«Ничего особенного», – сказал кот (сборник) - Страница 1

Michael Swanwick

NOT SO MUCH, SAID THE CAT

Copyright © 2016 by Michael Swanwick

This edition is published by arrangement with Sterling Lord Literistic and The Van Lear Agency LLC

© А. Гришин, перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Я глубоко благодарен Джину Вулфу за то, что он разрешил мне резвиться в его мире (и считаю себя его должником), Линде Лейн – за то, что она познакомила меня с содержимым своего дневника, Нейлу Варрону – за название и предложение сочинить рассказ, для которого оно подошло бы, Борису Долинго, который дважды привозил меня в Екатеринбург, Андрею Матвееву и Алексею Безуглому – за раскрытие тайн матушки-России, комитету конвента Свекон – за то, что познакомили меня с их восхитительной страной, Дженис Айан – за то, что она сочинила «Глаза Марии», Джону Креймеру – за то, что вывел мои представления о физике за пределы девятнадцатого века, Гарднеру Дозуа – за совет написать еще одну историю о Даргере и Довеске, Дженнифер Саммерфилд – за откровения по поводу устройства театра, Грегори Фросту – за дружбу и советы, Нилу Гейману – за то, что он ввел в оборот произведения, не привязанные к определенному жанру, Патрику Нильсену Хейдену, замечания которого научили меня делать из одного рассказа целую серию, и Фонду поддержки искусства М. К. Портер – за лучшие годы моей жизни.

Когда именно я принял решение удрать с эльфами?

Возможно, в то лето, когда я каждый день по десять часов вкалывал грузчиком на мебельной фабрике в Роаноке и от скуки начал записывать придуманные слова и обрывки фраз на клочках бумажных отходов. Возможно, в тот день, когда я пришел под вечер домой и обнаружил, что стекло в кухонной двери разбито, всюду кровь, отец с перебинтованной рукой, а мать необычно угрюма и не желает говорить о случившемся. Этот случай, ознаменовавший собой начало необычно ранней и стремительно прогрессировавшей болезни Альцгеймера у отца, побудил нашу семью к скоропалительному переезду из Вермонта на юг и сильно повлиял на мою дальнейшую жизнь. Или в ту ночь, когда я взял дешевое издание «Властелина колец», намереваясь прочесть главу-другую перед сном, и читал не отрываясь до рассвета, читал за завтраком, читал, не поднимая глаз, пока шел через лес в школу Уинуски и закончил последнюю главу одновременно со звонком, извещавшим об окончании учебного дня. Наверняка могу сказать лишь одно: начиная обучение в старших классах, я твердо намеревался стать ученым, а ко времени поступления в колледж определенно решил посвятить жизнь литературе.

Меня попросили написать несколько слов о том, на каком этапе писательской карьеры я сейчас нахожусь. Но мне трудно сказать, с чего же эта карьера началась. Принять за исходный пункт первое купленное у меня произведение будет несправедливо по отношению к глубоко целеустремленному молодому человеку, каким я некогда был, – а я преклоняюсь перед его способностью полностью отрешиться от восприятия реальности, хотя многие настоятельно советовали ему трезво смотреть на жизнь.

Поэтому я начну с автобусной станции «Грейхаунд» в Филадельфии. Там я сошел – мне было двадцать три года от роду, и я имел семьдесят долларов в кармане, привычку выкуривать по пачке сигарет в день, сложенную газету в ботинке, закрывающую дыру в протертой насквозь подошве, друга, по собственной воле предложившего мне на месяц «вписаться» на диван в его квартире, и безумную убежденность в том, что я непременно стану писателем-фантастом. На протяжении следующих шести месяцев я сдавал кровь за деньги, писал за нерадивых студентов курсовые работы, брался за любую подвернувшуюся временную работу, а как-то раз ранним воскресным утром дюжину раз обошел квартал, где на крыльце ресторана стоял мешок со свежеиспеченными багетами, ломая голову над проблемой: не попытаться ли отломить кусок. К тому времени, когда мне наконец-то удалось устроиться клерком-машинисткой, я похудел на пятьдесят фунтов.

Я отчетливо вижу перед собой того юного писателя – длинноволосый, одетый в черный джинсовый костюм, он торчит в обшарпанной комнатушке на втором этаже, напротив ночлежки на углу 15-й и Южной улиц, и печатает, засиживаясь далеко за полночь, а внизу шлюхи ведут непрерывную визгливую перебранку со своими сутенерами. Он пишет фрагменты сюжетов, стихотворения в прозе, письма из глубины души – ничего из этого и близко не годится для превращения в рассказ, поскольку он понятия не имеет о том, как придумать развязку. Если бы я смог поговорить с ним через реку времени и сообщить, что он будет публиковать книги, получать премии, присутствовать в качестве почетного гостя на конвентах в таких городах, как Екатеринбург, Турку, Загреб и даже на Ворлдконе – Всемирном конвенте научной фантастики, – он обрадовался бы, но не был бы удивлен. Несмотря на все факты, он твердо знает, что его ждет блестящее будущее. Он до боли хорошо понимает, что ему придется пройти длинный путь. Но он учится очень прилежно и очень быстро.

И будь у него возможность задать мне один вопрос, он спросил бы…

Могу я начать и шестью годами позже, с той потрясающей звездной ночи, когда Гарднер Дозуа и Джек Данн внимательно прочли мою последнюю на тот момент неудачную попытку в научной фантастике и, шаг за шагом, показали мне, каким образом ее можно превратить в настоящий рассказ. Это было то же самое, как если бы Бог сошел с небес и повернул выключатель у меня в мозгу. Я и дальше работал так же упорно, но с того момента мне открылось, каким образом нужно доводить рассказ до развязки. В два часа ночи я кое-как добрел до своей квартиры, мимо юных гомосексуалистов, сидевших на ступеньках в ожидании влюбленных взглядов других молодых гомосексуалистов, неторопливо фланировавших по Спрус-стрит, и был гораздо счастливее любого из них, потому что в моей жизни только что произошел коренной перелом.

На следующий год я получил два щедрых дара удачи. Первый заключался в том, что первые же два моих опубликованных рассказа были номинированы на премию «Небьюла» – к тому же в одной категории. Это привлекло ко мне много внимания, что весьма ободряет начинающих писателей. На некоторое время я обрел статус kumquat haagendasz – такое название Гарднер Дозуа придумал для адресатов того скоропреходящего восхищения, которое переходит с одного начинающего писателя на другого, появившегося следом за первым, когда о его существовании узнают знатоки и ценители, по аналогии с мороженым «haagendasz», которое пользуется популярностью, хотя не обладает иными достоинствами, кроме названия на несуществующем языке и дороговизны. Второй дар удачи заключался в том, что премию я не получил. Я остался без награды, а это значило, что я не испытал бремени мгновенного успеха, на который должен был бы равняться впредь, и продолжал выпадать из бесчисленных номинаций еще добрый десяток лет. Откровенно говоря, я находился на грани превращения в bull goose loser – большую шишку среди неудачников, еще одно название, выдуманное Гарднером, напоминающее по звучанию «бульдозер» и обозначающее писателя, которого то и дело номинируют на премии, но так и не дают награды, – пока победа наконец-то не вышибла меня из гонки.