НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 17 - Страница 38

— Знаешь, дорогая, — поделился он с Паулой, — они решили двигать меня в президенты. — Только я знаю, что ставят они не на ту лошадку, нет у меня нужных качеств.

…И вот на следующий год он прошел на президентских выборах с такими результатами, каких еще не знала история страны.

Ему уже стукнуло пятьдесят, когда он покинул Белый дом, но главный его успех был еще впереди. В свой второй президентский срок Эндрю проявлял огромный интерес к деятельности Всемирной организации и играл активную роль в мировой политике. Благодаря его инициативе и энергии и было создано всемирное правительство. И вот в возрасте шестидесяти четырех лет Эндрю Хиллс избирается на пост президента этого правительства, сохраняя его за собой вплоть до своей добровольной отставки. Тогда ему уже минуло семьдесят пять.

Когда ему исполнилось девяносто шесть, он почувствовал, что жизнь становится ему в тягость. Эндрю-младший с четырьмя внуками и Дениз со своими очаровательными двойняшками успели нанести ему прощальный визит.

— Так что же это за лекарство? — настаивала Паула. — Поможет оно или нет? В конце концов, я имею право это знать!

Доктор Бернштейн нахмурился.

— Это очень трудно объяснить. Видите ли, никакого целительного действия оно не оказывает. Этот препарат по своему эффекту скорее напоминает снотворное. Однако его действие несколько специфично. Сенополин вызывает особый сон.

— Как вы сказали? Особый сон?

— Да, необычно долгий, глубокий сон, сопровождающийся подробными сновидениями. Больной как бы проживает всю свою жизнь, и проходит она у него именно так, как он мечтал бы ее прожить. Кому-то оно может и не понравиться, но уверяю вас, этот сенополин — наигуманнейшее средство из всех существующих в наши дни. Лучшего еще не придумали.

Паула бросила взгляд на неподвижное тело на больничной койке. Его рука тихо скользнула по простыне и она почувствовала на своей ладони легкое прикосновение его пальцев.

— Энди, — прошептала она, наклонившись к больному, — Энди, дорогой…

Рука, которую она держала в своей, дрогнула.

— Паула, — еле слышно позвал он, — попрощайся за меня с детьми.

Перевела с английского

Н. Кузнецова

Пока старый доктор Фулл брел домой, он продрог до костей. Доктор Фулл пробирался к черному ходу проулком — он хотел проскользнуть домой незаметно. Под мышкой он нес сверток в коричневой бумаге. Доктор Фулл знал, что тупые, нечесаные бабы, обитавшие в здешних трущобах, и их щербатые, пропахшие потом мужья не обратят никакого внимания на то, что он несет домой дешевое вино. Они сами ничего другого не пьют, а виски покупают только, если прирабатывают на сверхурочных. Но в отличие от них доктор Фулл еще не утратил чувство стыда. В заваленном мусором проулке его подстерегала беда. Соседский пес — злобная черная собачонка, которую доктор издавна невзлюбил, выскочила из дыры в заборе и кинулась ему под ноги. Доктор Фулл попятился было, потом занес ногу — отвесить тощему псу увесистый пинок, но наткнулся на валявшийся посреди дороги кирпич, покачнулся и с проклятиями плюхнулся на землю. В воздухе запахло вином — доктор понял, что коричневый сверток выскользнул из его рук и бутылка разбилась. Проклятия замерли у него на губах. Пес, рыча, кружил рядом, подстерегая момент, чтобы напасть на доктора, но доктор так огорчился, что забыл про пса.

Не вставая, он негнущимися пальцами развернул старательно завернутый бакалейщиком пакет. Рано наступившие осенние сумерки мешали определить размеры бедствия. Доктор вытащил из пакета отбитое горлышко с зазубренными краями, потом несколько осколков стекла и, наконец, — дно. На дне бутылки оставалось не меньше пинты, но доктора это даже не обрадовало. Радоваться было рано — сначала предстояло разделаться с псом.

Пес приближался, лай его становился все громче. Доктор поставил бутылку на землю и осыпал пса градом острых осколков. Один осколок попал в цель, пес с воем попятился и улизнул через дыру в заборе. Тут доктор Фулл поднес острый край полугаллоновой бутылки к губам и отхлебнул из нее, как из огромной чаши. Он дважды ставил бутылку на землю, чтоб дать отдых рукам; однако ему все же удалось выпить не меньше пинты.

