Невыдуманные истории - Страница 3

— Большевик? Комиссар?

Hyp молчал. Какой-то юркий, с лисьей мордочкой человек подбежал к офицеру, что-то стал наговаривать ему.

— Так вот ты какая птица! — обрадованно протянул тот. — Командир Первого мусульманского полка?

Hyp не ответил. Он молчал и тогда, когда в тесной каморке караульного помещения его допрашивал контрразведчик. Потеряв терпение, офицер ударил его ногайкой по лицу и бросил солдатам короткое, как выстрел, слово:

— В расход!

Подталкиваемый штыками, Hyp вышел на улицу. Один солдат шел сзади, другой — впереди. «В Черную балку ведут», — догадался Кара-Малай.

Вечерело. Умытая дождем земля дышала свежестью и прохладой. На листьях деревьев, на траве поблескивали крупные блестящие капли. Догорающий луч блеснул и погас за вершиной одинокой сосны. Трудно, ох как трудно шагать по родной земле навстречу смерти! Еще десять, пятнадцать минут, и грянут выстрелы. Все будет кончено — борьба, надежды…

«Борьба, конечно, будет продолжаться, — думает Hyp. — Не сегодня-завтра наши отобьют Казань, выбросят врагов из города, из России, и тогда начнется счастливая жизнь, о которой говорил товарищ Ленин. Как хочется дожить до этой счастливой норы! Ну что ж, видно, не судьба! В последний свой путь идет чемпион России Кара-Малай, красный командир Алимов! В последний?!»

Солдаты шагают молча. Впереди — высокий, рыжеватый, позади — крепыш с черными усиками. Во рту папироса.

— Братцы, покурить бы перед смертью, — просит Hyp.

Он никогда не курил, даже дыма табачного не мог переносить, но как-то надо выиграть время, отвлечь внимание конвоиров.

— Молчать! — острие штыка кольнуло в лопатку.

И снова тягостное молчание и похрустывание гравия под сапогами. Вот уж дорога спускается в низину. А вот и мост через небольшой, но глубокий овражек. Шаги гулко бухают по дощатому настилу.

«Теперь пора», — решает Hyp.

Он чуть сдерживает шаг и вдруг резко отпрыгивает в сторону. Кулак, словно молот, обрушивается на голову идущего позади. Удар пришелся в висок. Солдат мешком свалился на мост. Винтовка глухо стукнулась о доски. Конвоир, шедший впереди, сделал выпад штыком, но промахнулся, лишь ребро штыка задело рукав. Hyp схватил солдата за руку и за ногу, поднял над головой и бросил в овраг. Солдат пронзительно закричал и затих. Hyp туда же сбросил и второго, лежащего без памяти. Позади послышался топот копыт. Тревожно замигали фонарики.

Подхватив винтовку убитого, Hyp щелкнул затвором, прицелился в мелькнувший огонек, нажал курок. Осечка. Раздумывать некогда. Он бросил винтовку в овраг. Впереди в лунном свете желтеет полоска ржи. Пригнувшись, бежит он в рожь. Сердце колотится в груди. «Скорее, скорее, — торопит он себя. — Только бы миновать поле».

Вдали слышатся сухие винтовочные выстрелы. Они становятся все глуше и глуше. На рассвете Hyp встретил красноармейский разъезд. Бойцы узнали его, обрадовались. Через несколько дней Алимов собрал из добровольцев небольшой отряд, присоединился с ним к регулярным частям Красной Армии. Шла подготовка к наступлению на Казань.

…Ровно через месяц Казань была освобождена. Алимов по заданию партии вновь формирует Первый мусульманский социалистический полк. Пополнялись роты, батальоны, бойцы учились владеть оружием, готовились к новым боям в защиту молодой Советской республики.

В ночь с 21 на 22 июня 1941 года я летел на «У-2» (теперь он по имени конструктора Поликарпова называется «ПО-2») с молодым пилотом на крайний по побережью аэродром в истребительную эскадрилью. На Балтике властвовали белые ночи, и было светло почти как днем, только разве солнечной яркости не хватало.

Самолет шел на малой высоте, и первое, что нам открылось за сосновым бором на границе аэродрома, была волейбольная площадка, окруженная болельщиками — летчиками, техниками, младшими авиационными специалистами. Мы приветственно качнули крыльями и пошли на посадку. Через пять минут я уже присоединился к зрителям. Оказалось, что играется полуфинальный матч. Завтра определится чемпион отдельной Краснознаменной эскадрильи Балтфлота.

