Незваный гость - Страница 2

— Как ничего? Я ведь вижу? Небось Джека жалко?

— Нет, я не о том, — не сознавался Витя.

— А о чем?

— Интересно мне, как он на войне себя вести будет?

— Ну, это, брат, тебе лучше знать. Ты дрессировал.

— Со мной он хорошо работает, безотказно. И выстрелов не боится…

— Ну, значит, и на фронте будет хорошо.

— Эх, мне бы его в боевых условиях попробовать…

— Ну, это подождать надо. Мал ты еще.

— Привык я к нему, — вздохнул Витя, и Джек, милый, ласковый Джек вновь возник перед его глазами.

Как хорошо они ходили вместе в лес, на прогулки! Джек носился между кустами как угорелый, гоняясь за мышами и лягушками, но стоило крикнуть: «Джек, рядом!» — и умный пес немедленно возвращался к хозяину и занимал свое место по левую сторону от него. Летом он любил купаться. Пес плавал, как опытный пловец, и мог держаться на воде очень долго, загребая ее длинными сильными лапами. Пожалуй, Вите трудно было угнаться за ним, хотя Витя тоже считался хорошим пловцом среди сверстников.

После купанья, обсохнув на солнышке, лощеный, промытый, Джек выглядел особенно красиво. Шерсть блестела и пушилась, а сам он выступал так важно, с таким достоинством, что все прохожие говорили: «Вот хорошая овчарка!» А сердце Виктора наполнялось счастьем и гордостью.

Зимой они ходили вместе на прогулки. Если снег был улежавшийся и не слишком глубокий, Джек почти не проваливался; Витя надевал на него небольшую сбрую, прицеплял длинные ремни, и Джек мчался как ветер, таща за собой на лыжах хозяина. Он умел ходить и в упряжке, один мог увезти на санках по хорошей дороге взрослого человека. И вот не стало Джека…

— Не горюй, — ласково сказал Шевченко, встряхивая мальчика за плечи. — Ты гордись: на фронт твой Джек поедет! Для того ты и готовил его. А ты подумай, вдруг попадет Джек в часть, где твой отец служит, да еще поможет ему боевую операцию выполнить, а? как тогда? Неплохо! Отец посмотрит — стоп, да это же Джек! Вот, скажет, молодец сын, что такого мне помощника прислал!

— Ну да, — недоверчиво отозвался Витя, отвлекаясь от своих грустных мыслей, — он его и не узнает совсем. Я Джека уж без него воспитал…

— А мы напишем: так, мол, и так, ваш Джек — это тот самый Джек, которого ваш сын воспитывал… понятно? А весной мы тебе нового щенка дадим…

— Вы мне эрдельку, Алексей Иваныч…

— Можно и эрдельку.

— Вот хорошо! — оживился Витя.

— Ну, мне сюда.

— До свиданья, Алексей Иваныч.

— До свиданья, Витек. Приходи завтра на вокзал Джека провожать.

— Приду обязательно!

При мысли, что он еще раз увидит своего любимца, Витя окончательно повеселел и даже принялся насвистывать. Будущее уже не казалось таким мрачным, мысли летели дальше. Отслужит Джек сколько положено и вернется домой, если уцелеет, конечно… А что, разве так не бывает! Вон Серега Лутовцев из Гатчины, еще до войны, писали о нем в газете, отдал собаку; воспитал для границы, переписывался с пограничниками. Сергей сейчас кончает ветинститут, живет в общежитии в Ленинграде и ждет — заберет собаку (уже старую) себе. Демобилизованную… Ребята, отдавая друга, не предполагают, как это тяжело. Сережа приходил и говорил: «А сколько он будет служить?»

Сейчас Витя как-то забывал, что война под стенами Ленинграда и, может, Сергей Лутовцев тоже давно воюет.

Смешные ребята. И он, Витька Крамарин, тоже смешной. Помнится, когда меньше был и просил собаку, щенка, его спрашивали: а что ты с ним будешь делать, чему хочешь научить? С гордостью ответил: «Не кусалась бы и могла ноги вытереть после дождя. Чтобы коврик не пачкать…» Забавно? Ну, чудик! Собака — и вдруг не кусается! что за собака! А что она будет делать на границе, в бою: тоже ноги вытирать?

Вот и дом. Загрохотали тяжелые резные двери подъезда. Витя в два прыжка взлетел на площадку второго этажа и постучал в дверь квартиры. Никто не отозвался на его стук. Постучал еще и, когда опять никто не пошевелился за дверью, нерешительно толкнул ее. К его удивлению, дверь открылась.

