Ни слова о магах - Страница 8
Стас встал в дверях, не решаясь топтать чистые половики своими пропыленными насквозь ботинками.
– Заходи, милый, заходи, – радушно сказала Варвара Ивановна. – Не стой на пороге-то.
Он разулся – носки были немного чище – снял рюкзак, положил его вместе с гитарой у порога и, немного смущаясь, прошел в комнату.
– Присаживайся, милый. Находился, небось, сегодня? Сиди, сиди! Отдыхай. Я щас чайку поставлю, водица у нас знатная, ключевая. Ты такой больше нигде не попробуешь… – Старушка ушла за занавеску, на маленькую кухоньку, застучала, зазвенела там чем-то и все бормотала весело, говорила что-то неразборчивое, радостное, легкое…
Стас присел на табурет, стоящий у окна, чуть сдвинул на подоконнике цветок, растущий в банке из-под зеленого горошка и выглянул на улицу.
Уже вечерело. Солнце клонилось к западу, медленно опускалось в лес, нанизывалось на острые вершины темно-зеленых елей. В небе появились облака, их рыбьи животы золотились закатными отблесками, и Стас подумал, что ночью, возможно, пойдет дождь.
– Дождя бы не было, – сказался Варвара Ивановна с кухни. – Что-то ноги сегодня так и ноют, так и ноют… – Занавеска отдернулась, и появилась хозяйка с блюдом вареной картошки.
– Вот, чем богата. Покушай. Как звать-то тебя?
– Стас.
– Сейчас огурчиков с подпола достану. Молочка налью. Козье-то пьешь?
– Пью.
– Вот и ладно. Я ведь раньше коровку держала, а потом тяжело стало. Ей ведь и сенца надо сколько, и пойло готовить. Морока сплошная! Теперь вот козу завела – травки накосишь чуть – и хорошо, в самый раз. А молочко хорошее, жирное. Я и творог их него, и сыр делаю. Сейчас, достану сыру-то, у меня цельный круг в подполье лежит, выстуживается, попробуешь. Только вот хлеба нет у меня.
– У меня есть, – сказал Стас. – Я принес.
– Вот и славно. Я уж сама сколько не пробовала хлебца-то. Самой делать лень – печь топить надо, тесто замешивать, а в село-то идти далеко. Раньше возили к нам, Степаныч возил, на лошади, а теперь кому мы тут нужны? – она махнула рукой. – Три старухи, да дед. Почта и то бывает не каждый месяц. Порой сама за пенсией-то ходишь, через лес, в село, на почту, к Марине. Так ведь и денег-то не всегда дают. Придешь, иной раз, а потом ни с чем домой возвращаешься. Летом-то еще ничего, а коли зимой? А весной, когда тут все затопляет, не пройти, не проехать?..
Стас вполуха слушал старушечьи жалобы и поглядывал по сторонам. Его внимание привлекли листки на бревенчатой стене, детские неумелые рисунки. Варвара Ивановна, заметив его интерес, довольно пояснила:
– Внуки рисуют. У меня двое их: Мишутка и Алешка. В селе живут, дочка моя, как замуж вышла, перебралась туда. Хорошо живут, все к себе зовут, дом большой у них, а я не могу. Здесь все как-то ближе, свое. Вся жизнь моя здесь. А там что?.. Нет, пока хожу, туда перебираться не буду. Так им и говорю. Пока ноги держат… – она спохватилась, всплеснула руками. – Что-ж я, старая, заболталась совсем! Картошка-то стынет. Сейчас огурчиков принесу, – она сорвалась с места, ускользнула за занавеску.
– Да не надо, я так поем. – сказал Стас ей вслед. – Спасибо.
Но она уже звякнула щеколдой, стукнула крышкой хода в подполье, с головой погрузилась во влажную, пахнущую прелью темноту.
Стас поднялся, подошел к входной двери. Достал из рюкзака буханку хлеба и маленький радиоприемник, вернулся за стол. Посидел какое-то время, затаив дыхание, прикрыв глаза и вслушиваясь в какую-то прямо первобытную тишину.
Клонило в сон.
На улице стрекотали кузнечики. Щелкали маятником ходики на стене. На кухонке, за занавеской негромко что-то потрескивало, должно быть горела лучина в самоваре. А внизу, под половицами, ходила Варвара Ивановна, бормотала чуть слышно, словно разговаривала с кем-то.
Наговаривала что-то…
Время остановилось.
Налилась тяжестью голова. Опухли веки.
Словно воск в горячей воде, растеклись мысли…
Она там одна.
Во тьме.
