Ничего личного (СИ) - Страница 2

Милли пошла пятнами, убрала грудь с его наплечника, увенчанного неподкупной белой звездой, и, истерично чирикнув какие-то извинения, вылетела из кабинета, громко стуча невыносимо длинными каблуками.

Любой другой мужик в подобной ситуации не заметил бы не то что опечатку в очередном нудном, никому не нужном документе, а и имя бы свое забыл.

Любой другой, но не Роджерс. Роджерс, хмурясь, секунд двадцать с неодобрением смотрел на закрывшуюся за Милли дверь, а потом, наконец, вспомнил о Броке.

— Давайте, Рамлоу, что там у вас?

У Брока “там” была невыносимая эрекция, вызванная отнюдь не продемонстрированными прелестями разобиженного на весь свет секретаря господина директора, и мысль о том, что неплохо бы знать, придуривается Роджерс или реально не заинтересован в чужом навязчивом внимании.

— Результаты стрельб, — прочистив горло, произнес Брок. — Хочу просить о смене снайпера.

— Есть кто-то на примете? — тут же стряхнул с себя задумчивость Роджерс и заинтересованно заглянул в бумаги, принесенные Броком. — О, все так плохо?

На самом деле Соул стрелял не хорошо и не плохо, а просто средне, но у Роджерса, как и у самого Брока, были завышенные требования к тем, кому он доверял спину.

Да, возможно, дело было именно в этом.

В завышенных требованиях.

Может, под личные требования Роджерса не подходили ни Милли, ни Брок.

***

Джеффри Родригез был молодым, красивым и наглым. Из тех, которые любые пиздюли воспринимали как аплодисменты и цены себе сложить не могли. О таких говорили: “ему ссы в глаза — все божья роса”. Он был лучшим снайпером, но не прижился ни в одной группе. Брок, решив, что и не таких в своей жизни обламывал, все-таки его взял, и пожалел об этом на первой же совместной с кэпом тренировке. Они отрабатывали на полигоне сопровождение-прикрытие, и Родригез, который должен был сидеть в гнезде и не выебываться, вдруг возомнил себя суперсолдатом и прыгнул наперерез предполагаемому противнику, использовав парашют для десантирования со сверхнизкой высоты. К тому времени, как осел купол, Брок уже успел выбраться из искусственного болота и двинуть любителю самодеятельности по зубам. Хорошо так двинуть, от души.

Роджерс и не подумал возмутиться воспитательными методами Брока. Только снял шлем, пригладил взлохмаченные волосы и заметил:

— Вы мертвы, группа без прикрытия снайпера, и сейчас тут будет противник, заметивший ваш купол. О чем вы вообще думали, Родригез?

Чертов наглый сукин сын сплюнул кровь с зубами вместе и посмотрел на кэпа как дебил.

— О тылах, за которые сдохнуть не жалко, — пафосно возвестил он, и Брок сходу придумал несколько способов убийства этого доморощенного Казановы. Так, что ни одна собака тело не найдет. Ни один из весьма некрупных кусков, на которые Брок его разрежет самой тупой пилой, какую найдет.

— Умереть за тех, с кем вы на одной стороне это, конечно, почётно. — Совершенно серьезно сказал на это Роджерс, находя взглядом перемазанную в тактической краске Мэй. Корень зла, ага. — Но от исхода операции может зависеть больше, чем жизнь одного человека. И даже больше, чем жизни всех членов группы.

— Меня в этой группе интересует только один… член, — хохотнул Родригез, и Брок, подняв его за шкирку, прекратил это церебральное насилие над окружающими.

— Я тебя так умотаю, что у тебя неделю не шевельнется ничего, — пообещал он этому герою-любовнику.

— Я бы помотался, конечно, — нагло ответил ему Родригез, — но…

— Заткнись, — Роллинз говорил редко, но всегда по делу, и звучало это обычно так, что продирало холодом от холки до копчика. И Родригез заткнулся.

— Родригез — в санчасть и, если серьезных повреждений не обнаружится, пять штрафных кругов, — распорядился Роджерс и, наклонившись ниже, вдруг сгреб придурка-снайпера за грудки, встряхнул, как мешок с картошкой. — И в следующий раз, — очень спокойно, без особой угрозы выговорил он, — думайте, прежде чем подставлять своих товарищей, иначе вылетите из группы раньше, чем успеете произнести “тылы”. Вы меня поняли?

