Ничего особенного (СИ) - Страница 12

— Не говори ерунды, мама? — раздраженно ответила женщина, наливая себе стакан воды. Она выпила его большими глотками, как будто выбралась к оазису из пустыни.

— А что же тогда произошло?

Вера стала рассказывать маме печальную историю девочки Кати.

Татьяна Васильевна слушала внимательно, подперев кулаком щеку и сочувственно вздыхала. Когда Вера упомянула о предложении Эли продать ребенка, Татьяна Васильевна всплеснула руками и вскрикнула: «Вот, гадина! Это же не мать, а кукушка какая-то!»

Окончив рассказ, Вера застыла на стуле, задумчиво глядя в окно. Татьяна Васильевна подошла к ней, обняла и осторожно произнесла:

— Конечно, ты молодец, Верочка, что позвонила в опеку. Но ездить туда самой не надо было. Зачем зря сердце рвать? Ты же все равно этой девочке ничем помочь не можешь. Такая ужу нее судьба. А сколько таких в детских домах? Тысячи! К сожалению, Элька не одинока. Таких матерей много. Иначе откуда бы брались сиротки при живых родителях?

Вдруг Вера решительно повернулась к матери. В ее глазах зажегся упрямый огонек. Татьяна Васильевна хорошо знала это выражение глаз дочери. Если что задумает, никто не сможет остановить, поэтому она с испугом тихо сказала:

— Ты что задумала, Вера?

— Я удочерю ее, — спокойно сказала Вера и включила чайник, как будто здесь даже нечего обсуждать.

— Кого? — переспросила Татьяна Васильевна, понимая, что вопрос этот был лишний.

— Катюшку.

— Доченька, ты с ума сошла! Зачем тебе чужой ребенок? Ты же не бесплодная или старуха! У тебя еще свои дети будут. Найдется человек тебя достойный. Обязательно найдется! Тогда и родите своего, родненького. А я нянчить буду. Я понимаю твой порыв. Конечно, жалко девочку! Но подумай хорошенько. Это же не в куклы играть. Тут со своими родными другой раз тяжело, а это чужая. Не будет слушаться — захочешь обратно отдать. А ребенку это, каково будет? А если мать начнет приходить, надоедать, денег требовать? Ребенок скажет: «Я к маме пойду!» Что ты будешь делать? А какая она вырастет? Ты подумала? Какие у нее гены? Если, как ты сама говоришь, у них в роду одни алкоголики? Вера! Прошу тебя не губи свою жизнь и мою, глядя на тебя! Ты и так замуж выйти не можешь, а с ребенком? Кто тебя возьмет?»

Татьяна Васильевна приводила и приводила доводы, торопилась убедить дочь не совершать ошибку. Она очень боялась, что не сможет уговорить ее, зная ее упертость, все делать по-своему и никого не слушать. «Нет, нет, нет! — думала она, — только не это! Господи! Не допусти! Образумь, неразумную дочь!»

— Понимаешь, мама, она сама вышла ко мне на дорогу, как будто меня искала. Моей помощи. Значит, судьба так распорядилась. Бог послал ее ко мне, понимаешь? Я не могу ее оставить. Моя это девочка.

— Господи! — причитала от безысходности Татьяна Васильевна. — Да она, наверное, не первый раз туда выползает, раз дверь эти пьянчуги не в состоянии закрыть. Какая твоя? Твоя у тебя еще впереди. А это чужая! Не придумывай ничего! Прошу тебя, доченька, не губи себя, — опять повторила убитая горем мать.

— Мама, я уже все решила. Зарплата у меня хорошая, квартира тоже, здоровье — пока не жалуюсь. Конечно, в приоритете родственники. Но, по-моему, там кроме такой же бабушки-алкоголички никого нет, кто бы захотел девочку взять. Эльке она не нужна, раз продать предлагала. Лишат материнских прав — она и рада будет, что пить можно свободно. Хотя и сейчас ей дочка не мешала. Не следила она за ней. Ничего для нее не делала. Зоя Федоровна рассказывала. Так что, с завтрашнего дня начну документы собирать, комиссию проходить, с юристом проконсультируюсь.

— Ну, Вера! Какая же ты упрямая! То вообще против семьи была! Про детей слышать не хотела! А теперь еще лучше придумала! Я с тобой скоро с ума сойду! — заплакала Татьяна Васильевна, положив голову на стол.

