НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 28 (1983) - Страница 29

Итак, пусть для начала Гузик. Шестнадцать лет. Состоятельная семья. Развод. Остался с отцом. Шайка «ночные голуби». Драки, мелкие кражи, участие в Арлимских беспорядках. Интеллект — 90. Агрессив. — 121. Характеристики, медкарты и т. п.

За дверью засмеялись, потом без стука вошел директор, а с ним высокий черноволосый парень. На правом рукаве нашита голубая единица.

— Инспектор побеседует с тобой, Селин, — сказал директор, а мне показалось, что он охотно бы добавил, «если ты не имеешь ничего против» или нечто в этом роде.

— Здравствуйте, — вежливо сказал Селин.

— Привет, — ответил я, — садись.

Директор вышел. Я впился глазами в лицо Селина, пытаясь уловить облегчение или растерянность, но ничего не заметил.

— Если хочешь, — предложил я, следя за ним, — выйдем во Двор.

— Так ведь дождь! — улыбнулся Селин.

— Ну, ладно. Есть претензии, жалобы?

— А как же, — заявил он (я встрепенулся), — есть претензии!

Уткнувшись в бумаги, я, не глядя на него, спросил:

— Чем недоволен?

— Ребят у нас мало. Группы — по десятке! Со всей школы две команды наберешь, а на регби и того меньше. Неинтересно!

— Хорошо, я запишу. На что сам жалуешься?

— Я же говорю, ребят мало!

В его абсолютно честных глазах не было ни капли иронии. Над чем они все-таки смеялись с директором в коридоре?

— Тебе здесь не очень скучно?

— Что вы! Я староста группы, — с достоинством сообщил он, тронув матерчатую нашивку на рукаве, — времени нет скучать.

Ах, даже староста. Не слышал я, чтобы в спецшколах привлекали подопечных к управлению. Оригинально!

— Как же ты сюда попал?

Селин хохотнул.

— Ерундой занимался с ребятами…

Он рассказывал о своих делах спокойно и равнодушно, словно все это было очень давно и не с ним. Перевоспитали уже или считает прошлые свои забавы нормальным досугом? Вот я сижу тут с ним, слушаю о его подвигах на арлимском пепелище, а что мой сын?.. Черт его знает, с кем он связался и почему не ходит в школу…

— Чем вы занимаетесь в мастерских? — перебил я Селина.

— Как чем? Наша группа пулемет собирает, крупнокалиберный.

— Зачем вам пулемет?

— Ну, приятно пострелять. Я в детстве самопалы делал…

— А сейчас не делаешь?

— Зачем? Пулемет же!

— Да, пулемет это не самопал. Боеприпасы сами делаете?

— Конечно. Я придумал, как гильзы обжимать.

— Молодец! А не боитесь ранить кого-нибудь?

— Что вы? — удивился Селин. — У нас знаете какой полигон! Вот если самопалы — точно кого-нибудь убьет. А так — нет.

— Ну, ладно… что это?

За окном кто-то затрещал и засвистел. Селин вытаращил на меня глаза.

— Это соловей, — осторожно сказал он, — значит, дождь перестал.

— А разве они осенью поют?

— Поет ведь этот.

— Хорошо, свободен. Позови директора.

Пришел директор, Селин остался стоять в дверях.

— С Гузиком я закончил.

— Ага. Ну, иди, Селин. Впрочем… — Он посмотрел на меня.

— Напоследок, скажем… — Я как бы наугад провел по списку. — Вот этот. Пит Джеджер.

— Позови Пита, — сказал директор как ни в чем не бывало.

Селин кивнул и вышел. Лифт слабо загудел. Директор между тем сел в кресло напротив и отодвинул бумаги Седина.

— Один из самых трудных подростков. Полнейшая невосприимчивость к требованиям подчинения закону и в большой степени недальновидный гедонизм. Мы возились с ним два года, теперь его не узнать.

— Чем же вы его обломали, пулеметом?

Директор слабо махнул рукой.

— Пулемет — это пустяки, это уже потом, чтобы снять остаточную агрессивность, ну и чтобы не было свободного времени. Не вдалбливать же им с утра до вечера биографии отцов-основателей? Мы прививаем…

Директор не успел договорить, что именно они прививают, как в дверь вошел охранник, высокий, похожий на Селина, повзрослевшего лет на двадцать, с густой шевелюрой и низким лбом.

