Нежная душа - Страница 1
Александр Минкин
Нежная душа: книга о театре
Цель театра во все времена была и будет: держать зеркало перед природой, показывать доблести ее истинное лицо и ее истинное – низости, и каждому веку истории – его неприкрашенный облик.
Пролог
ОФЕЛИЯ. Это коротко, мой принц.
ГАМЛЕТ. Как женская любовь.
Что первое купил папа Карло своему деревянному сыночку? Точнее: не первое, а единственное (ибо папа Карло больше ничего Буратине не покупал). Книгу!
Нищий старый дурак ради этого подарка продал единственную куртку. Он поступил как Человек. Потому что человек стал настоящим человеком, только когда книга стала важнее всего.
А ради чего Буратино продал свою единственную книгу? Ради того, чтобы один разок сходить в театр.
Сунуть любопытный нос в пыльный кусок старого холста, в пыльную старую пьесу – там открывается потрясающе интересный мир… Театр.
«Цель театра во все времена» – но кто это говорит? Актер в Лондоне четыреста лет назад или Гамлет в Эльсиноре тысячу двести лет назад?
И чем хочет он показать Клавдию (высокопоставленной низости) его истинное лицо? Какое зеркало сует под нос? Гекуба! – Эсхил, Софокл, Еврипид…
Вот цель классического образования, включавшего (до 1917-го) латынь и греческий. Мертвые языки несли живую культуру.
Шекспир (устами Гамлета) говорит: «Цель театра – показывать веку его неприкрашенный облик, настоящее лицо».
Показывать веку? – А если век не понимает? А если слеп? А если смотрит, но не понимает, что видит себя? Не внемлют! видят – и не знают! Покрыты мздою очеса (Державин).
Показывать низости ее истинное лицо? Но низость отказывается себя узнавать. Тем более что на парадных портретах ее изображают как Величайшую Доблесть.
…И каждому веку истории – его неприкрашенный облик. Мы, ставя «Гамлета», должны, значит, показывать XXI век, а не XVII (шекспировский) и не IX (гамлетовский). Театр – не музей; костюмы не важны. Бояре в шубах? Нет, они в бронированных «мерседесах». И Гамлет показывает Клавдию его неприкрашенный облик, а не Гекубу и не Баптисту. Он пользуется античными текстами как рентгеновским аппаратом, как лазером – прожигает насквозь.
А рентген уже тогда (и всегда) существовал.
КОРОЛЬ. Я желаю тебе только добра. Ты не сомневался бы в этом, если бы видел наши мысли.
ГАМЛЕТ. Я вижу херувима, который видит их.
Том Сойер учит Библию не ради Веры (он верит в дохлую кошку, в привидения). Этот провинциальный мальчик в дикой рабовладельческой Америке мыслит понятиями рыцарских времен. У него на устах истории герцогов и королей…
Бенвенуто Челлини, Генрих Наваррский, герцог Нортумберленд, Гилфорд Дадли, Людовик XVI, Ка-занова, Робин Гуд, капитан Кидд – спросите соседского двенадцатилетнего мальчишку: кого из них он знает (и не только по имени, но события жизни, подвиги, знаменитые фразы). А Том Сойер в своем историческом и географическом захолустье всех их знает: кто-то – пример для подражания, кто-то – объект презрения. Но все они – ориентиры.
Людям, чтобы понять друг друга, не всегда нужен общий язык. Ням-ням – ясно без перевода. А душевные переживания? Мучительный выбор: как поступить? Основа для понимания – общая книга, общие герои.
Гек понимает Тома, пока они обсуждают, что пожрать и куда бежать. Но освобождение негра Джима… Том оперирует опытом герцогов и королей, а Гек не понимает, что происходит и зачем усложнять.
Том, начитавшись бредней, чем занят? Он освобождает раба, негра. Причем в той стране, где это считалось позором, а не подвигом. Том сознает свою преступность, но делает. Что толкает его?
Конечно, Том Сойер играет. Но во что он играет – вот что бесконечно важно. Освободить пленника!
