Незваный гость. Поединок - Страница 3
Женщина говорила так, будто и Меденцева была в курсе всех событий в семье директора, как все в совхозе.
— А вы к нам по какому делу?
Меденцева сказала.
— Этот канал вскружил всем голову. Только и разговоров, что про воду. Правда, что в этом году начнут рыть?
— Осенью. А мы будем готовить основу для оросительной сети совхозов. Еще приедут геологи, буровики...
Полчаса пролетели в разговоре незаметно. Несколько раз открывалась дверь. Меденцевой все казалось: директор! Но заходили другие люди, и все они спрашивали Дубкова. Наконец, появился и он, среднего роста, широкий в плечах, с бронзовым от загара лицом.
Дубков обратился не к Меденцевой, как она ждала, а к секретарю:
— Дарья Филипповна, очень прошу вас: навестите вечерком Светку. Я сейчас уезжаю на третье отделение. Вернусь к утру...
Дубков перевел взгляд на Меденцеву и жестом показал на дверь в свой кабинет.
В кабинете Меденцева предъявила свое удостоверение, письмо Кузина. Читая, Дубков нахмурил брови.
— Собственно, вы будете работать не только на землях нашего совхоза, — вдруг сказал он.
«Ну вот, начинается», — подумала Меденцева.
— Да, но мой ряд — основной. К нему привязываются...
Меденцева не договорила. Дубков повел черноватой бровью, как показалось ей, недовольно.
— Кто еще приедет?
— Инженер Виднов. Он передаст отметки на триангуляционные пункты. Знаете, это вышки такие на буграх. Мы определяем координаты их. Кроме того, Виднов поставит репера... Видели когда-нибудь выступающие из земли трубы или рельсы? Вот на верхнюю часть их и передаются высоты — отметки над уровнем моря. Без этой работы нельзя...
— Благодарю вас за консультацию, — перебил ее Дубков.
Меденцева подумала, что она, пожалуй, совсем ненужно разъясняет директору азбучные истины, ждала, что он снисходительно улыбнется, но Дубков оставался серьезен.
— А этот Виднов тоже приедет ко мне с таким же предписанием? — Дубков приподнял со стола письмо Кузина.
— Нет... Он будет комплектовать отряд в Жаксы-Тау.
Дубков вздохнул с облегчением и уже ласковее взглянул на Меденцеву.
— Если бы вы знали, Нина Михайловна, как нам нужна вода!.. Конечно, канал сразу не соорудишь... Мне вот хотя бы на Джаман-Куме колодцев нарыть. Ведь раньше там табуны паслись, на лиманах неплохие худуки были... Скорее это дело проворачивать нужно, а вы...
Да, к сожалению, ее работа далека от худуков.
— Вам откуда будет удобнее получить транспорт: с первого отделения или... Вы где намерены жить?
Дубков отодвинул от себя бумаги и взглянул на Меденцеву, теперь прямо в глаза. Она ждала увидеть на его лице отражение того впечатления, которое она должна была произвести своей внешностью. Что там говорить, она привыкла к тому, что мужчины не скрывали своего восхищения ею. Но лицо Дубкова оставалось непроницаемым. Оно ничего не выдавало, кроме служебного внимания к ней.
— Мне лучше было бы жить на центральной усадьбе. Так считает и Кузин, мой начальник.
— Ну что же, послушаемся Кузина...
Дубков позвал секретаря и попросил:
— Пригласите ко мне Бектемирова и Галкина.
Дарья Филипповна предупредила:
— К вам много...
— Пусть заходят, все.
В кабинет ввалилось человек десять. Начался тот разговор, который могут вести люди, хорошо и давно знающие друг друга и то дело, которое они ведут. Дубков с одними соглашался, других просил еще раз подумать, проверить, выслушивал просьбы, удовлетворял или отклонял их. В общении с людьми он показался Меденцевой интереснее и умнее, чем в разговоре с ней. Споря, он словно вспыхивал внутренним теплом и светом, который чувствовался в его сероватых глазах, в чуть обозначавшейся улыбке, в жесте. В Дубкове поражала необыкновенная гармония, которая редко встречалась в других. Меденцева невольно вообразила на месте этого человека Лугового, постаралась его представить в разговоре с этими людьми, но не смогла: Луговой не получался.
