Ничего личного (СИ) - Страница 1

========== 1 ==========

Брок намеренно задел кэпа плечом, стараясь оказаться ближе, мимолетно, будто случайно коснулся бедра, обтянутого синей тканью нового костюма. Ну же, только идиот не догадается. Или в морду, или?…

— Простите, — извинился чертов Роджерс, отодвинувшись, и нахмурился. — Проходите, Рамлоу.

Брок прошел. Что ж, нет так нет. Только идиот бы не догадался, что имеется в виду, — мужики обычно друг к другу просто так не прикасаются. Не имея в виду ничего далеко идущего. Например, в постель. Брок заебался намекать. Не домогаться же собственного начальства открыто, это тоже харассмент, хоть и без использования служебного положения.

— Спасибо, — вздохнул он и прошел к информационному табло в хвосте джета. — Итак, наши реалии таковы: по предварительным данным, террористов около дюжины…

Роджерс слушал внимательно, глядя прямо на него, и от этого сосредоточенного, пронизывающего до нутра взгляда Брока бросало то в жар, то в холод, как первокурсницу при виде тренера по футболу.

Это злило, но работать не мешало: в поле Роджерс терял и так немногочисленные человеческие качества, превращаясь в идеально отлаженную боевую машину с принципом “ничего личного”, вбитым в базовые настройки.

За полгода Брок почти привык.

Почти.

Когда не думал вечерами — долго и изобретательно, так, что смазка заканчивалась в рекордные сроки, — о том, каково бы это было: пробиться под плотный слой капитанской брони и выковырять из ее панциря настоящего Роджерса. Такого, каким он изредка бывал с Романовой.

Операция прошла — как ни странно — по плану. Роджерс бежал вперед, Брок и его ребята прикрывали, ни на ком не осталось ни единой царапинки.

Роджерс на фоне развалин наклонился, чтобы перешнуровать ботинок, а у Брока встал от одного взгляда на его идеальный зад.

— Хэй, порядок? — спросил Брок, сам от себя не ожидая того, что встанет к заду Роджерса настолько близко, что пахом почувствует исходящий от сверхчеловека жар: температура тела у Роджерса немного выше, чем у нормальных людей, и Брока каждый раз вело от душного возбуждения при мысли о том, как бы он ощущался весь, целиком — голый и горячий. Везде. Внутри тоже.

Роджерс обернулся через плечо, продолжая безошибочно защелкивать застежки на своих суперботинках. Простые, даже самые прочные, говорят, у него не выживали. Интересно, обычных людей он тоже затрахивает до смерти?

— Порядок, — Роджерс, наконец, разогнулся и хлопнул Брока по плечу. — Группа справилась на “отлично”. Спасибо.

“Мы просто выполняем свой долг”, — тут же по-уставному захотелось ответить Броку, но он сдержался — хотелось как раз всего неуставного. Да и слово “долг” в контексте заинтересованного в жопе начальства члена звучало почти кощунством.

— Отчет? — со странной вопросительной интонацией произнес Роджерс, и Брок понял, что так ничего ему и не ответил.

— Убитых-раненых нет. Приказ на отлет?

— Получасовая готовность, — кивнул Роджерс и с беспокойством оглядел лежавших в позе “жру песок” террористов. — Найдите мне их главаря, Рамлоу. Хочу побеседовать.

Кивнув, Брок пошел к своим. Задница кэпа стояла перед глазами, будто отпечатанная на обратной стороне век.

***

Брок молча поставил стакан с кофе кэпу на стол. Они корпели над отчетами вот уже третий час, и конца-края этому процессу видно не было.

— Спасибо, — даже не взглянув на него, произнес Роджерс и пригубил из высокого стакана ту карамельно-сладкую бурду, которую ошибочно принимал за кофе. Распробовав, причмокнул губами. Брок ждал, пока до него дойдет, что такое не продается в кофемате, стоящем в холле, и дождался. — “Старбакс”? Сколько я вам должен, Рамлоу?

— Не начинай, — Брок подавил желание огрызнуться и устало уселся напротив, по пути напоровшись на внимательный взгляд непосредственного начальства. — Я не могу угостить тебя кофе? — не выдержав, спросил он, внутренне замирая: ну теперь-то разговор как-нибудь вывернет на тему “что считать личным, а что — нет”?

