НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 20 - Страница 1

Перед нами — юбилейный, двадцатый сборник НФ.

За 15 лет существования всем нам знакомые выпуски с привычной аббревиатурой НФ полюбились сотням тысяч поклонников этого жанра.

В юбилейный сборник вошли рассказы традиционных для НФ авторов — таких, как Ариадна Громова, Кир Булычев, Дм Биленкин, и западных — таких, как Рей Брэдбери, Фредрик Браун. Вы встретитесь здесь и с новыми в советской фантастике именами. Среди западных авторов — и известные писатели из “основного потока” прозы, не специализирующиеся в области фантастики: Том Вулф, Чарлз Бомонт, Мануэль Гарсиа-Виньо.

Читатели, по-видимому, уже привыкли к тематическим сборникам. Однако в юбилейном сборнике мы осознанно отходим от одной темы. Здесь представлены самые разные стили, жанры, самые разнообразные сюжеты. И хронологически рамки сборника довольно широки — от рассказов, написанных еще на гребне первой фантастической “волны”, до только что созданных произведений.

Казалось бы, на первый взгляд здесь вы найдете немало привычных для поклонников фантастики сюжетов влюбляющиеся друг в друга роботы, вынужденная посадка на коварную планету, населенную фантомами, машина времени, прилетевшая из будущего, возвращение героя-космонавта на Землю и его бегство с неспокойной Земли на прекрасную и мирную планету. Привычные фантастические ситуации, которые в реалистической литературе мы, возможно, назвали бы штампами. Однако вглядимся пристальнее в эти рассказы, и мы увидим, что даже привычное сплошь и рядом нам дают в новом, неожиданном ракурсе.

Сегодняшняя фантастика, как, впрочем, и прежняя, в лучших своих образцах от проблем науки переходит к проблемам морали.

Мы пережили в фантастике и период упоения техническими новшествами, и период спада — реальное обжитие космоса заставило фантастов перестроиться, иными глазами посмотреть на мир. Однако сейчас возникает новая волна интереса к фантастике. Чем же она продолжает привлекать умы?

Как известно, фантастика удовлетворяет потребность человека в мечте, в полете воображения. В частности, если в реалистической литературе мы всегда ощущаем железные тиски обстоятельств, которые в огромном большинстве случаев диктуют героям линию их поведения, то в фантастике эти железные тиски ослабевают, чувствуется раскованность, писатель-фантаст не всегда прилагает особые усилия к тому, чтобы его идея выглядела правдоподобной (конечно, это не исключает необходимости внутренней логики и последовательности в развертывании сюжетной линии).

Раскованность в фантастике помогает писателям выдвигать смелые, подчас даже противоречащие современным научным требованиям и нашему здравому смыслу гипотезы.

Если есть радиоволны, то почему бы не представить себе особую форму живой природы, разновидность существования электромагнитного поля — волновиков, которые лишают землян радио, телевидения и электричества, — таким вопросом задается известный американский фантаст Фредрик Браун в своем рассказе “Волновики”.

Знаменитое фантастическое “Что было бы, если бы…”

Если уже сегодня существует голография, то почему бы не сделать проецируемые изображения полностью имитирующими реальную плоть и твердь? Почему бы не проживать один и тот же эпизод в жизни дважды или трижды, каждый раз по-новому? (А.Горбовский “Игрища в зале, где никого нет”). Почему бы не представить себе, что врач может буквально врасти в чужое тело, так сказать, в прямом смысле “влезть в чужую шкуру”, поймать колебания органов и встроиться в них, ощутить новообразование и разрушить его психокинетическим воздействием? (Э.Марииин “Тете плохо, выезжай”). Почему бы не представить человека, который обладает удивительной властью над неодушевленными предметами, хотя на сферу чувств, морали эта власть не распространяется? (Р.Подольный “Живое”).