— Вы за Джеджером посылали, — спросил он, подобострастно глядя на меня, — так он в изоляторе, не может, извините, прийти.

— Что он натворил? — полюбопытствовал я.

— Почему же — натворил! Он болен. Температура…

— Слушайте, Пупер, — вдруг рявкнул директор, — вы не включили кондиционер!

Они начали громко выяснять, почему не включен кондиционер, кто спит во время дежурства, куда исчезают протирочные концы, а я, не торопясь, извлек дело Джеджера и небрежно пролистал его. К шумной перебранке я не прислушивался, это все дешевый театр, я знал, что вызов Пита кончится чем-то в этом роде.

— Вот что, — сказал я, когда они замолчали, — не мешает осмотреть и изолятор. Он у вас где, на втором?

Я был уверен, что директор сейчас лихорадочно придумывает, как не допустить меня к изолятору или отвлечь внимание от Джеджера. Если он объявит Пита остроинфекционным больным, тогда он последний дурак. И вообще, что бы он ни сказал, все не в его пользу. Послать-то он за ним послал!

Пупер вежливо улыбнулся и вышел. Я встал. Директор глянул на часы и со словами «В изолятор так в изолятор» пропустил меня в коридор.

Миновав холл второго этажа, мы пошли широким коридором. На стенах висели приличные репродукции чего-то классического: люди, кони, батальные сцены… Четыре большие двустворчатые двери. Сквозь матовые стекла доносился смех, кто-то декламировал стихи пронзительным голосом. Мы свернули в узкий переход и вышли у спортзала. Оттуда шел металлический лязг, перемежаемый глухими ударами.

— Опять на палках сублимируют?

— Нет, — улыбнулся директор, — они работают на снарядах.

Я приоткрыл дверь. В центре зала стояли два сооружения, младшие братья той штуки, что мокла на спортплощадке. Из двух групп по пять человек одновременно выбегали два подростка, бежали наперегонки и, подпрыгнув на трамплине, врезались с разгона прямо в эти… снаряды. Сооружения угрожающе содрогались, доски качались во все стороны, автомобильные покрышки раскачивались бредовыми маятниками, тросы скрипели и хлопали по доскам.

Невысокий парень ужом проскользнул между досок, оттолкнулся от одной покрышки, нырнул под вторую, повис на секунду на тросе и, соскочив с противоположной стороны, побежал обратно под одобрительные крики своей команды. Второй бежал назад чуть прихрамывая.

— Забавные у вас снаряды!

— О! Если бы вы приехали летом! К сожалению, зал небольшой, масса инвентаря лежит на складе. Ребят оторвать невозможно… Вы читали статью Коэна о содержании делинквентной культуры?

Я ограничился невнятным движением головы.

— Мы подавляем беспричинную враждебность ко взрослым или просто «не своим» исключительной целенаправленностью их деятельности. Не говорим: делай то, не делай этого и ты будешь преуспевать. Они видят сами: если сегодня выточат ствол, то через неделю смогут пострелять, если выучат урок по химии, то смогут завтра заняться пиротехникой. Это не просто «стимул реакция» и не явное поощрение, просто они знают, что, пропустив ступень, не смогут сделать следующего шага. Причем с каждым мы работаем индивидуально.

Я слушал его невнимательно. Пока мы шли по коридору, он жаловался на мизерность дотаций, а я все пытался связать увиденное и услышанное с тем, что ни один из выпускников школы к родителям не вернулся и нигде не зарегистрирован. Ни на бирже, ни в полиции. И еще я гадал, кого мне предъявят вместо Джеджера.

Мы остановились у стеклянной перегородки с большим красным крестом на белом круге. Стекло толстое, с синеватым отливом. Как на патрульных машинах, пулей не пробьешь. Интересно!

А сейчас — особое внимание! Если не будет прямой опасности, то расследование я проведу сам, мне и лавры, а если… тогда стоит сорвать с зажигалки верхний колпачок и нажать на кнопку, как из Долины поднимется двадцатиместный «сикорский» с полным боекомплектом.

На той стороне показалась фигура в белом халате, стекло ушло в стену.

— Это наш доктор, — представил директор.

— Приятно, — буркнул доктор и протянул мне руку.

Доктор мне не понравился. Небритый брюнет с колючим взглядом. Левую руку я не вынимал из кармана, поглаживая колпачок зажигалки. «Еще вкатит какую-нибудь гадость!» — опасливо подумал я.