Невозможное возможно! Как растения помогли учителю из Бронкса сотворить чудо из своих учеников - Страница 11

«Ритц, я все испортила, – сказала Ванесса, и ее глаза наполнились слезами. – Я не знаю, что делать. Этот крэк – меня так тянет на него».

«Просто продолжай ходить в школу, – попросил я. – Я найду, чем тебе помочь».

Я твердо намеревался исполнить свое обещание, хотя и не представлял, как трудно организовать амбулаторное лечение для малолетней наркоманки. Это было задолго до того, как система реабилитации получила широкое распространение. Мать Ванессы билась со столькими проблемами, что не могла заботиться о дочери в критической ситуации. Школа обеспечивала некое подобие порядка, и ее необходимо было посещать, чтобы семья имела право на социальную помощь. Однако в школе не было никаких консультантов по наркотической зависимости. Поэтому после занятий мы с Ванессой садились в мой «Понтиак» и ехали в какой-нибудь лечебный центр через весь Бронкс.

Я вел машину, Ванесса говорила. Она говорила, и говорила, и говорила. Удивительно, но я жадно ловил каждое слово. Я чувствовал себя так, словно нашел давно потерянную маленькую сестренку. Ванесса рассказывала о событиях в классе, о соперничестве и разрыве романтических отношений, о чем я по каким-то причинам не знал. Она переключала радио и знакомила меня с такими звездами хип-хлопа, о которых я никогда не слышал. В этой девушке было столько ритма и уличного стиля, что она могла танцевать, даже сидя на переднем сиденье автомобиля. Она рассказала, где по соседству делают самую вкусную пиццу с сыром. Наблюдая, с каким удовольствием я поглощаю волшебные кусочки, она стала звать меня «Большой Сыр».

Пока мы продолжали разговаривать, я знал, что она держится. Эти ежедневные поездки подарили Ванессе передышку, но я знал, что часы тикают неумолимо. В те дни, когда она не появлялась в школе, я расхаживал по коридорам в страхе, что улица взяла верх. Иногда я всю ночь сидел на ступеньках ее дома, ожидая, когда она вернется. В конце концов мы нашли амбулаторную программу, куда Ванессу приняли. Это было довольно далеко, но я был рад, что придется возить ее.

«Не знаю, смогу ли я когда-нибудь расплатиться с тобой, Ритц», – сказала она мне однажды, когда я остановился на заправке.

«Я не хочу, чтобы ты расплачивалась, – ответил я. – Вкладывай в свое будущее».

Никто не предупреждал меня, чтобы я не вмешивался в личную жизнь учеников. В те дни никого не беспокоили слухи или ложные обвинения. Все, что меня волновало, – это последствия моего бездействия. Я понятия не имел, что мое элементарное желание сделать что-нибудь для Ванессы однажды спасет десятки жизней других людей.

Весна 1986 года. Как бы я ни заботился о своих учениках и как бы ни любил работу учителя, я сам едва вышел из подросткового возраста. Мои друзья продолжали вести себя так, словно жизнь была продолжением сериала «Зверинец». В мои студенческие годы меня дважды просили «закончить обучение где-нибудь в другом месте», что было вежливой формой сообщения об исключении. В конце концов я получил диплом Перчайз-колледжа, государственного университета штата Нью-Йорк.

Если я разобрался в проблемах Ванессы, то свои распознать не смог. В конце концов, я ведь не ходил на тусовки, пока не заканчивался рабочий день или не наступали выходные. Я убедил себя, что это всего лишь способ выпустить пар. По утрам в воскресенье, если я просыпался на Орчард-Бич, после того как вечер закончился слишком поздно, то временами встречал учеников, которые направлялись на поиски собственных приключений. «Эй, Ритц! Мы знали, что найдем вас здесь!»

Несмотря на все усилия ребят держать меня в рамках бюджета, денег никогда не хватало до конца месяца. Моя активная общественная жизнь обходилась недешево. Если у меня в кармане заводились наличные, я тратил их так же импульсивно, как и мои ученики, на все, что бросалось мне в глаза. Чтобы увеличить доход, я начал подрабатывать. Это были легкие деньги, пока вы были готовы их получать и не задавали слишком много вопросов.