— Мамочка, прости, — подошла к ней Вера, села рядом, обняла ее худенькую сгорбленную спину. — Если бы ты видела! Какая она хорошенькая! Ручки маленькие, ножки крохотные. Сама светленькая, с кудряшками, а глаза голубые, даже синие. Смышленые такие! А как заплачет? Всю душу вынимает. Моя это девочка. Понимаешь. Я чувствую, что моя.

— Что ты чувствуешь?! Давно надо было замуж выходить и своих детей рожать! И было за кого! Все выбирала! Довыбиралась! Разве так надо жить начинать? Чужих детей подбирать, да еще от алкоголиков. А как начнет потом твоя девочка пить, да гулять! Генетика-то, вон какая! А старая будешь — наплачешься с ней! Будет за грудки хватать, твою пенсию на выпивку требовать! Попомнишь тогда мои слова, да поздно будет!

Татьяна Васильевна встала, откинула руку дочери. Решительно повернулась к ней и вынесла вердикт твердым голосом:

— Если возьмешь девочку — на мою помощь не рассчитывай!

Она подошла к газовой плите, выключила закипевший чайник и пошла в комнату, оставив Веру на кухне одну. Татьяна Васильевна надеялась, что этот последний аргумент заставит дочь передумать.

Но Вера все пропускала мимо ушей. Она мысленно уже была далеко отсюда. Ее натренированный мозг, получив цель, как принтер выдавал один документ за другим. Вера пошагово планировала, что нужно сделать в первую очередь, что потом, куда позвонить, к кому обратиться.

«Завтра же накуплю одежды, игрушек, вкусняшек… Нужно посмотреть в интернете, что можно двухлеткам, и пойду к Катюшке в больницу. Надеюсь, пустят проведать. А если нет, хоть передачку передам».

Началась у Веры совсем другая жизнь. На работе коллеги заметили:

— Наша начальница не иначе влюбилась, — говорил Иосиф сотрудникам отдела, когда Вера выходила из кабинета. — Вчера говорю ей: «Вера Ильинична, не убивайте, не успел закончить отчет!» А она ласково так отвечает: «Ну, ничего, Иосиф. Даю тебе еще два дня. Будь любезен сделай вовремя». Вы слышали когда-нибудь такое? Раньше бы стерла в порошок. У нее же работа — «Царь и Бог!» А теперь! Только конец рабочего дня — она быстрее меня из кабинета стартует. Вот увидите, скоро на свадьбу пригласит!»

Но Иосиф был не прав. Вера с головой ушла в подготовку к удочерению Кати. В течение месяца женщина почти каждый день навещала девочку сначала в больнице, потом в детском доме. У ребенка обнаружился целый букет заболеваний: рахит, атопический дерматит, инфекция мочевых путей, анемия.

Девочка быстро привыкла к Вере и уже бежала, как каракатица, на своих кривых ножках, если только женщина показывалась в дверях. Вера тоже все больше привязывалась к Катюшке. Все ее мысли были о девочке. На свое здоровье она совсем перестала обращать внимание. Спала, как убитая, только голова до подушки. Спина по-прежнему побаливала, но Вере было не до нее.

К концу месяца состоялся суд. Эльку лишили родительских прав. Она, как артистка, на суде лила слезы, заламывала руки и умоляла оставить ей дочь. Это было уже третье предупреждение от опеки, поэтому ей никто не поверил. На следующий после суда день Зоя Федоровна позвонила Вере и сообщила, что Элька опять ушла в запой.

— Не переживай, — сказала она, — правильно сделали, что лишили. Я ее тоже раньше жалела, да вижу, не сможет она уже подняться из этого болота. Так и сгинет, как ее папаша.

— Может, в больницу ее определить на лечение от алкоголизма? — неуверенно предложила Вера, думая про себя, что ей некогда заниматься Элькой. Да и вообще, лучше держаться от нее подальше, чтобы она быстрее забыла дочь.

Через месяц у Веры уже были на руках все необходимые для усыновления документы. Она окончила курсы в школе приемного родителя. Прошла медкомиссию. Осталось написать заявление на согласие об усыновлении Катюшки в суд. Опека ждала, не заявятся ли родственники, желающие усыновить девочку. Бабушка Кати — опустившаяся алкоголичка со стажем, кроме своей пагубной привычки имела еще целый набор хронических заболеваний. Дядя Элькин — Семен Степанович жил в Красноярском крае. Имел большую семью из шести человек: сами с женой и четверо детей. Еле сводили концы с концами. Усыновлять отказались. Больше из родных претендентов не было.