Среди седой паутины.
Бродит по бескрайнему подвалу в поисках выхода, натыкаясь на балки, проваливаясь в ямы. Из-под ног выпрыгивают слепые жабы. Наплывы ядовитой плесени слабо светятся на стенах.
Баба-яга…
Избушка на курьих ножках…
«Переночуешь, если не испугаешься…»
Стас спал, но часть его сознания бодрствовала…
Скрипнула дверь. Легкие частые шаги прошлепали по выскобленным доскам.
Что-то коснулось его ноги. Липкое, как паутина, холодное, словно жаба.
Волосатое, как тарантул.
И тотчас рядом оглушительно грохнуло.
Стас вздрогнул, едва не свалившись с табурета. Вздернул голову. Сон отлетел. Словно выброшенная на берег рыба трепыхалось сердце.
На какое-то мгновение ему показалось, что это вовсе не сон – липкое, холодное касание.
Ему показалось, что какая-то серая тень метнулась из-под стола и бесследно исчезла.
Показалось, что раздавшийся грохот это…
Из-за занавески вышла Варвара Ивановна. Она держала в руках тарелку с солеными огурцами и неровный круг сыра.
– Заждался?
Конечно же, это хлопнула тяжелая крышка люка в подпол!
– Вот огурчиков принесла.
Стас зевнул, помотал головой. Сказал, массируя кулаками глаза:
– Нож есть у вас? Давайте я хлеб порежу.
– Сейчас принесу, – хозяйка поставила тарелку с огурцами перед гостем, положила сыр. Принесла с кухни нож с тонким источившимся лезвием.
– Долго вы там бродили, – сказал Стас, нарезая буханку щедрыми ломтями. – Я даже задремал слегка.
– Сыр искала, – объяснила старушка. – Я его у входа положила, приступочка там деревянная есть, а Хозяину, видно не понравилось. Оттащил в самый дальний угол. Проказничает.
– А где хозяин-то? – спросил Стас. – По делам ушел?
– Куда он уйдет? Здесь где-то.
– Так пускай ужинать идет.
– Ужинать? – Варвара Ивановна негромко засмеялась. – Так ты про деда моего, что ли? Он пятнадцать годов как умер.
– А кто же?..
– Хозяин-то? Домовик. Хозяюшко. Кто ж еще?
Стас дернул рукой, едва не порезавшись. Вновь сердце провалилось куда-то, заколотилось, застучало, требуя выпустить его из тесноты грудной клетки.
А сон ли это был? Легкое касание, холодное и липкое. Тень, метнувшаяся в сторону.
Сон ли?..
– Так как там Сашка поживает? – словно ни в чем не бывало, спросила Варвара Ивановна.
– Какой Сашка? – механически переспросил Стас.
– Ростоцкий. Он ведь родственник мне. Дальний, конечно, но, какой-никакой, а родня.
– Нормально. Шоферит… И давно он у вас?
– Кто?
– Домовой.
– Дедушко-то? Да всегда был. Что за дом без Хозяина?
– Видели вы его?
– А как же, – Варвара Ивановна кивнула, – видела… А ты кушай, милый. Разговорами-то сыт не будешь. Вон и самовар закипел, сейчас чайку свежего заварю.
Она встала и вновь убежала на кухню.
Стас взял картофелину, откусил задумчиво.
Домовой. Неужели правда? Нет, не может быть! Выдумала пожилая одинокая хозяйка себе помощника, с ним не так скучно.
А касание?
Почудилось!
А леший, про которого говорил Саня? Тоже почудилось?
А Зона, где пропадают люди, где перестает работать электроника, где ночное небо порой светится золотом, где появляются странные миражи и слышатся необычные звуки?
Может все это как-то взаимосвязанно?
Странные следы, фотографии которых Стас видел в одном журнале. Огненные шары, парящие в воздухе. А теперь еще домовой и леший.
Зона. Что же это такое?..
– Вот и чаек поспел, – Варвара Ивановна принесла две кружки на блюдечках. – Я-то есть не буду, а чаю с хлебцем попью.
– У меня только черный, – сказал Стас.
– Ржаной-то он самый полезный… А ты ешь, милок…
Они сидели до самого вечера, попивая чай и разговаривая. Когда стемнело, на огонек к ним заглянула соседка, Валентина Павловна.
– Здравствуйте, – поздоровалась она, без стука войдя в комнату.
– Здравствуйте, – сказал Стас.
– Присаживайся, Валя, – хозяйка освободила гостье свой стул, принесла с кухни табурет для себя. – Как твой-то?