Надо бы встать и вернуться домой, подумал доктор, но ему стало так хорошо, что он тут же забыл о своем намерении. До чего же приятно чувствовать, как прихваченная морозом земля оттаивает под тобой, как тепло расходится по всем членам.

Через ту же дыру в заборе, откуда выскочил черный пес, выползла трехлетняя девчушка в длинном пальто навырост. Она подковыляла к доктору Фуллу и серьезно уставилась на него, засунув грязный палец в рот.

Провидение явно не оставляло доктора Фулла своими заботами: для полноты счастья оно послало ему слушателя.

— Да, да, дорогая моя, — начал он хрипло. — Нелепейшее обвинение, — продолжал он без всякого перехода. — Если это вы считаете уликами, вот что следовало мне сказать, — вы не достойны быть судьями. Я лечил людей в этой округе, когда здесь никто еще не слышал о вашем медицинском обществе, — вот что следовало мне сказать. Вы отобрали у меня разрешение без каких бы то ни было оснований. Итак, джентльмены, спрашиваю я вас: справедливо ли обошлись со мной? Я взываю к вам как к моим коллегам, представителям нашей замечательной профессии…

Девчушка заскучала и, подобрав треугольный осколок стекла, удалилась восвояси. Доктор Фулл тут же забыл о ней и продолжал свою речь в столь же торжественном духе. Отсутствие аудитории его ничуть не смущало. «И да поможет мне бог, у них не было никаких улик против меня. Но они с этим не посчитались». Он задумался: ведь он был так уверен в своей правоте. А комитет по вопросам профессиональной этики медицинского общества был так же уверен в своей. Холод опять начал пробирать доктора, но денег у него не осталось, а следовательно, не было и никакой надежды на выпивку.

Тут доктор Фулл стал уверять себя, что в свое время припрятал дома бутылку виски и теперь она дожидается его под одной из куч хлама. Когда доктор не мог заставить себя подняться и пойти домой, он издавна прибегал к этой уловке, а не то ведь недолго и замерзнуть. Да, да, повторял он, да, да, бутылка наверняка припрятана за трубами! Память у тебя теперь не та, что раньше, добродушно журил себя доктор. Ты вполне мог купить бутылку виски, припрятать ее за раковину, а потом забыть о ней.

Ну, конечно, он припрятал бутылку! Конечно! повторял доктор. Счастливая убежденность крепла — ну конечно же, так оно и было. Доктор уперся в землю коленом, но тут сзади раздался писк, — доктор с любопытством обернулся. Пищала та самая девчушка: она сильно порезала руку осколком бутылки, который утащила с собой. Ручеек крови стекал по пальто девчушки и собирался ярко-красной лужицей у ее ног.

На какой-то миг доктор Фулл даже позабыл о бутылке, но его хватило ненадолго: ведь дома — он в это верил — за канализационной трубой его ждала бутылка. Он отхлебнет виски, решил доктор, потом вернется и великодушно поможет девочке. Доктор Фулл уперся в землю другим коленом, встал и торопливо заковылял по грязному проулку к дому. Дома он сразу же приступил к поискам несуществующей бутылки — сначала он искал, потом в бешенстве расшвырял книги и тарелки, потом — колотил распухшими руками по кирпичной стене до тех пор, пока из-под старых струпьев не потекла густая стариковская кровь. И в завершение сел на пол, захныкал и погрузился в пучину того очистительного кошмара, который уже давно заменял ему сон.

Много поколений людей жили, не думая о будущем, легкомысленно полагая, что глупо тревожиться раньше времени. Упрямые биометрики доказывали, что аутбридинг умственно недоразвитых превосходит аутбридинг особей нормальных и высокоразвитых, и что процесс этот идет по экспоненте.

И все же накопление технических усовершенствований несколько скрашивало эти выводы. Недоразвитый вычислитель, обученный нажимать кнопки счетной машины, казался более искусным, нежели средневековый математик, обученный считать на пальцах. Недоразвитый печатник, обученный управлять линотипом двадцать первого века, казался лучшим печатником, нежели типограф эпохи ренессанса, в распоряжении которого был весьма скудный комплект шрифтов. Так же обстояло дело и в медицине.