— Бабушка, вот и я! Джек завтра на фронт поедет, а мне эрдельку дадут!..

Тишина.

— Бабушка, ты дома?

Какая странная тишина… Только слышно, как звенит трамвай на улице. Вите стало не по себе. На цыпочках он прокрался через переднюю, заглянул в комнату…

— Ой, что это?! Бабушка, кто это тебя?…

Бабушка лежала на полу, руки завязаны за спиной. В комнате беспорядок. Окно открыто, две цветочные банки валяются на боку.

Витя несколько секунд испуганно смотрел перед собой, потом бросился к Настасье Петровне и принялся трясти ее.

— Бабушка, бабушка! Что с тобой?

Настасья Петровна не отзывалась. Глаза у нее были закрыты, губы крепко сжаты, и вся она была как восковая.

Витя развязал ей руки, вынул тряпку изо рта, затем притащил воды из-под крана и плеснул в лицо бабушки, и уже собирался было применить искусственное дыхание, как их учили в школе, но тут бабушка глубоко вздохнула, открыла глаза и пошевелилась.

— Ох, смертынька моя… Думала, уж не бывать мне живой…

— Да кто же это тебя, бабушка? — сочувственно спрашивал Виктор, сидя на корточках перед нею.

— Приходил тут… назвался другом, а оказался вон кем… Руки мне давай ломать, револьвером грозил, все про завод допытывался, про цех Анютин.

Она поднялась, кряхтя и охая, щупая рукой ушибленную голову. Внезапно лицо ее исказилось. Вспомнила все, как было, и заторопила внука:

— Беги скорей в милицию, сообщи… Ну чего стоишь? Уйдет он!..

Повторять больше не пришлось. Витя парень расторопный (этому учил его еще отец) — повернулся и ринулся вниз, благо до отделения рукой подать. Но, выбежав из подъезда, вдруг остановился, помедлил какое-то время и, тряхнув головой, направился в другую сторону.

Через несколько минут он был уже на квартире Алексея Ивановича и, возбужденный, раскрасневшийся, едва переводя дыхание от быстрого бега, докладывал о случившемся.

— Джека бы по следу пустить, а? Алексей Иваныч, можно? — закончил он свою сбивчивую речь, умоляюще глядя на Шевченко.

Тот подумал и кивнул головой:

— Пошли!

Питомник, где помещались предназначенные к отправке собаки, находился рядом с квартирой начальника. Увидев хозяина, Джек — большой породистый пес волчьей масти — поднял такой шум и гам, что переполошил всех собак. Алексей Иванович говорил:

— Быстро, быстро!

Витя с трудом спустил собаку с цепи: Джек прыгал и мешал расстегнуть карабин. Уже успел стосковаться… До дому они бежали, едва поспевая за Алексеем Ивановичем. Дома Джек сразу забрался в свой угол и лег там, не спуская влюбленного взгляда с Вити, пока Настасья Петровна повторяла начальнику клуба свой рассказ.

— Постучал, ну, я и открыла, — торопливо рассказывала Настасья Петровна, спеша выложить все, что знала. — Сказал, что с фронта, от сына, а потом такое начал говорить… От чая отказался, в глаза не глядит. Из госпиталя, говорит, а сам загорелый… А потом и вовсе проговорился. Под Тверью, слышь, его контузило… понял? До войны еще Тверь-то в Калинин переименована! А после давай про завод расспрашивать. Смекнула я, что за птица прилетела… Хотела задержать, да не сумела. Догадался он. Руки мне скрутил, рот платком заткнул, а тут кто-то возьми да за дверями и пошуми. Он все бросил и бежать. Я ему под ноги сунулась, чтобы, значит, помешать, а он револьвером меня, по голове… Дальше я уж и не помню…

Да, бесспорно, он понял, что она разгадала его, и захотел поскорее уйти из-под зорких старушечьих глаз.

— В окно выпрыгнул, — сказал Шевченко, показывая на сбитые цветы. — Молодец вы, Настасья Петровна!

— И про Петрушу знает, — развела руками старая женщина. — Так бы я ему ни в жизнь не поверила!

— Они знают… — отозвался Шевченко. — Платок чей, ваш?

— Его! — Она брезгливо отерла рукой рот.

— Очень хорошо. Витя, бери след.

— Джек! — позвал Витя. Джек вскочил и, вильнув хвостом, послушно остановился перед хозяином. Витя дал ему понюхать платок, повторяя: