Неясный профиль - Страница 18

– Ему нужно купить ошейник и поводок. И еще миску и постель. И потом ему нужно выбрать имя. Идемте.

Все это показалось мне и в самом деле куда более неотложным, чем та статья неизвестно о чем, над которой я трудилась с полудня, и мы вышли. Луи держал собаку под мышкой, а меня за руку. По его походке было видно, что в наших интересах следовать за ним. У него был серый «Пежо», в который мы все погрузились. Он положил пса мне на колени и, прежде чем тронуться с места, бросил на меня торжествующий взгляд.

– Ну что, – сказал он, – вы думали, что я не приду? Вы так удивились, когда меня увидели.

На самом деле меня удивило не его появление, а ощущение счастья, которое шевельнулось во мне в тот момент. Когда я увидела его у окна с собакой, у меня возникло странное чувство, будто я обрела семью. Но этого я ему не сказала.

– Нет, я была уверена, что вы придете. Вы не похожи на человека, который бросает слова на ветер.

– Вы большой психолог, – засмеялся он.

Мы проехали несколько улиц, чтобы попасть в выбранный им магазин. Париж был голубой, нежный, воркующий, я была вся в собачьей шерсти, мне было очень хорошо. Мы пустили щенка немного побегать по площади Инвалидов. Он гонялся за голубями, раз десять обмотал поводок вокруг моих ног, в общем, показал нам свою бьющую через край жизненную силу. Мне было то смешно, то страшновато. Что я буду делать с ним целый день? Луи глядел насмешливо. Мои страхи совершенно очевидно забавляли его.

– Так, – сказал он, – вот вам наконец и настоящая ответственность. Вам придется решать за него. Это ново для вас, правда?

Я подозрительно посмотрела на него. Уж не намекает ли он на Юлиуса, на мою вечную роль добычи и вечное желание спастись бегством? Мы отправились домой. Я представила пса консьержке, которая не выразила особого восторга, и мы уселись наконец в моей маленькой гостиной, а пес принялся грызть ковер.

– Что вы должны были делать сегодня вечером? – сказал Луи.

Это прошедшее время встревожило меня. Ведь я действительно должна была идти на закрытый просмотр с Юлиусом и Дидье. Либо мне надо было брать туда собаку, либо оставлять ее дома одну. Луи тотчас отмел этот вариант.

– Если вы оставите его одного, он будет выть, – сказал он. – И я тоже.

– То есть как?

– А так, если вы оставите нас сегодня вечером, он будет ужасно лаять, а я, вместо того чтобы его успокоить, присоединюсь и стану вопить во все горло. Завтра хозяйка выставит вас за дверь.

– У вас есть другое предложение?

– Конечно. Я схожу куплю что-нибудь поесть. Мы откроем окно, потому что на улице тепло, и спокойно поужинаем все втроем, чтобы мы с собакой смогли немного привыкнуть к вашей новой жизни.

Он, наверное, шутил, но вид у него был очень решительный. Я попыталась возразить.

– Надо бы позвонить, – сказала я. – Очень невоспитанно так поступать.

А сама, говоря это, поняла, что и не представляла себе другого вечера, чем тот, который описал он. Должно быть, у меня был растерянный вид, потому что он рассмеялся и встал.

– Конечно, позвоните, а я пойду куплю собачьих консервов на троих.

Он ушел. Мгновение я сидела как оглушенная, потом ко мне подбежал пес, забрался на колени и стал тыкаться мордой мне в волосы, а я минут десять разглядывала его и объясняла ему, какой он замечательный, красивый и умный, как полная маразматичка. Надо было позвонить, пока не вернулся Луи. Я услышала в трубке сухой голосок Юлиуса, и впервые за то время, что мы были знакомы, звук его голоса не успокоил меня, а привел в замешательство.

– Юлиус, я страшно огорчена, но сегодня вечером быть не смогу.

– Вы больны?

– Нет, – сказала я, – у меня собака.

Секунду длилось молчание.

– Собака? Кто принес вам собаку?

Я удивилась. В конце концов, я прекрасно могла ее купить или найти. Похоже, он думает, что я все получаю только в подарок. Он, видимо, считает, что я начисто лишена всякой инициативы, хотя в данном случае он не ошибся.

– Мне ее подарил брат Дидье, – ответила я. – Луи Дале принес мне сегодня на работу собаку.