— В следующий раз плачу я, — отчеканил Роджерс и погасил свой карающий взор. — Вот здесь, смотрите, Смитсон пишет, что…

Брок смотрел. Только не на то, что написал Смитсон, а на розовые губы: пухлую нижнюю и прихотливо изогнутую верхнюю, обхватывающие край стакана.

Красота — страшная сила. Особенно когда обладатель этой силы не принимает ее в расчет.

***

— Что это? — вопрос был глупым, Брок и сам это понимал, но при виде кэпа, протягивающего ему стакан кофе с выражением лица “Америка гордится тобой, сынок”, ничего умнее в голову не пришло.

— Кофе, — с завидной уверенностью ответил Роджерс, и будь на его месте кто угодно другой, Брок бы уже лучился самодовольством. Но Роджерс был таким… Роджерсом, что самодовольство могло оказаться преждевременным. — Я был вам должен за прошлый раз. Тогда, ночью, помните?

Могло и оказалось. Преждевременным. Его, Брока, самодовольство. Тщательно взлелеянное многочисленными удачами в личной жизни. Пусть кратковременными, но яркими, как эти чертовы полоски на животе у Роджерса.

— Что было ночью? — с любопытством спросила Романова, материализуясь будто ниоткуда. — Судя по выражению лица Рамлоу, ничего интересного.

Роджерс нахмурился, будто она говорила на непонятном ему языке, и честно (кто бы сомневался) ответил:

— Отчеты. Для тебя это недостаточно интересно?

Романова нагло пригубила кофе из его стакана, произнесла многозначительное “М!” и хитро, оценивающе взглянула на Брока.

— Отчеты, — подтвердил он, и Романова, фыркнув, ушла. Роджерс, все так же хмурясь, смотрел ей вслед.

— Я не вполне… — начал он, но тут же перебил сам себя: — Рамлоу, я жду вас после обеда, — наконец, нашел тему для беседы и заодно — повод попрощаться Роджерс. — Мне нужны показатели новичков и ваша личная краткая характеристика каждого.

— Есть, сэр, — ответил Брок. Что он мог еще сказать?

“Можно я тебя поцелую?”

Он никогда не спрашивал, всегда или целовал, или получал по морде, но тут хотелось именно так. Чтобы Роджерс словами и через рот согласился — для начала. С Роджерсом можно было только так. Осознанно с обеих сторон.

Мысль о том, чтобы ясно донести до Роджерса понимание того, по какой именно причине Брок пялится на него и мотается ночью за кофе не к кофемату, а в “Старбакс”, мелькнула на краю сознания, но так и не оформилась в решение.

Не может же Роджерс совсем не понимать?

***

Роджерс не понимал. Брок в силу своей личной заинтересованности и неувядающей надежды (больше, конечно, эрекции, но и надежды тоже) наблюдал за ним как-то исподволь, незаметно, и приходил к выводу, что или не понимает, или упорно, красиво, убедительно прикидывается дурачком.

Вот и сейчас, сидя на диване в его кабинете и дожидаясь, так сказать, личной аудиенции (“Рамлоу, подождите, будьте добры, это ненадолго”), Брок имел счастье созерцать в-упор-не-вижу-чего-вы-от-меня-хотите Роджерса во всей красе.

Милли, секретарь Фьюри, только из блузки не выпадала самыми аппетитными своими частями, слишком низко наклоняясь к Роджерсу, чтобы отметить какое-то место в принесенных на подпись документах, и едва не в нос тыкала ему содержимым своего очень глубокого декольте.

Роджерс — кремень. Даже Брок впечатлился увиденным, предложенным и так навязчиво прорекламированным, что не заметить попыток дать на этом самом столе мог только слепой. Ну, или Роджерс. Который то ли не хотел замечать направленный на него интерес выбившейся из сил Милли, то ли…

— Ах, мистер Роджерс, еще вот здесь, пожалуйста, — с оттенком легкой досады проворковала Милли, положив грудь на его мощное плечо. Роджерс, не дрогнув, спокойно прочел документ (все, даже мелкий шрифт, Брок был в этом уверен) и размашисто расписался в несостоятельности секретаря господина директора, заметив:

— Разве слово “конфиденциальность” пишется не через “и” после “эф”? Правила официального английского языка за время моего отсутствия так сильно изменились?