Теневая экономика оказалась гигантской отраслью. Во всех районах типа Южного Бронкса подпольные организации вели свой бизнес. Задолго до появления сотовых телефонов хорошо осведомленные в законах улицы предприниматели знали, что информация – это деньги. Они создали свои собственные каналы информации. Пейджеры и телефоны-автоматы были полезными изобретениями для тех, кому нужно было связываться с людьми – от легальной индустрии высокой моды и других официальных предприятий до подземного мира пари, ставок, оборота наркотиков и так далее. После отмены государственного контроля над телефонами-автоматами они превратились в «Дикий Запад» средств коммуникации. Платные таксофоны на улицах все еще арендовал город, но автоматы в ресторанах, барах и мясных лавках стали новым источником дохода для хозяев заведений.

Меня не интересовало, кто занимался этим новым бизнесом. Все, что мне требовалось знать, – это как продавать телефоны. Остальное могло оставаться в тайне. Парень вроде меня, который любит болтать с людьми и никого не боится, порой может сделать тысячу долларов в день, продавая телефоны-автоматы и карты предоплаты. Мне не нужно было знать, кто владелец аппаратов, кто звонил и о чем они говорили. И тем не менее внутренний голос нашептывал, что я попал в систему, где не протяну слишком долго.

Я быстро заработал достаточно, чтобы урвать свой собственный кусочек рая. Моя первая квартира располагалась на самой верхушке огромного шестиэтажного комплекса на 238-й улице. У этого здания имелся свой сад. Улица была великолепная, вся усаженная деревьями. Разумеется, ученики могли бы мной гордиться. Я превратил квартиру в чердак, сняв всю драпировку с кирпичных стен. За углом жил весьма предприимчивый художник по имени Даниэль Хаубен, который лепил свои произведения, состоящие из ломаных линий, на пожарные выходы, железнодорожные эстакады и кирпичные здания. У меня было свое представление о дизайне, художниках, работающих на соседей, и еженощных тусовках, где я трудился ди-джеем. Мне казалось, что я живу во сне.

Когда мама пришла ко мне в гости и открыла холодильник, там стояло как минимум 50 пар самых модных кроссовок. Никакой еды. У меня не было своих кастрюль или сковородок, зато еще 100 пар новеньких кроссовок, припрятанных в кухонных шкафах.

«Почему у тебя кроссовки в холодильнике?» – спросила мама.

«Мам, они как я, – ответил я. – Просто охлаждаются».

Хорошие времена продлились недолго. Лишние деньги были потрачены на кучу всякой ерунды. Я играл взрослого в классе, но мне было еще очень далеко до того, чтобы играть эту роль в моей собственной жизни. Возможно, я казался независимым, но был импульсивным большим ребенком, ожившим пинбольным шариком.

Я так же не имел представления о своем будущем, как и мои ученики. Кем я хочу стать? Я мог быстро заработать деньги, но какой ценой? Я считал себя неуязвимым и не понимал, что значит отвечать за свои действия. Карьерные перспективы? Без понятия. Мне нравилось преподавать, но после двух лет работы учителем нужно было превратить временную лицензию в постоянную. Для этого требовался диплом. Я записался на необходимые курсы, но ненавидел их всей душой. Все, чему меня учили, казалось, не имело отношения к реальной жизни моих учеников. Профессора ждали от меня домашних заданий, сочинений и выполнения других обязательств, которые не вписывались в мою жизнь вне школы. Я не хотел получать степень, мне было достаточно карабкаться по ступенькам карьерной лестницы без каких-либо амбиций.

Итак, срок моего временного учительского сертификата истек к концу второго года работы в школе. Я понял, что это знак. Раз уж мне так нравилось в Бронксе, я стал искать выход.

Как-то мне позвонил приятель. Дальше началась волшебная сказка, но она была реальностью. Дальний родственник приятеля скончался и оставил ему огромный дом в аризонской деревне. Он был единственным наследником и теперь отправлялся на Запад, чтобы устроиться в своем поместье.