Ничего особенного (СИ) - Страница 27

Часть 4

— Я не могу его никому отдать! — в отчаянии сказала Вера, садясь в машину. — Ты же видишь, Глеб, он ждет меня.

— Вижу, — печально отозвался Глеб. — Но здесь ситуация сложнее, чем с Катей. Там не было конкурентов на усыновление, а здесь целый ворох родственников и биологический отец в придачу, желающий заполучить наследство Марии.

— Мне плевать на наследство! — с горечью отвернулась в окно Вера. — Я чувствую, что нужна этой крохе, что без меня он погибнет, понимаешь?

— Я знаю, — сказал Глеб и погладил Веру по спине ладонью. — Успокойся, любимая. Я что-нибудь придумаю.

— Знаешь, Глеб, давай завтра подадим заявление в ЗАГС и в суд на усыновление Шурика.

— Давай. Прямо с утра и пойдем в ЗАГС, — просиял, обрадованный Глеб. Но потом снова спрятал улыбку и осторожно прибавил: — Только ты же понимаешь, Верочка, что на усыновление в приоритете родственники.

— По-ни-маю! — закричала Вера. — Но что еще можно сделать, чтобы спасти Шурика? Если Ленчик докажет отцовство, клянчить у Бирковских, чтобы они отдали нам его на воспитание, а наследство пусть забирают? Их же цель деньги. На мальчика им плевать! Но эта мегера, Виолетта, может, не согласится. Она, наверняка, спит и видит, сделать из Шурика, второго Ленчика: послушного эгоиста, цель которого деньги и карьера, любой ценой. Разве ты не видишь, как она Ленчика обработала? Ведьма, не иначе!

Глеб смотрел на Веру задумчиво, погрузившись в свои мысли.

— Что ты так смотришь, Глеб? Я знаю, что ты думаешь: крыша поехала у Веры после смерти сына. Так, что ли?

— Нет, Верочка. У меня самого душа болит за мальчика. Но все же надо ехать. Катюшка ждет.

— Хорошо, поехали — безнадежно махнула рукой Вера, вытерла слезы и отвернулась к окну.

Вера думала: «Я знаю, что Маша хотела бы, чтобы я забрала ее сына к себе. Несмотря на то, что она иногда была высокомерна и горда, все же доверяла мне, рассказывала самое сокровенное. А как бросилась мне на помощь в детском парке, когда случилась беда? Повезла в клинику, возилась со мной, хотя сама была перед самыми родами. И даже не позволила деньги заплатить за мое пребывание в клинике и операцию. Все растраты на себя взяла. Мне тогда, конечно, было не до чего. После смерти сына я совсем выпала из реального мира. Ничего не соображала. Нет! Я должна что-то сделать, чтобы Машиного ребенка усыновить. Он так смотрел на меня! Как будто ждал, что я заберу его из детского дома».

Когда Глеб и Вера зашли домой, Нонна Павловна и Татьяна Васильевна сидели в зале на диване и мирно беседовали. Катюшка играла на ковре с игрушками. Девочка, увидев родителей, сразу бросила игрушки и побежала к ним. Глеб поднял ее на руки. Катя, обняв одной рукой отца за шею, протянула другую ручку к маме и обняла ее тоже, прижав их головы к своей маленькой кудрявой головке. Получился трехглавый Змей-Горыныч.

— Доченька, ты уже кушала? — спросила Вера.

— Я всю мазню съела, — похвасталась Катя и обернулась на няню, ища подтверждения своего подвига, так как манную кашу девочка не любила и редко оставляла чистой тарелку.

— Да, да, да! — поспешила заверить Нонна Павловна. — Всю размазню съела сегодня. Я сказала, как только все съест, сразу и родители приедут. Очень ждала Вас, так что кашке быстро пришел конец. Все засмеялись.

Татьяна Васильевна, видя заплаканное лицо дочери, подошла к ней, взяв Веру под руку, отвела в сторону от ребенка, спросила:

— Что опять случилось, Верочка? Почему ты плакала? Что-нибудь с Леней? Вы же к нему ездили, да?

— С Леней все в порядке, мама. Если можно так сказать, — добавила она. — Мы были в детдоме. Смотрели на сына Марии. Знаешь, мама, какой он несчастный. Так плачет! Беспрерывно! Весь красный, надорвет сердечко. А как меня увидел — замолчал. И смотрит так на меня, даже улыбнулся. Как будто верит, что я заберу его, и тогда все с ним будет хорошо.

