Неврозы. Теория и терапия - Страница 1

Научный редактор Светлана Штукарева

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© 2007 by Ernst Reinhardt, GmbH & Co KG, Verlag, München

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2024

Настоящая книга появилась в результате прочитанного мной в Венском университете курса лекций под названием «Изучение неврозов и психотерапия», или скорее «Теория и терапия неврозов». Они были дополнены материалом из рукописей лекций, которые мне довелось читать в других местах.

Если учесть изложенные выше обстоятельства, совпадения и повторения будут неизбежны, но – с точки зрения дидактики – это даже приветствуется.

С другой стороны, недостатки в подобных обстоятельствах столь же неизбежны, ибо через «обширную страну» души (Артур Шницлер) ведет множество путей. Взятый путь не является ни произвольно выбранным, ни единственно возможным и единственно необходимым, но он ведет через те места и останавливается там, где на проблематику и систематику теории и терапии неврозов можно посмотреть более или менее новым – и плодотворным – образом. Videant collegae[1].

Любая теория и терапия неврозов представляет собой некое подобие лестницы, которая своим основанием упирается в клиническую базу, а главной частью стремится в метаклиническое пространство. Однако по эвристическим соображениям и в дидактических целях следует предположить, что существует нечто вроде отдельных ступеней этой «лестницы Иакова», ведь не существует чисто соматогенных, психогенных и ноогенных неврозов, это все скорее смешанные случаи, когда, в зависимости от ситуации, на первый план теоретических взглядов и терапевтических намерений выходит конкретный соматогенный, психогенный или ноогенный момент. Такие reservatio mentalis[2] читаются между строк.

По сравнению с предыдущими данное переиздание было частично сокращено, частично дополнено – главным образом относительно подробным введением, которое призвано поднять представленный материал до современного уровня логотерапевтических исследований и практики. Оно появилось вследствие моего семинара «Теория и терапия неврозов», который я проводил в течение нескольких зимних семестров, будучи профессором логотерапии в Калифорнийском университете в Сан-Диего.

Еще несколько слов о библиографии, которую я пересмотрел с учетом обновлений в логотерапии как науке. В ходе редактуры я заменил старые публикации более новыми. В список были включены работы, либо переведенные на иностранный язык, либо опубликованные на иностранном языке. Последнее относится к трем моим книгам «Психотерапия и экзистенциализм», «Человек в поисках смысла» и «Воля к смыслу», написанным по-английски и не переведенным на немецкий (но переведенным на другие языки). Der Wille zum Sinn не является немецкой версией книги «Воля к смыслу». Большинство диссертаций тоже было написано по-английски.

Так что мне остается только поблагодарить своих нынешних помощников и учеников за множество примеров, демонстрирующих логотерапию в действии.

По сравнению с 4-м изданием текст был изменен лишь в нескольких местах. […] Библиография была полностью обновлена. Благодаря этому списку литературы читатель сможет получить представление о том отклике, который логотерапия получила в мире[3].

Прежде чем мы перейдем к описанию сути логотерапии, скажем о том, чем она не является: панацеей! «Метод выбора» в данном случае можно выразить уравнением с двумя неизвестными: ψ = x + y, где x означает уникальность и неповторимость личности пациента, а y – не менее уникальную и неповторимую личность терапевта. Иными словами, ни один метод не получится применить в каждом конкретном случае с одинаковыми результатами, и ни один терапевт не может применять каждый из методов с одинаковой эффективностью. То, что относится к психотерапии в целом, относится и к логотерапии в частности. Так что наше уравнение можно дополнить: ψ = x + y = λ.

И все же Пол Джонсон однажды осмелился заявить: «Логотерапия не конкурирует с другими видами терапии, но ее плюс вполне позволяет ей бросить им вызов». А суть этого плюса раскрывает Н. Петрилович, полагая, что логотерапия, в отличие от всех других психотерапевтических методов, остается не в плоскости невроза, а выходит за его пределы и переходит в измерение специфически человеческих феноменов[4].

Например, психоанализ рассматривает невроз как результат психодинамических процессов[5] и, соответственно, пытается лечить невроз, вводя в действие новые психодинамические процессы, такие как перенос; поведенческая терапия, сильно ориентированная на теорию обучения, рассматривает невроз как продукт процессов обучения, или условные процессы, и, соответственно, старается воздействовать на невроз, запуская в нем своего рода безусловные процессы, или процесс восстановления. Логотерапия, напротив, входит в человеческое измерение и включает в свой инструментарий специфически человеческие явления, с которыми сталкивается. А это не что иное, как две фундаментальные антропологические характеристики человеческого существования: во-первых, «самотрансценденция»[6] и, во-вторых, присущая только человеческому бытию способность к самодистанцированию[7].

Самотрансценденция знаменует собой тот фундаментально-антропологический факт, что человеческое существование всегда отсылает к чему-то, чем само не является, – к чему-то или к кому-то: либо к смыслу, который необходимо найти и исполнить, либо к cуществованию другого человека, с которым сталкивается. Человек становится по-настоящему человеком и полностью собой только тогда, когда поглощен делом, служением делу или полон любви к другому человеку, когда он не замечает и забывает себя. Это как с глазом, который выполняет свою функцию видения мира только в той мере, в какой не видит самое себя. Когда глаз видит себя? Только когда болит: когда у человека катаракта и он видит «облако» или когда у него глаукома и он видит источник света радужных цветов – тогда глаз частично видит сам себя, тогда он воспринимает имеющуюся болезнь. Однако тогда в равной степени и мое зрение ухудшается.

Не включая самотрансценденцию в представление о людях, мы не сможем понять массовый невроз сегодня. В наше время человек больше фрустрирован не сексуально, а экзистенциально. Он страдает не столько от чувства неполноценности, сколько от ощущения бессмысленности[8]. Это ощущение бессмысленности обычно идет рука об руку с ощущением пустоты, экзистенциальным вакуумом[9]. И ощущение, будто жизнь больше не имеет смысла, охватывает все большее количество людей, чему есть доказательства. На группе из 500 учеников Алоиз Хабингер продемонстрировал, что ощущение бессмысленности усилилось за несколько лет более чем в два раза. Кратохвил, Выметал и Колер говорили о том, что ощущение тщетности не ограничивается только капиталистическими странами, оно встречается и в коммунистических странах, куда проникло «без визы». А благодаря Л. Клицке[10] и Джозефу Филбрику мы знаем, что та же картина наблюдается и в развивающихся странах.