Нежность в хрустальных туфельках (СИ) - Страница 3

[1] Цитата из стихотворения С. Есенина «Ну, целуй меня, целуй»

К счастью, у меня сейчас «окно» и можно переждать, а заодно успокоится и перестать думать о нахальных черных глаза и о том, что судя по … гм… тому, как и чем Ленский ко мне прижимался, мальчик давно вырос.

Господи, почему никто не сказал мне, что одиннадцатый класс — это не десятилетки?

— Что, мать, с боевым крещением? — В учительскую заходит Паша и ухмыляется с моего разбитого вида. — Может, кофейку?

Я здесь всего неделю, но уже успела заметить, что Паша и термос — не разлей вода. Я охотно соглашаюсь и достаю из своего стола чашку. Паша наливает немного себе и мне, подтягивает стул ближе. Явно собирается что-то сказать, но не успевает, потому что дверь учительской открывается, и на пороге — это точно мне наказание за какие-то грехи! — снова Ленский. Вроде с улыбкой, но быстро смотрит на чашки в наших руках, и неожиданно тяжелой походкой хищника прет к нам.

— Ленский, тебе чего? — Паша отпивает из чашки и выразительно поглядывает на мальчишку.

Ленский игнорирует его вопрос, даже не скрывая, что расстояние между мной и учителем химии интересует его куда больше, чем то, что звонок на урок прозвенел минуту назад.

— Ты наш журнал забрала, Колючка, — говорит мальчишка, и мне не по себе от того, какими злыми становятся его глаза.

— Не Колючка, Ленский, а Варвара Юрьевна, — поправляет Паша. Берет с моего стола журнал и всучивает ему в руки. — Звонок уже был. У вас сейчас что? Математика? Тамара Сергеевна снова…

Ленский не дослушивает внушение: поворачивается и таким же шагом топает к двери. Ну и спина у него!

Я ловлю себя на мысли, что даже когда за ним с грохотом захлопывается дверь, у меня перед глазами до сих пор внушительный разворот плеч, и рельефные мышцы под свитером «в облипку». Ему точно восемнадцать?

Хотя, вдруг вспоминаю своего младшего брата и его проводы в армию. Ему тоже было восемнадцать, и он точно не выглядел субтильным школьником.

— Колючка? — ухмыляется Паша. — Ну все, Варя, считай, что тебя официально окрестили.

— Ничего не окрестили, — отмахиваюсь я, в большей степени от назойливого образа и мыслей о том, что за такой спиной, наверное, ничего-ничего не страшно, и когда-нибудь какой-то девушке очень повезет оказаться в таком надежной тылу.

— У Ленского скверный характер, — продолжает разглагольствовать Паша. — Но он в общем не плохой парень, хоть и мажористый. Видела красный «Порше» у входа?

— А его можно как-то не заметить? — усмехаюсь я.

— Вот Ленский на нем причалил. Видимо, отцовский подарок на совершеннолетие.

— Ленский, Ленский… — Я пытаюсь вспомнить, где еще могла слышать эту фамилию, но в голову ничего не лезет.

— Группа банков «Омега», — подсказывает Паша, и я мысленно шлепаю себя ладонью по лбу. Мой коллега отхлебывает еще кофе и подливает мне в чашку новую порцию. — В мою молодость одиннадцатиклассники на тачках за пятнадцать лямов на уроки не ездили.

Наш разговор прерывает звонок от Пети. Я сжимаю телефон и потихоньку кошусь на Пашу, но тот все понимает и говорит, что все равно собирался пойти покурить.

— Ну как первый урок? — спрашивает Петя как всегда без приветствия.

Начинаю говорить, но он тут же перебивает и переводит на свое:

— Я еще трех мужиков пригласил.

— Десять человек? — озвучиваю конечную цифру. У меня шок. Я понятия не имею, как успею все приготовить, потому что освобожусь только после трех, а еще нужно купить продукты. — Может быть, перенесем посиделки на выходные? — Шансов, что муж согласится, мало, но вдруг? Мне еще нужно подготовиться к завтрашним урокам, и я понятия не имею, лягу ли вообще сегодня спать.

— Это важно для меня, ты что, не въезжаешь? — с пол оборота заводится Петя. — Для моей карьеры! Чтобы у тебя были шмотки и остальное дерьмо! Все, готовь на десятерых. К шести.

Я смотрю на потухший экран и почему-то снова вспоминаю о чемодане под кроватью.