Нравственный закон внутри нас, а не снаружи. Книжные понятия о чести и благородстве (вычитанные, усвоенные из книг понятия) были для Тома сильнее и важнее тех, среди которых он вырос. Он действует как Дон-Кихот, бесконечно усложняет простейшие ситуации, примеряя себя к великим образцам, подчиняясь не выгоде и не обычаям, а движениям души. Сумасшедший. Рядом (на книжной полке) другой сумасшедший. Гамлет примеряет себя к Гекубе, умершей тысячи лет назад. Вот связь времен: Гекуба (1200 год до нашей эры) – Гамлет (IX век) – Шекспир (1600-й) – и мы, затаившие дыхание в XXI веке, – тридцать три столетия!
Для понимания нужны общие понятия – то есть общая книга. Люди умирают, а она остается. Она – переносчик понятий.
Библия сработала. Но теперь много людей не имеют общей книги. Что это сегодня? Пушкин? В России он существует только как имя, как школьное «у лукоморья дуб зеленый» – то есть как эники-беники.
Чтобы понимать, нужен не просто общий (формально) язык, но и одинаковое понимание общих слов.
Эти заметки (в том числе о власти, о театре и времени) стоят, как на фундаменте, на текстах Пушкина, Шекспира… И есть надежда, что читатель знает и эти тексты (то есть судьбу героев), и судьбу авторов, и судьбу текстов, и почему Политбюро писали с большой, а Бог – с маленькой.
Сбились мы, что делать нам В поле бес нас водит, видно, И кружит по сторонам…
…Пусть не фундамент, но тексты великих торчат как вешки – из снега, из болота, в темень, в бурю, в туман – и ведут тебя.
Зачем дурацкая книга о старых всем известных пьесах, о спектаклях, которых нет?
Зачем четыреста с лишним лет в Австралии, Германии, России, Франции, Японии (это по алфавиту) ставят «Гамлета»? Старую английскую пьесу о принце, вдобавок почему-то датском. Зачем уже больше ста лет весь мир ставит «Вишневый сад»?
Мы смотримся в старые пьесы как в зеркало – видим себя и свой век.
Часть I
Нежная душа
Посвящается двум гениям русского театра
Памяти Анатолия Эфроса, который поставил «Вишневый сад» на Таганке в 1975 году
Памяти Владимира Высоцкого, который играл Лопахина
Ф И Р С. Способ тогда знали.
РАНЕВСКАЯ. Где же теперь этот способ?
Ф И Р С. Забыли. Никто не помнит.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
РАНЕВСКАЯ ЛЮБОВЬ АНДРЕЕВНА, помещица.
АНЯ, ее дочь, 17 лет.
ВАРЯ, ее приемная дочь, 24 лет.
ГАЕВ ЛЕОНИД АНДРЕЕВИЧ, брат Раневской.
ЛОПАХИН ЕРМОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ, купец.
ТРОФИМОВ ПЕТР СЕРГЕЕВИЧ, студент.
СИМЕОНОВ-ПИЩИК БОРИС БОРИСОВИЧ, помещик.
ШАРЛОТТА ИВАНОВНА, гувернантка.
ЕПИХОДОВ СЕМЕН ПАНТЕЛЕЕВИЧ, конторщик.
ДУНЯША, горничная.
ФИРС, лакей, старик 87 лет.
ЯША, молодой лакей.
Размер имеет значение
«Вишневый сад» – пьеса старая, ей больше ста лет. А о чем она – никто не знает.
Некоторые помнят, что поместье дворянки Раневской продается за долги, а купец Лопахин учит, как выкрутиться, – надо нарезать землю на участки и сдать в аренду под дачи.
А велико ли поместье? Спрашиваю знакомых, спрашиваю актеров, играющих «Вишневый сад», и режиссеров, поставивших пьесу. Ответ один – «не знаю».
– Понятно, что не знаешь. Но ты прикинь. Спрошенный кряхтит, мычит, потом неуверенно:
– Гектара два, наверное?
– Нет. Поместье Раневской – больше тысячи ста гектаров.
– Не может быть! Ты откуда это взял?
– Это в пьесе написано.
ЛОПАХИН. Если вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать потом в аренду под дачи, то вы будете иметь самое малое двадцать пять тысяч в год дохода. Вы будете брать с дачников самое малое по двадцати пяти рублей в год за десятину. Ручаюсь чем угодно, у вас до осени не останется ни одного свободного клочка, всё разберут.