Счет несколько раз был равным. И, пожалуй, команда техников могла бы победить, но летчики были собранней и самоотверженней. Капитан команды Петр Сгибнев, красивый и ловкий лейтенант, взял несколько, казалось бы, безнадежных мячей. Невысокий, он и в обороне и в нападении был одинаково опасен. В высоком прыжке, нападая, гасил, а в обороне удачно блокировал. Подачи его были резки, мяч пролетал над самой сеткой, стремительно, как ядро.

Несмотря на молодость, Сгибнев считался подлинным мастером учебного воздушного боя. Выдерживал любые перегрузки, в чем помогала отменная физическая подготовка. Мне однажды довелось видеть, как он выполнял крайне сложное упражнение. Дул шквалистый ветер, маленький истребитель бросало в воздухе, удерживать его было чрезвычайно трудно. Задание — оросить крашеной жидкостью участок близ посадочного знака. Начальник штаба эскадрильи говорил Петру:

— А ведь не попадете в такую погоду!

— Становитесь на «Т», — ответил Сгибнев. — Я попаду вам точно на голову.

— Хорошо!

Начальник штаба в белом кителе и в фуражке с белым чехлом встал у посадочного знака. Лейтенант взлетел, сделал круг, вышел на прямую. Просто удивительно, как он смог выдержать направление. Начальник штаба внешне равнодушно смотрел на приближающийся самолет. А Сгибнев тем временем открыл баки с жидкостью. Распыленная струя подсиненной воды, сверкая на солнце, приближалась. Начальник штаба пожалел о своем решении: и китель, и фуражка оказались испачканными. В то же время он был доволен мастерством летчика.

Таким был летчик Сгибнев, бессменный капитан волейбольной команды, гимнаст и бегун. Его спортивные достижения не раз отмечались грамотами и поощрениями командира.

Не знал Петр Сгибнев, что этот полуфинальный субботний матч будет последним матчем в мирные дни. Довольный победой, он быстро уснул. И почти сразу — резкий звук сирены. Спортсмен первым прибежал к своему самолету. Звено наших истребителей вылетело курсом на Копорский залив, куда вошли два фашистских миноносца и крейсер. Петр Сгибнев, бросавший бомбы с исключительной точностью, был готов нанести врагу смертельный удар. Но приказ не разрешал этого: ведь войны еще не объявили. И Петр с друзьями только имитировали атаку. С подвешенными бомбами они на малой высоте легли на боевой курс. Этого оказалось достаточно: гитлеровские корабли развернулись и пошли восвояси.

Только легли спать — новая тревога. На сей раз — почти на четыре долгих года.

Финальный матч так и не состоялся. Приходилось совершать шесть-восемь боевых вылетов в день. Но как только выдавалась свободная минута, начиналась игра в волейбол. Правда, уже в другой части. Сгибнев в одном из боев был ранен. Спорт помог ему быстро вернуться в строй. Летчика перевели на север. Много фашистских бомбардировщиков уничтожил он на подступах к Советскому Заполярью. Родина присвоила Петру Сгибневу звание Героя Советского Союза. Он стал командовать подразделением. И, как всегда, возглавлял волейбольную команду. Недаром гвардии капитана Сгибнева авиаторы называли дважды капитаном.

Завершался очередной день белградского чемпионата Европы по легкой атлетике в 1962 году. Над стадионом Народной Армии опустился теплый южный вечер. Яркое солнце уступило место прожекторам. Все устали: и спортсмены, и зрители, но никто не уходил. Скоро объявят еще одного чемпиона континента — по десятиборью. Оставалось провести лишь забеги на 1500 метров.

Этих забегов было три, но уже после первого, в котором участвовал западногерманский атлет Вернер фон Мольтке, служащие стадиона подвязали к флагштоку флаг объединенной германской команды. Ведь победителем непременно должен был стать Мольтке. В последнем виде многоборья он показал довольно хорошее время — 4 минуты 46,9 секунды, и его общая сумма была почти наверняка недостижимой. Ведь уже после девяти видов Мольтке опережал ближайшего преследователя — советского спортсмена Василия Кузнецова — на 44 очка. Чтобы отыграть их, Василию надо было пробежать 1500 метров за 4 минуты 41 секунду. Ни на долю больше. Но такого результата Кузнецов не показывал никогда, даже в свои лучшие годы, а сейчас он был гораздо старше Мольтке и всех других, считался ветераном.