НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 17 - Страница 7

Меня это несколько разозлило, потому что показалось посягательством на мою личную свободу.

«Чертовы стукачи», — пробормотал я так глухо, чтобы он не расслышал. Он-то был ничего, а вот Центральной я на дух не брал. Повсюду суют свой нос!

— Большой город, — продолжал он. Его звали Форд; это имя украшало маленький пластиковый значок на куртке. — В большом городе почувствовать одиночество проще простого. Людям, кажется, наплевать… Сколько вам лет, Джонсон? Тридцать? Тридцать один? Вы еще так молоды, что можете иметь друзей.

Я издал горький смешок. У меня были друзья! Те, что живут за ваш счет, пьют все, что у вас есть, захватывают все, что вам принадлежит, и доводят вас до безумия бесконечным нытьем — монологами по сверхпустяковым поводам.

— Меня вполне удовлетворяет общество самого себя, — холодно заметил я.

Он как-то чудно поглядел на меня, приподняв одну бровь.

— Странно, что вы так сказали.

— Странно?

— Я так часто слышал эти слова от людей, сидевших на том самом месте, где сейчас сидите вы. Они говорили мне, по-видимому, совершенно искренне — что они очень счастливы в обществе самих себя. Когда-то я им верил. Я отпускал их, предоставлял их самим себе, и через какое-то время они кончали жизнь самоубийством. Теперь я лучше знаю… Следить за нравственным здоровьем города я обязан по долгу службы, это моя работа, Джонсон, и я бы не выполнил своего долга, если бы не пытался помочь людям вроде вас. Апатия — это жестокий недуг.

— Повезло же вам с работой, — пробормотал я, мечтая лишь о том, как бы попасть домой.

— Не у всех из нас есть работа, но по крайней мере мы можем сделать хоть какой-то вклад в социальный процесс. — Он нажал кнопку. — Я знаю, бессмысленно говорить вам, чтобы вы взяли себя в руки, а потом отослать вас домой. Вы нуждаетесь в лечении.

— В печении? — нервно повторил я. До меня доходили слухи о Восстановительном центре для потенциальных самоубийц, о домах, где их объединяют в коллектив и вынуждают состязаться друг с другом — кто кого превзойдет, пока власти в мудрости своей не решат, что у этих людей вновь восстановлен интерес к жизни, и не пошлют их по домам… Для меня это было бы невыносимо.

— Нет, только не Восстановительный центр, — фыркнул он, снова прочитав мои мысли. — Восстановительный центр — это уже последнее средство, и если я помещаю туда человека, значит, я потерпел поражение. Нет. За последнее время в этой области произошли кое-какие изменения, появились средства более гуманные, чем Восстановительный центр, и я предлагаю вам стать… гм… подопытным кроликом в серии испытаний, которые я провожу. Мне доставляет удовольствие сообщить, что успех обеспечен на сто процентов… Я собираюсь на какое-то время снабдить вас компаньоном, — неожиданно сказал он. — Кто-то должен поднять вам настроение. Избавляйтесь от меланхолии! Мое средство намного лучше, чем Восстановительный центр! И запомните, что успех в лечении зависит главным образом от вас. Если вы не будете ладить с другими, то боюсь… — Он насмешливо ухмыльнулся, будто имел дело с душевнобольным.

Дверь отворилась, и в комнату вихляющей походкой вошла хорошенькая медсестра. Я тотчас же спросил себя, не она ли моя компаньонка, но надеяться на это было уж слишком.

— Уильямс, медсестра, — представил ее Форд. — Идите с ней, она вас протестирует. И пожалуйста, не беспокойтесь, тест будет дан лишь затем, чтобы подобрать вам идеального компаньона.

За считанные минуты моя голова стала похожа на голову Медузы Горгоны — на ней сплелись электроды. Уильяме в совершенстве знала свое дело.

Я снова лежал в кресле и блаженствовал, абсолютно ни о чем не думая. Хорошо было вновь оказаться дома, в своем уголке — в нише уютно белеет невключенный экран 3-V, и в комнате царит гробовая тишина.

Но вот послышался стук в дверь. Что-то уж слишком скоро? Я взглянул на часы и с легким удивлением обнаружил, что недвижимо просидел почти пять часов. Пора было обедать. Я нажал на кнопку доставки, и за дверцей едоматики послышался звон. В воздухе запахло чем-то вкусным.