Жажда знания — одно из самых высоких и благородных побуждений, присущих человеку. Его потребность в знаниях неутолима. Не случайно во многих фантастических рассказах появляется мотив неудержимого стремления к неведомому.

Однако здесь особенно заметны различия между советской и зарубежной фантастикой. Западные фантастические произведения часто окрашены пессимизмом, неверием в огромные созидательные возможности человека. В советской же фантастике мы ощущаем пытливость героев, общий оптимистический настрой, даже если герои находятся в сложной ситуации выбора.

В повести Зиновия Юрьева “Черный Яша” молодой ученый Анатолий Любовцев создает первый на Земле искусственный интеллект — начиненный электроникой ящик, который ощущает себя личностью. Люди не сразу успели осознать значение случившегося. Электронный мозг делает это быстрее и ставит человечество перед нелегким выбором люди привыкнут к услугам машин-личностей и отучатся думать, развитие их прекратится, люди захотят сами стать машинами-личностями, чтобы избавиться от бренного тела, и наконец, рукотворный мозг — “черный ящик”, а в просторечии Черный Яша, может уничтожить себя, чтобы не возникло тупиковой ситуации. Яша выбирает третий путь, но даже, несмотря на это,“повесть звучит оптимистично.

Однако при всем различии авторских установок, при всем разнообразии тем, представленных в сборнике, нетрудно уловить и нечто общее, что объединяет все рассказы. Это гуманистические позиции авторов.

В рассказах западных писателей, таких, как Рей Брэдбери, Том Вулф, Э.Голигорски, мы ощущаем боль за человека, страстную тоску по настоящей, справедливой жизни. Рассказ Брэдбери “Может быть, мы уже уходим” повествует о первой встрече коренных жителей Америки — индейцев с приплывшими туда европейскими завоевателями — конкистадорами. Европейцы здесь даны глазами индейца, который видит их впервые — этих людей в крабьих панцирях, с черными бородками и голубыми глазами, полных решимости завоевать чужую землю. Брэдбери показывает индейцев как бы изнутри, подчеркивая их слабость и незащищенность. Между европейцами и индейцами — пропасть, бездна непонимания, у них совершенно разные способы познания мира.

Индейцы, как и представители других примитивных цивилизаций, умеют говорить не только с помощью слов. Помимо слов, дед и мальчик пользуются также и языком жестов, и парапсихической передачей мыслей и чувств. Механическая европейская цивилизация знает лишь слова. При осуществлении контактов индейцы чувствуют себя неизмеримо более богатыми, нежели европейцы. Но их лето уходит — солнце индейской цивилизации закатилось.

Рассказ Брэдбери совсем непохож на “Автоматизированный отель” Тома Вулфа — повествование о роскошном отеле, который до такой степени нафарширован техническими чудесами, что для человека практически не остается места. Техника в условиях буржуазной действительности подавляет личность — все эти взбесившиеся электронные табло, сирены и кнопки в конце концов выходят из повиновения. Призванные служить человеку, они одерживают верх над ним, становясь господами положения. Но одно роднит Вулфа с Брэдбери — в этом рассказе тоже как бы прорывается стон — тоска по осмысленной, устроенной на разумных и справедливых началах действительности.

“Квадриоптикон” Чарлза Бомонта переносит нас в Голливуд — в эту цитадель буржуазного киноискусства. Новейшее изобретение — четырехмерный аппарат квадриоптикон — дает возможность проникнуть как бы внутрь демонстрируемого фильма, реально ощутить цвет, вкус, запах. Играющий в фильме “Завоевание Юпитера” главную роль Рой Джейсон где-то в глубине души тоскует о том времени, когда он еще не был кинозвездой и не утратил человечности и самобытности. Теперь от него требуют штампов, и штамп делается его второй натурой. “Чтобы не растерять в Голливуде остатки истинных духовных ценностей, человек должен рассчитывать только на сны, — с горечью пишет Бомонт. — Только сны еще чего-то стоили”.