Вошли еще два человека, те самые, которых пригласил Дубков, — его заместитель Бектемиров и главбух Галкин. Дубков подсунул им бумаги Меденцевой и показал на нее черноватой бровью:
— Сделайте, пожалуйста, все, что нас просят... Инженер Меденцева вас введет в курс дела. Заключите договор, как положено, но предупреждаю, — Дубков перевел взгляд на Меденцеву, — по максимальным ставкам. И определите Нину Михайловну на жительство...
Вечером Меденцева сидела за столом в отведенной ей квартире в совхозе и дописывала письмо Луговому. В доме было тихо. Только слышалось, как за дверью, на кухне, хозяйка тетя Паша гремела посудой, да на стенке тикали ходики.
«Милый Борис! Продолжаю письмо... — писала Меденцева неторопливым, твердым почерком. — Меня уже «определили на жительство», как сказал Дубков. Это директор совхоза, человек очень симпатичный. Вообще здесь хорошие люди. Особенно Бектемиров, заместитель Дубкова. Он сказал, что выделит мне не верблюдов, а шайтанов. Он и меня назвал шайтаном. Наверное, это у него любимое слово. Я поселилась у тети Паши в крохотной комнатушке с двумя оконцами. Одно — на улицу, другое — во двор. Спать буду на высокой, под потолок, кровати. Как на троне. Прямо смешно. Впрочем, в совхозе мне придется бывать редко, даже не каждый выходной...»
Другой мир входил в душу Меденцевой. Она готова была еще и еще писать о своих первых впечатлениях, о тете Паше, какая она смешная в своей заботе о ней, квартирантке, о заболевшей дочурке Дубкова — Светке, о крынке молока из погреба, от которого она почувствовала холод в желудке. Вот еще тетя Паша рассказала, как три года назад жеребец «Казбек» убил жену директора. Она работала зоотехником. Конюх не справился с лошадью. Она взвилась на дыбы и подковой ударила в висок Дубкову. Будто и задела чуть, а женщина не встала. Дубков тяжело перенес смерть жены и оставался ей верен, а ведь многие женщины заглядывались на него. Но разве это напишешь Луговому? Все это для него было неинтересным, чужим, а вот она уже начинала жить этой новью.
Меденцева еще долго сидела над письмом, глядя в окно на улицу, по которой проносились машины, торопливо шли люди. Из задумчивости ее вывела Дарья Филипповна.
— Как устроились? — спросила она.
— Спасибо. Я так благодарна...
— Тетя Паша у нас первая чистюля и душевная женщина. Вам хорошо у нее будет.
Дарья Филипповна помолчала и вдруг сказала:
— Нина Михайловна, а ведь я к вам за помощью.
— Что такое?
— Да Светка вот... Хочу, говорит, чтоб новая тетя пришла — и все. Не успокоим никак, ничего в рот не берет... она едва Дмитрия Степановича отпустила. Старуха говорит, что он только и отговорился тем, что вы его ждали. А девчонке это в голову запало. Дойдите на минутку, может она из ваших рук бульон выпьет. Целый день не ест... Не далеко здесь, за углом. А Дмитрия Степановича нет...
Меденцева растерялась.
— Не знаю, удобно ли...
— К больному ребенку-то?..
Дубков вернулся домой на рассвете. Стараясь не греметь запорами и как можно тише шагать, он сразу направился в комнатку Светки, но кроватка ее была пуста. Он бросился в гостиную и... замер на пороге. На диване, к стенке лежала его Светка и улыбалась во сне. Рядом с нею, на краешке дивана и подставленных стульях — Меденцева. Светкина ручонка охватила ее шею, будто притягивая к себе.
Дубков постоял минуту, вздохнул и бесшумно вышел из дома. С болезненной складкой у губ он пошел улицей, в сторону совхозного сада, чтобы там, на копне душистого сена, уснуть хотя бы на час.
Но забыться удалось не сразу. Вокруг уже пробуждалась жизнь. Над головой, в ветвях яблонь, сновали птицы, в сторожке раз за разом прокричал петух, на улице гремели ведрами бабы. Сквозь ветки в глаза Дубкову смотрело молодое, подрумяненное близким восходом небо. Он всей грудью вдохнул пахнущий яблонями воздух и улыбнулся небу так, как будто и к его предрассветной красе были приложены его директорские руки, будто и само небо было неотъемлемой частью совхоза.