НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 11 - Страница 2

— Ну, что же, — сказал себе Павлыш. — Доснимем и начнем первую полярную зимовку. Четверо суток сплошной ночи.

Павлыш не смог заставить себя дождаться полного заката. Палец сам нажал на кнопку «стоп». Ноги сами сделали шаг к люку, надежному убежищу.

И тут Павлыш увидел огонек. Огонек вспыхнул на самом конце мыса — черной полоски по горизонту, невдалеке от которой спускалось в воду солнце. Павлыш подумал, что это луч солнца отразился от скалы или волны или обманывают уставшие глаза.

Через двадцать секунд огонек мелькнул снова, в той же точке. И больше вспышек Павлыш не увидел — солнце подкатилось к мысу, его оранжевые лучи били в лицо, слепили. Павлыш не мог более ждать. Он вскарабкался в люк, не снимая скафандра и шлема, пробежал на мостик.

Чуть фосфоресцировал в темноте мертвый экран телеглаза. На него Павлыш и направил камеру, проецируя отснятое изображение. Может быть, камера заметила огонек раньше, чем Павлыш.

На экране солнце ползло вдоль зеленой воды, разбрасывая слишком яркие краски, снова по нему бежали сизые полосы и вспыхивали искры. Глаз камеры последовал за солнцем. У Павлыша устали руки, они немного дрожали, и оттого волновалась и покачивалась на импровизированном экране изумрудная вода.

— Смотри, — предупредил себя Павлыш. В правой стороне кадра обнаружилась оконечность мыса. И тут же в этой точке, увиденной камерой, вспыхнул огонек.

Экран погас. Павлыш оказался в полной темноте. Лишь перед глазами мелькали багровые и зеленые пятна. Он ощупью отмотал пленку обратно до того кадра, где вспыхнул огонек. На экране застыло, остановилось солнце, застыла и белая точка у правой кромки экрана — огонек.

Это было невероятным, этого не могло быть! Огонек должен был оказаться оптическим обманом, галлюцинацией, потому что Павлыш очень ждал события, способного вернуть надежду. Мозг жаждал ухватиться за что-нибудь, пусть за мираж… Но огонек не был миражем. Камера тоже увидела его.

— А почему бы и нет? — спросил Павлыш. В ответ — молчанье.

— Чего же я здесь стою? Солнце уже спряталось и не мешает смотреть на мыс. А вдруг огонька уже нет?

Павлыш подумал, что если где-то неподалеку есть разумные существа, по крайней мере разумные настолько, что обладают сильным источником света, то ни к чему беречь аварийные аккумуляторы. Он наощупь отыскал кнопку, врубил на полную мощность освещение, и корабль ожил. В нем стало теплее, раздвинулись стены, коварные предметы — обломки труб, петли проводов, заусеницы обшивки — теперь не мешали Павлышу пробежать коридором к люку, переставшему быть страшным и враждебным.

Павлыш оперся руками о края люка, высунулся по пояс наружу и стал считать, глядя на малиновое пятно у горизонта: раз, два, три, пять… Вспышка!

Огонек продержался с секунду, погас, и Павлыш успел усесться поудобнее на край люка, свесить вниз ноги в тяжелых башмаках, прежде чем он вспыхнул снова. У огонька был приятный цвет. Какой? Чрезвычайно приятный белый цвет. А может быть, желтый?

Когда пятно, оставшееся на облаках от солнца, потемнело, огонек перестал мигать. Он горел ровно, будто кто-то, долго шутивший с выключателем, уверился, наконец, в приходе ночи и, включив свет на полную мощность, уселся за стол ужинать. И ждать гостей…

Из темноты к Павлышу бросилось что-то живое. Павлыш не успел подобрать ноги и укрыться в корабль, лишь вытянул вперед руку. Нечто оказалось уже знакомой тварью. Она опутала сухими тонкими ножками руку Павлыша, и стрекозиные глаза укоризненно сверкнули, отразив свет, падавший из люка. Павлыш стряхнул тварь, как стряхивают паука, и та шлепнулась на песок. Закружилась голова. Тут только человек понял, что забыл опустить забрало шлема и дышит воздухом планеты. С осознанием этого пришла дурнота. Павлыш закрыл люк и уселся прямо на пол шлюза. Опустил забрало и увеличил подачу кислорода, чтобы отдышаться.

Теперь надо дать сигнал, думал Павлыш. Надо пустить ракету, зажечь прожектор. Надо позвать на помощь.

Но ракет не было. А если были, поиски их займут еще несколько суток. Прожекторы разбиты. Есть фонарь, даже два фонаря, но оба очень слабые, шлемовые. Ну что же, начнем с них.

