Ничего личного (СИ) - Страница 4

– Не говорил, с княгиней-то?

– Поговоришь с ней поди. Целыми днями в тереме у окошка сидит, наружу не выходит, слова, бывает, за цельный день не скажет.

У Антипа глазам горячо сделалось.

– А ведь спортили девке судьбу-то.

– Ну, это как подумать. В княжев терем попала, ест-пьет сладко, платья золотом шиты, чего ещё бабе надо?

– Минька! Минька, а ну подь сюда! Лошади готовы ли? А сундук уложил? Завтра в Купавницы на ярмарку едем.

– Готово всё, дядька Антип, и овса лошадям задал.

– Ну, тогда слушай, Минька, новую сказку...

Когда Антип-гусляр новую сказку сказывает, тут нужно тихо-тихо стоять, а то собьется, осерчает. Прибить не прибьет, но за уши оттреплет.

Белобрысый чертёнок слушал, и рожица его становилась всё кислее.

– Хороша?

– Да ты, дядька Антип, всё неправильно сказываешь. Зачем сочинил, что староста Матрёшку лыцарю отдал, чтоб ейный жених на старостиной Алёне женился?

– Так это, Минька, чтоб жалостливей было.

– А купцу-то её лыцарь и продал, а ты говоришь, Матрёшка сама к эфиёпам сбежала!

– Ты, Минька, совсем дуралей! Как можно, чтоб лыцарь девку купцам продавал? В сказке такое нипочём нельзя сказывать.

– А отчего же у тебя змей две деревни сгубил и народу без счёту пожрал?

– А как же иначе-то? Без злыдня и сказки не получится, кого ж тогда богатырь поборет, от кого красну девицу спасёт. Ну, чего нос повесил, пострел?

Минька набычился и засопел.

– Княгиню жалко мне... Матрёшку. Никто её не любил, все забижали, вот и ты, дядька Антип, тоже... кривду про неё сочиняешь.

Антипка нахмурился на мгновение, но лицо его тут же просветлело.

– Ну ты даёшь, Минька! Я ж не из личных каких чуйств, я же чтоб интересней было. Это ж, Минька, понимать надо!