Даня

Химик нормальный мужик, но мне почему-то до сих пор хочется вырвать ему ноги.

С этими мыслями я просиживаю все уроки, и отрываюсь только на физре, когда мы с пацанами играем в баскетбол. Через пару недель будут соревнования между городскими школами, и «Эрудит» должен взять первое место.

Я бью мячом об пол, представляя, что это голова Смирных, и мне становится чуток полегче. А ведь мы с ним нормально в курилке за жизнь могли перетереть, и вообще.

Все дело в новой училке. Чего он к ней примазывается со своими лоховским термосом? Почему ему можно угостить малышку дерьмовым пойлом, а мне — хрен, а не повести ее в хорошую кофейню?

После физры я лезу в холодный душ и мне снова хреново, потому что вспоминаю ее волосы и цветочный запах — и сводит внутри, и стоит, как у жеребца. Даже думать о скучных заданиях и всякой фигне не помогает. А когда промокаю волосы полотенцем и тянусь к одежде, ее заколка вываливается из кармана джинсов. Ничего такого: обычная дешевая «прищепка» с цветком. Но я подношу ее к носу — и жадно втягиваю запах, от которого хочется послать все на хрен, отыскать злючку, зажать ее в углу и посмотреть, что за трусики у нее под той узкой юбкой.

И снова член наливается кровью.

Успокоился, называется.

Переодеваюсь, выжидаю, пока хоть немного отпустит и выхожу на крыльцо.

Опа! Малышка спускается вниз и семенит своими маленькими ножками в сторону дороги. Интересно, какой у нее размер ноги? Точно под хрустальную туфельку.

Я быстро догоняю ее, откашливаюсь над ухом, и Колючка подпрыгивает, опасливо озираясь.

— Что ж ты такая пугливая, злючка? — спрашиваю я, медленно опускаясь на самое дно ее зеленых глаз.

— Потому что не люблю, когда ко мне подкрадываются, — хмурится она, и снова ускоряет шаг.

Я подстраиваюсь и иду рядом, закладывая ладони в передние карманы джинсов, чтобы не начать лапать училку прямо тут, почти на глазах у всей школы.

— Ленский, тебе не пора домой?

— Неа. Давай я тебя подвезу?

Варя смотрит на меня так, словно я предложил ей место в групповухе: с шоком и ужасом. Отводит руку, когда пытаюсь взять у нее явно тяжелый портфель, и злится, потому что не прекращаю попыток навязать свою помощь. Ну и ладно, не отбирать же у нее личные вещи. Зато пока злюка вертится ужом, чтобы избавиться от моего внимания, я украдкой наклоняюсь и нарочито шумно втягиваю ее запах открытым ртом.

— Ты что творишь? — ее возмущенный громкий шепот. — Совсем ненормальный?!

— Просто очень тебя хочу, — признаюсь я. И в ответ на ее красные, как у Деда Мороза щеки, добавляю: — А твой румянец просто в башку бьет. Хватит ломаться, бублик.

Палку я все-таки перегнул, потому что училка грозно отбивает мою руку за миг до того, как я почти окунаю пальцы в ее соломенные волосы. Сует под нос ладонь с растопыренными пальцами и совсем не ласково говорит:

— Я замужем, Ленский. Я не Варя, не Колючка, не Маленькая и не бублик. Я — чужая жена и твоя учительница! Что еще ты не понял?

— Почему у тебя дешевка на пальце? — озвучиваю то, чего действительно не понимаю.

— Ты-то за свою жизнь хоть на такую дешевку заработал? — жалит эта змеючка.

— Представь себе, — огрызаюсь я. Но не втирать же ей, что я зарабатываю тем, о чем нельзя знать таким тепличным растениям, как она.

Колючка не верит и смотрит на меня таким взглядом, будто я официально самый большой лгун в ее жизни. Вот теперь просто злит.

— Ты просто папенькин сынок, которому никто никогда не отказывает, — озвучивает свои идиотские выводы. — Иди к девочкам своего возраста, Ленский, ты еще очень маленький. И перестань усложнять мне жизнь.

Ей-богу, как по яйцам врезала.

И шагу ступить не могу, просто тупо пялюсь на ее быстро ныряющую за угол фигуру.

Маленький? Это я — маленький?

Да ну что за на хуй?!

— Лень! — Варламова вешается на меня, словно на бельевую веревку — вся сразу.