Нибелунги - Страница 6

Аэций узрел в молодом человеке незаурядный ум и рассчитывал путём романизации сделать из него верного союзника. Отчасти ему это удалось. Действительно, Аттила перенял римскую манеру одеваться и изъясняться. Он овладел латынью и… искусством плести интриги. Сын Аэция, юный Карпилион, рождённый от первой жены полководца готского происхождения, охотно сопровождал заложника. Их часто видели вместе в окружении молодых девушек в Равенне. Несмотря на свою экзотическую внешность, раскосые глаза, слегка приплюснутый нос и невысокий рост (традиционно длинные волосы заложник остриг на римский манер), Аттила казался им весьма притягательным.

Мало того, здешнее общество (императорский двор находился в Равенне) проявляло нескрываемый интерес к кочевнику. Галла Плацидия сама неоднократно встречалась с Аттилой. Император же в силу своего малолетнего возраста не мог осознать всю важность общения с коренастым темноволосым мужчиной с раскосыми глазами. (А его сестра Гонория спустя полтора десятка лет сама предложит Аттиле брачный союз по политическим соображениям).

Предпринятые попытки Аэция Флавия добиться наконец долгожданного мира с гуннами увенчались успехом – цель была достигнута. Но тотчас возникла другая проблема – лангобарды. Они-то не подписывали договора с Римом! Да и Мундзук стал науськивать своих бывших союзников и всячески поддерживать их, дабы те вторглись в Норик и Рецию, покуда римские провинции не оправились от потерь и легионы не успели пополниться свежими силами.

Король Агинмульд потерял в походе много воинов, однако несопоставимо меньше, чем гунны. Богатство Реции и Норика не давали лангобардам покоя. Агинмульд отправил послов к вождям германских племён, маркоманнам и западным свевам[16], с предложением союза. Германцы долго раздумывать не стали. Они не могли простить Риму войны, которую поиграли почти два века назад и лишились былого могущества. Зародился новый союз: лангобарды, маркоманны и свевы. И они совместными усилиями были готовы обрушиться на римские провинции. Но к тому времени Аэций успел укрепить Второй и Третий Италийские легионы свежими силами, о чём соглядаи и доложили Агинмульду. Он пришёл в бешенство, однако от похода отказываться не стал. Он повел объединённые силы в другом направлении: на Тюрингию и Бургундию.

…Весть о вторжении лангобардов застала Гунтара и его братьев на охоте. Они тотчас же вернулись в Ворбетамагус, собрали дружину и выступили по направлению к Тюрингии.

Перед ними предстала безрадостная картина: выжженные деревни, окровавленные трупы, тронутые разложением. Западные пределы королевства были разграблены подчистую.

Агриппина, столица Тюрингии, некогда возникшая вокруг римского форта, была полностью уничтожена. Само же королевство подверглось невиданному разграблению. Фисуд, король Тюрингии, чудом остался жив.

Поэтому лангобарды, отягощённые тюрингской добычей, отступили ещё до прихода королевских сил. Агинмульд решил, что ещё вернётся в Бургундию, дойдёт до самого Ворбетамагуса и пленит прекрасную Кримхильду.

В начале лета в Бургундию прибыл посланник короля лангобардов. Облачённый в красный плащ, подбитый мехом лисицы, обвешанный всевозможными украшениями, – его дружина выглядела под стать, – германцы приблизились к Ворбетамагусу.

Гунтар был предупреждён о том, что лангобарды пересекли границу ещё загодя. Причём посланник поступил хитро. Он решил отправиться сначала в Августу Винделику, а уже затем по военной дороге – в Субмукториум, Курию Расторрум, Камбодунум, Констанцию и далее в Ворбетамагус. Таким образом, лангобарды демонстративно проследовали через всю Рецию и северные земли алеманов, чинить препятствий им не стали, потому как посланник обладал охранной грамотой, выполненной по всем римским законам на латыни и скреплённой личной печатью Агинмульда, а затем благодаря щедрым дарам – и печатью наместника.

Словом, король лангобардов, в лице своего посланника и разряженных, как павлины, дружинников, давал понять всем, что следует в Ворбетамагус с более чем мирными намерениями.