Стучали в дверь. Я со вздохом предоставил едоматику самой себе и устало поднялся с кресла. Открыв дверь, я увидел в коридоре высокую фигуру, всю в темном, с лицом, на редкость невыразительным. В наше время таких хоть пруд пруди, но, это лицо было особенно невыразительным, словно его создатель очень тщательно воплотил в жизнь, заказ сделать среднего человека.

— Р/26/5/ПСИ, — доложил он мне. — Я ваш компаньон и верю, что мы с вами чудесно поладим. Может, вы станете называть меня Боб, мистер Джонсон?

Я не назвал своего имени — мне не очень улыбалось, чтобы со мной фамильярничал какой-то проклятый робот.

— Входи, — сказал я коротко и недружелюбно.

Он повиновался, но что-то в его манере держаться тотчас же вызвало у меня раздражение. Я полагаю, он не мог изменить программу поведения: так уж он был сконструирован. Он уверенно прошагал в комнату и молча осмотрелся по сторонам, будто был здесь хозяином. При этом вид у него был страдальческим, словно в воздухе пахло чем-то прогорклым. Затем он повернулся и, не сказав ни слова, как бы принял все к сведению.

После этого он пересек комнату и сел в мое кресло.

Только потом я осознал, что мне нужно было сразу же дать ему отпор. В конце концов он был лишь машиной, но я считал, что нужно поддерживать видимость вежливости даже с подчиненными. Тем не менее мне бы следовало самым тактичным образом заметить, что он занял мое кресло. Я уверен, он бы охотно встал.

Вместо этого я рассвирепел и сел в другое кресло, пылая ненавистью к роботу.

— Надеюсь, мы с вами поладим, мистер Джонсон, — вежливо повторил он, рассеянно открывая дверцу едоматики и вытаскивая тарелку с мясным пирогом. Он принялся за еду. Я и не знал, что роботы едят.

— Так это для тебя дело привычное, да? — спросил я, наблюдая за тем, как он подбирает мою еду. — Я имею в виду — расхаживать туда-сюда и поднимать настроение у людей? Надо полагать, в тебя каждый раз вводят новую программу в соответствии со вкусами очередного клиента?

Я хотел напомнить этому типу, что самим существованием он обязан человеку.

— Это правда, — противно пробормотал он сквозь битком набитый рот. — Я запрограммирован на то, чтобы общаться с потенциальными самоубийцами наиболее эффективным образом, учитывая наличие интеллекта у данного индивидуума или отсутствие оного.

Он замолчал, а я весь вскипел от злости, услыхав такую бестактную формулировку. Довольно долгое время я сдерживал себя, а он, казалось, не хотел ввязываться в разговор.

Внезапно он повернулся ко мне.

— Мне нравится сидеть здесь спокойно, вот как сейчас, — сказал он с вежливой улыбкой. — В приятном обществе, а? Я думаю, мы с вами поладим.

Потом опять наступила томительная пауза.

Он оказался не совсем таким, как я ожидал. Я ждал, что он будет душой общества, что он начнет острить, подшучивать надо мной, покровительственно похлопывать по спине — и при мысли об этом я содрогался от страха. Однако теперь неестественная тишина казалась мне и того хуже. Я, так сказать, не получал по векселям. Я ждал от него действий, а этот робот, похоже, страдал еще более хронической апатией, чем моя.

Но вот я увидел, как он щелкнул по створке под курткой и извлек оттуда прозрачный пластиковый пакетик с порошкообразными остатками своей еды. Дотянувшись до мусорожелоба, который выступал из стены, он бросил туда свой пакетик. Потом вздохнул, вжался в кресло и лениво отворил другую створку, скрывавшуюся у него под нагрудным кармашком. Я удивленно наблюдал за тем, как он перевел ручку в положение «минимальная мощь», закрыл створку и расслабился, опустив веки.

Он сам себя отключил! Я толчком подвинул свое кресло поближе к нему и толкнул его под застывшее ребро.

— Эй! — крикнул я ему прямо в ухо.

Через изрядный промежуток времени наконец его рука словно при замедленной съемке нервно сдвинулась с подлокотника, поползла по телу, нащупала створку и повернула ручку, установив стрелку на «максимальной мощи».