— Если не понял, так мы ему растолкуем, — пробасил Роллинз, не дав проштрафившемуся идиоту и рта раскрыть. — Пойдем, отведу тебя, — он легко подставил плечо и увел свою жертву подальше от начальственных глаз. Брок неискренне понадеялся, что к выбитым зубам не прибавится еще ушиб печени, призванный закрепить новые для подопытного знания о том, что хорошо и что плохо при работе в группе.

— Вводная та же, — глядя им вслед, произнес Роджерс. — На исходную. Рамлоу, перекомплектуйте группу.

— Есть, сэр, — козырнул Брок. — Мэй, в гнездо. Тройка Роллинза со мной. Погнали.

И они погнали. Вытаскивая ноги из противно чвякающего искусственного болота, Брок думал о том, что Родригез — хорошее приобретение для группы.

Надо ему прозвище придумать.

Например, “Охотник за тылами”.

Ну, или “Взгляни со стороны”.

Второе — исключительно для личного пользования Брока. Чтобы не уподобляться.

***

— На обед идешь? — после пяти удачных совместных операций Брок упорно говорил Роджерсу “ты”, забивая на ответный официоз, решив, что сожранное вместе дерьмо дает ему такое право. Роджерс его не окорачивал, не напоминал о субординации, но вот на предложение пойти пообедать вздернул светлые брови, будто мысль о том, что люди едят и иногда делают это вместе, даже не приходила ему в голову.

— Я… занят, — ответил Роджерс, и Брок почувствовал, как тот мучительно ищет нужные слова, чтобы и не обидеть, и не прерывать охуенно важное копание в бумагах. Брок показательно закатил глаза, и Роджерс вздохнул. — Подождете минут пятнадцать?

Брок молча зашел в кабинет, уселся на диван и запустил на телефоне дурацкую игрушку — ради обеда с Роджерсом он мог подождать три раза по пятнадцать минут.

Впрочем, без особой надежды на то, что до того дойдет причина такой терпеливости.

Они выбрали один из недорогих ресторанчиков в двух кварталах от штаб-квартиры, Роджерс заказал просто нереальное количество еды, а Брок завел разговор о бейсболе. После пяти минут монолога, во время которого Роджерс сосредоточенно жевал тонкие палочки гриссини, стоявшие на столе в объемной вазе вместо цветов, он вдруг сказал:

— Спасибо, — перебив Брока на полуслове. А Брок как раз вел к тому, что “Доджерс” ну никак не выиграть в этом сезоне, хоть лопни, потому что “Ред Сокс” прикупили нового питчера и тот — бог.

— За что? — спросил Брок, сбитый и с толку, и с мысли.

— За то, что пытаешься меня… социализировать. Наташа попросила?

Каких усилий Броку стоило не закатить глаза — знает он один (но никому не скажет).

— Что? — переспросил он. — Ты считаешь…

Брок даже не сразу заметил, что кэп перешел на “ты”, решив, видимо, что съеденный перед подчиненным десяток гриссини — определенно веский повод отбросить официоз.

— Я, — Роджерс запнулся и впервые на памяти Брока улыбнулся по-настоящему, именно ему, при нем. Не Романовой, не кому-то еще, а ему. — Я удивительно скучная компания, Рамлоу. Думать о том, что ты пытаешься меня растормошить по какой-то корыстной причине мне не хочется, я ни разу не заметил у тебя привычки пытаться угодить начальству. Так что вариант один — Наташа и ее неуемное желание сделать из меня человека. Кстати, я до сих пор не понял, какой конкретно смысл она вкладывает в эти слова.

Брок пораженно откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. Приходилось признать, что Роджерс был слеп не до конца, а только в отношении “личного”, скрывавшегося для него в какой-то мертвой зоне, не простреливаемой даже из крупного калибра вроде обаяния Романовой.

— Больше никаких вариантов? — на всякий случай уточнил Брок. — Ну хоть самых — прости господи — невероятных?

— Зачем? — пожал плечами Роджерс, совершенно точно ни разу не видевший себя со стороны. Бреется он тоже с закрытыми глазами, что ли? — Я не хочу меняться. Останусь скучно старомодным, не понимающим половины отсылок и всех этих… вольностей в обращении, в том числе и в неофициальной обстановке. Кстати, как там Родригез?