…Итак, лангобарды стояли под стенами Ворбетамагуса, ожидая дозволения проследовать в город. Гунтар пребывал в смятении: с одной стороны, ему хотелось выхватить меч из ножен и разрубить каждого из лангобардов от темени до пупка[17]. С другой – они обладали дипломатическим иммунитетом. Петроний, видя состояние короля, не преминул ему об этом напомнить.

– Вы можете ненавидеть или презирать лангобардов, мой король. Но они явились в Бургундию на сей раз не как враги, а как посланники. Поэтому вы просто обязаны принять их и выслушать…

Гунтар цепко воззрился на советника.

– Ума ни приложу, что им вообще от меня могло понадобиться? – высказался он.

Петроний пожал плечами.

– О том ведомо только Всевышнему. И потому…

– Да-да! – нетерпеливо перебил советника Гунтар. – Я должен принять их!

…Наконец лангобарды были приглашены в стены города. Король приказал разместить их в специальных покоях, предназначенных для подобных случаев. Ворбетамагус часто посещали посланники из Медиоланума (в последнее время из Равенны), Августы Винделики, Констанции, Лаврика, Агриппины, Кастра Ветеры, Дурокортурума и Камерарума, поэтому королевский дворец, построенный наподобие римской виллы, располагал отдельными помещениями, где мог разместиться гость и его люди.

Лангобарды остались довольны приёмом. Даже вечером их развлекли очаровательные рабыни. На следующее утро была назначена аудиенция у короля.

Альбоин, так звали лангобардского посланника, вошёл в приёмный зал в сопровождении двух нарядно одетых слуг, державших в руках увесистые ларцы явно тюрингской работы.

Гунтар метнул на них взгляд. Отчего-то ему стало неприятно и «засосало под ложечкой». «Награбили, теперь раздаривают…» – невольно подумал он.

Лангобард приблизился к трону Гунтара, почтительно поклонился и произнёс на безупречной латыни:

– Я – Альбоин, посланник короля Агинмульда. Мой король прислал дары в знак почтения и надежды на взаимное понимание… – Он сделал знак рукой, слуги сделали несколько шагов вперёд, поклонились, поставили ларцы на пол и отворили их. Перед взором Гунтара в одном из доверху наполненных ларцов предстали россыпи сочных тёмно-вишнёвых и коричневых гранатов, изящных фиолетовых аметистов, соблазнительных золотисто-жёлтых гелиодоров. В другом – украшения со вставками из жёлто-красных гиацинтов, синих и розовых турмалинов, бледно-голубых лунных камней, оранжевых опалов, бледно-зелёных празеолитов.

К своему вящему удивлению, Гунтар был сражён богатством и красотой подарков. Невольно он подумал, что ни лангобарды, ни тюринги не умеют так искусно гранить камни и изготавливать столь изящные украшения. Наверняка они византийского происхождения и стали добычей во время одного из походов лангобардов с гуннами в бассейн Понта Эвксинского. Вероятно, кому-то из тамошних царьков пришлось расстаться со своей сокровищницей.

Альбоин с превеликим удовлетворением заметил, что король сражён красотой драгоценных камней. Он улыбнулся, подумав: «Пусть лангобарды не так утончены, как бургунды, зато мы – истинные воины! И можем добыть в сражении всё, что пожелаем!»

Наконец Гунтар совладал с собой и милостиво произнёс:

– Благодарю короля Агинмульда за столь щедрые дары.

Посланник подобострастно поклонился.

– Мой король также выражает надежду, что недавний пограничный инцидент… – он многозначительно посмотрел на Гунтара, – не станет препятствием для того, чтобы два великих дома породнились.

Гунтар удивлённо «вскинул» густые чёрные брови и понял наконец цель визита посланника. Однако решил занять выжидательную позицию. Петроний же, находившийся подле трона, несколько раз крякнул, мотнул головой, словно бык, отгонявший назойливую муху, и воззрился на рядом стоявшего Гернота. Тот неожиданно подмигнул советнику, также понимая, что речь пойдёт о сватовстве.