалась неподражаемой! Надеваю простое крестьянское платье — и сливаюсь с собой. Надеваю шляпу с лебединым пером — и сливаюсь с собой. Сую ноги в туфли — и опять-таки — совершенно сливаюсь с собой. Играю в одном из фильмов, но не сливаюсь с собой и испытываю страшные мучения: всё ли я верно сыграла? Но я знаю, что и на этот раз могу слиться с собой. Мне не надо бежать от себя, потому что в споре с моим «я» я полностью сливаюсь с собой. Без этого не будешь первоклассным актером. Впрочем, актером самого низкого уровня без этого тоже не будешь, вот только... ему не поверят! Но чего всё это стоит! Сколько нужно вынести мучений! Борьба за выразительность! Отсутствие оной — это же ужасно! Всюду всхлипывающие свидетельницы моей игры! Вы представляете себе, какой сложной надо быть, чтобы стать служанкой народа? Чтобы снова быть совсем простой?