– Луи Дале? – переспросил Юлиус. – Ветеринар? Вы его знаете?

– Немного, – сказала я неопределенно. – Во всяком случае, у меня теперь собака, и я не могу оставить ее на целый вечер одну, они будут выть… она будет выть, – поправилась я.

– Но это, наконец, смешно, – возмутился Юлиус. – Хотите, я пришлю мадемуазель Баро присмотреть за ней?

– С какой стати ваша секретарша будет сидеть с моей собакой? И потом, нужно, чтобы щенок ко мне привыкал.

– Послушайте, – сказал Юлиус, – все это очень странно. Я приеду к вам через час.

– Нет, нет, – залепетала я, – нет…

Я отчаянно искала какую-нибудь отговорку. Ничто не могло бы так испортить этот вечер, как приход Юлиуса, решительного и энергичного. Собака окажется в приемнике для щенков, где-то в Нейи, я в кино с Юлиусом, а Луи – я точно знала, что Луи вернется в деревню, и я никогда его больше не увижу. Я вдруг почувствовала, что эта мысль для меня невыносима.

– Нет, – сказала я, – я должна с ним погулять, купить ему кое-что, я сейчас ухожу.

Последовало молчание.

– И что же это за собака? – услышала я наконец голос Юлиуса.

– Не знаю, он рыжий с черным. Неопределенной породы.

– Вы могли бы сказать мне, что хотите собаку, я знаю владельцев самых лучших пород.

Это прозвучало как упрек. Я начала злиться.

– Так уж вышло, – сказала я. – Юлиус, извините, меня зовет собака. Увидимся завтра.

Он ответил «хорошо» и повесил трубку. Я вздохнула с облегчением, потом бросилась в ванную, надела свитер и брюки – для собаки – и подкрасилась – для мужчины. Поставила пластинку, открыла окно и, напевая, накрыла письменный стол на три прибора – я была вполне довольна жизнью. Я была свободна, у меня была собака-ребенок и обаятельный незнакомец, который пошел добывать нам еду. Впервые за долгое, очень долгое время мне предстояло провести вечер с незнакомым мужчиной, моим ровесником, который мне нравился. С тех пор как я познакомилась с Аланом, мои редкие приключения были похожи на тот случай с пианистом в Нассау. Да, впервые за пять лет у меня бьется сердце, как перед свиданием.

В десять часов вечера, когда пес уже спал, Луи наконец понемногу заговорил о себе.

– Я, наверно, показался вам грубияном, – сказал он, – когда мы встретились в первый раз. На самом деле вы мне сразу понравились тогда, в баре, а когда я понял, что вы и есть Жозе, то есть та молодая женщина, о которой говорил Дидье и которая принадлежит к кругу людей, для меня невыносимых, я был так разочарован и так разозлился, что вел себя не лучшим образом.

Он умолк и вдруг повернулся ко мне.

– Правда, с того момента, как вы вошли в бар и я протянул вам газету, я подумал, что однажды вы станете моей – а через три минуты узнаю, что вы принадлежите Юлиусу А. Краму. Я прямо взбесился от ревности и разочарования.

– Как у вас все быстро, – сказала я.

– Да, я всегда все решал быстро, даже чересчур. Когда наши родители умерли, оставив нам большое мебельное дело, я решил, пусть им занимается Дидье, как в плане рекламы, так и в коммерческом. Я выучился на ветеринара и сбежал в Солонь, там мне лучше. Дидье любит Париж, галереи, выставки и всех этих людей, которых я не выношу.

– В чем вы можете их упрекнуть?

– Ни в чем конкретно. Они мертвы. Они живут постольку, поскольку у них есть состояние и положение в обществе, они опасны. Частое общение с ними затягивает, это может плохо кончиться.

– Это затягивает, если зависишь от них, – возразила я.

– Всегда зависишь от людей, с которыми живешь. Вот почему я пришел в ужас, узнав, что вы с Юлиусом А. Крамом. Это человек холодный, как лед, и вместе с тем одержимый…

Я перебила его:

– Во-первых, я не с Юлиусом А. Крамом.

– Теперь-то я понимаю, что нет, – кивнул он.

– И кроме того, – добавила я, – он всегда был безупречен по отношению ко мне, очень мил и совершенно бескорыстен.