Павлыш долго стоял у открытого люка, закрывая и открывая ладонью свет и свободной рукой отмахиваясь от тварей. Огонек не реагировал, светил так же ярко и ровно. Хозяева его явно не догадывались о том, что неподалеку кто-то потерпел бедствие. Павлыш вытащил из корабля множество предметов, которые могли гореть, и поджег их. Костер был неярким — в воздухе было слишком мало кислорода, да и твари, слетевшиеся на огонек, попадали в пламя и обугливались, шипя, как мокрые дрова. Павлыш извел весь запас спирта и после десяти минут борьбы с тварями бросил эту затею.

Он отошел к люку и смотрел на огонек. Тот был словно светлым окошком в сказочном домике лесника, костром охотников… А может быть, отсветом от очага под котлом людоеда?

— Ладно, — сказал Павлыш тварям, покоившимся живописной кучей над обуглившимися дверцами шкафчиков, книгами, бумагами и тряпками. — Я пошел.

Хорошо, когда решение принято. Оно требовало действий многочисленных, разнообразных и спешных. Чем-то это было похоже на хлопоты, связанные с отъездом в отпуск, надо убрать квартиру, оставить корм рыбкам в аквариуме, договориться с соседкой, чтобы поливала цветы, достать стереопленку, позвонить друзьям, позаботиться о билете…

Во-первых, Павлыш отправился в анабиозную камеру. Поход к огоньку мог продлиться часа три, и за это время ничто не должно было нарушить сон подвахтенных. Если что-нибудь с ними случится, пропадет весь смысл похода. Павлыш обесточил корабль и подключил к блоку питания камеры уже порядком севшие аварийные аккумуляторы. Проверил стабильность температуры в ваннах, контрольную аппаратуру. Насколько Павлыш мог судить, камере ничто не угрожало. Даже если он будет отсутствовать целый месяц. Правда, человеку, идущему в трехчасовую прогулку по берегу моря, ни к чему планировать на месяц вперед, но прогулка предполагалась несколько необычная. Павлыш не без оснований думал, что станет первым человеком, путешествующим ночью по берегу здешнего моря.

Затем следовало позаботиться о собственном снаряжении, запасе воды и пищи. Наконец, надо было задраить сломанный люк так, чтобы даже слон (если здесь бродят слоны) не смог его отворить.

Закончив дела, Павлыш выбрался наружу и неожиданно почувствовал почти элегическую грусть. Затянувшиеся сумерки окрасили негостеприимный мир во множество разновидностей черного и серого цвета, и единственной родной вещью в этом царстве был искалеченный «Компас», печально гудящий под порывами ветра, одинокий и беспомощный.

— Ну-ну, не расстраивайся, — сказал кораблю Павлыш и погладил корпус, изъязвленный при аварийной посадке. — Я скоро вернусь. Дойду по бережку до огня и обратно.

Огонек горел ровно, Павлыш в последний раз проверил поступление кислорода в шлем, — его хватит на шесть часов, в крайнем случае можно дышать и воздухом планеты. Хоть это неприятно и весьма вредно. Павлыш вытащил лучевой пистолет, прицелился в камень на берегу и выстрелил. Луч полоснул по камню, распилил его пополам, и половинки засветились багрово и жарко. Все. Пора идти.

Павлыш разгреб башмаком, остатки костра и перепрыгнул через него, не из молодечества, хотел узнать, достаточно, ли надежно все приторочено?

Идти было удобнее по самой кромке пляжа. Здесь волны, набегавшие языками пены, спрессовали песок, сделали его упругим. Фонарь был пока не нужен, и так видно все, что нужно видеть. Бесконечная полоса песка, темная вода слева, черный кустарник на дюнах справа. И так до бесконечности, до огонька.

Павлыш прошел несколько десятков шагов, остановился, оглянулся на корабль. Тот был велик и страшно одинок. Несколько раз Павлыш оглядывался — корабль все уменьшался, мутнел, сливался с небом, и где-то в конце первого километра пути Павлыш вдруг понял, как мал он и беззащитен. И ему стало страшно, захотелось убежать к кораблю, скрыться в люке. И он вдруг решил, что забыл что-то очень важное для пути, ради чего хочешь — не хочешь, — придется возвратиться. Но пока придумывал причину, зашевелился стыд, заговорило чувство долга — возвращаться нельзя. И тогда Павлыш попытался вообразить себя женой Лота, которая превратится в соляной столб, если обернется назад. И к утру его слижут жадные до кристаллической соли обитатели кустов…