— Верочка! — испугалась Татьяна Васильевна. — Как это «заберу»? Что ты опять выдумываешь? Какое ты имеешь право забрать Шурика. У него же родственники есть! Вера перестань уже все на себя брать. Всех детей не усыновишь! Про Катю лучше думай. Она хочет больше твоего внимания. Все время с няней, да со мной. А ты все про других людей думаешь. Теперь еще Машин сынок. Жалко, конечно, сиротку. Но, может, ему хорошо будет с бабушкой и дедушкой или с дядей, братом отца. Откуда ты знаешь? Ты же еще даже не видела этих людей. А уже судишь их, что они плохие.

— Мама! Причем тут: кто плохой, кто хороший? Я чувствую, что нужна этому мальчику, и он нужен мне!

— Опять ты за свое! Вот упертая! Мало ли кто, что чувствует или хочет! Нельзя жить только своими желаниями или чувствами. В жизни то не всегда совпадают наши желания с возможностями. Смирись и забудь. Займись Катей. Для чего ты ее удочерила? Направь все мысли, любовь на нее. Да и Глеб у тебя есть. Радоваться надо, что вы вместе и у вас все хорошо!

— А мы и так радуемся! — попытался защитить Веру Глеб. — Вот завтра пойдем заявление подавать в ЗАГС.

— Тьфу, тьфу, тьфу! — поплевала Татьяна Васильевна через левое плечо. — Вот и славно! Пойдемте чай пить, голодные, наверное? Может, плов разогреть?

— Я не хочу, — печально сказала Вера. — Катю пойду купать и спать уложу. А вы угощайте Глеба. Он с утра не ел.

— А я хочу, — весело сказал Глеб, чтобы уважить женщин. — Плов моя любимая еда!

— Мой руки, сынок! — обрадовалась Нонна Павловна. После покушения на Глеба она так переживала за него, что стала теперь называть сыном. Хотя у нее были свои родные дети, только жили не близко.

Вера пошла готовить ванну для купания дочери. Набрала воды, потом вышла за Катюшкой. Та сидела на коленях у Глеба за кухонным столом вместе с бабушками и уплетала плов.

Вера, увидев такую картину, засмеялась:

— Не перекармливайте ребенка на ночь!

Потом немного смутившись, как бы невзначай, тихо сказала:

— Останешься сегодня?

Глеб от неожиданности чуть не подавился, быстро посмотрел на Веру и утвердительно закивал головой. Вера благодарно блеснула влажными глазами и ушла купать Катю. Сердце женщины кровоточило и никак не могло успокоиться. Вера чувствовала, что не может сегодня остаться одна. Она представляла, как всю ночь без сна будет лежать в постели, уставившись незрячими глазами в потолок и изводить себя напрасными надеждами и отчаянными мыслями.

После ужина Нонна Павловна распрощалась до завтра и ушла домой. Татьяна Васильевна закрылась в своей комнате. Она засыпала рано. Вера уложила Катю, приняла душ и вошла в спальню, где ее ждал Глеб, сгорая от нетерпения.

«Как же так вышло, — думал Глеб, — что я — самоуверенный эгоист, ненавистник женщин, не пропускающий ни одной красотки и, в то же время, ни с кем не желающий заводить серьезные отношения, так неожиданно и прочно увяз в ней? Что такого есть в этой женщине, чего не было в других? На первый взгляд, ничего особенного. Нет, конечно, она красивая! Но разве мало было у меня шикарных женщин? Конечно, у нее характер, упертая, не лучше меня! Но и таких я встречал. Несомненно, у Веры доброе сердце, и она способна на поступки, не каждому по плечу. Но за это не любят. Вряд ли я полюбил ее за ответственность и порядочность. Так почему же я, влюбился так, что готов забыть свою гордость, свои желания? Даже бизнес ушел на второй план! Только она повсюду! Ее глаза, ее лицо, ее волосы, руки. Не знаю… И не хочу знать! Знаю одно — без нее нет мне жизни».

Мечта Глеба, о которой он грезил столько ночей — неожиданно снизошла к нему, спустилась с небес прямо в его ладони. Сегодня он, наконец, сможет снова обнять свою любимую женщину. Прошло чуть больше девяти месяцев со дня их неожиданной и страстной первой встречи. Казалось, тогда они еще ничего не поняли, не узнали друг друга, но их тела уже почувствовали близость, и не было никакой воли, никакой возможности противостоять стремлению обладать друг другом, соединиться в одно целое.

Вера оставила Глеба не для секса. Она, как маленькая девочка, не знавшая отцовской заботы, искала теперь это тепло у Глеба. Вера хотела прижаться к нему, чтобы он утешил ее, пожалел, успокоил.