Невозможное возможно! Как растения помогли учителю из Бронкса сотворить чудо из своих учеников - Страница 10

Когда мои ученики выиграли городской конкурс по математике, никто не мог поверить. Такие вещи до сих пор не случались в нашей школе – и вообще ни в одной школе Южного Бронкса, тем более у команды детей с задержкой развития.

Я давно разобрался, что многим ученикам нечего было делать в системе коррекционного образования. Решающую роль играл тот факт, что детей помещали в такую школу. Их согнали в мой класс из-за проблем с поведением, плохого владения английским языком, беззащитности или же отсутствия мотивации, вызванного обычной скукой. Каждую победу, даже небольшую, мы обязательно праздновали. Иногда я покупал пиццу или доставал бесплатные билеты в местный кинотеатр. До сих пор мы часто устраиваем праздники.

Когда ребята победили на конкурсе, коллеги-учителя были поражены. «Зачем вы так стараетесь? – спрашивали они меня. – Посмотрите вокруг. Неужели вы на самом деле надеетесь переломить ситуацию?»

Многие учителя не хотели ничего, только выдержать еще один рабочий день. По понедельникам и пятницам их часто не было в школе. Последний день перед каникулами считался удачным, если приходила половина сотрудников. Мои собственные записи в журнале посещения были далеки от идеала. Никто не требовал от меня отчета, кроме учеников. Когда я понял, что они скучают без меня, то решил исправиться.

Несмотря на то что ребята привыкли к отсутствию учителей, они удивлялись, когда те пропадали посреди учебного года. Казалось, педагог просто исчез. Все они жили вне досягаемости, что только добавляло негодования со стороны учеников.

«Сейчас еврейские праздники, – объяснял я. – Кто знает что-нибудь о Песахе, еврейской Пасхе?»

«Иногда на упаковках в магазине пишут: Песах, маца, или что-то в этом роде», – предположил один из ребят.

«Что за ерунда эта маца?» – спросил Шанте.

«Знаете, почему существует такой праздник?» – спросил я.

Никто не знал.

«Это праздник благодарности Господу за окончание рабства евреев в Египте».

Эти слова вызвали именно тот эффект, которого я ожидал: несколько секунд гробовой тишины, а потом один смельчак выкрикнул: «Евреи были рабами? Они были как… рабы?»

Теперь мне оставалось только одно: устроить в классе Седер Песах – ритуальную праздничную трапезу.

Члены противоборствующих группировок нашего класса, в ермолках, играли роль четырех сыновей, каждый из которых должен был задавать вопросы. Я назначил другого мальчика ведущим, чтобы он читал Пасхальное предание – Агаду. Мы назвали его Рабби Вильфредо. Конечно же, мы попробовали все традиционные блюда. Для моих учеников это событие стало неожиданным и впечатляющим уроком истории. Большинство из них были потрясены, когда узнали, через что прошел еврейский народ, мой народ. «Миста, а вы уверены, что вы еврей?» Этот вопрос чаще всего задавали мне в тот день.

Все перевернулось. Мои ученики знали меня как белого парня, который вписался в их культуру. Они балдели от того, что я любил хип-хоп так же, как они сами. Теперь им было интересно мое происхождение. Что это за праздник? Почему его отмечают? Нам открылась возможность обсудить, что объединяет нас как человеческих существ, несмотря на все различия. «Вы собрали нас вместе, Миста», – сказал мне Вильфредо.

Мы стали изучать материалы по холокосту, и для этого я решил пригласить несколько рассказчиков. Я знал, откуда позвать гостей: из дома для престарелых, где жила моя бабушка, и с работы моей тети – из еврейского центра реабилитации для пожилых.

К нам в класс пришли люди, пережившие холокост. С сильным акцентом они рассказывали о том, что происходило в концентрационных лагерях. Ребята слушали о сжигании книг и домов, о расстреле целых семей. Они смотрели на выцветшие от времени фотографии детей с пустыми лицами.

Все мы были тронуты до слез. Мы не просто выполняли программу по чтению; мы узнали, что такое человечность. Старые белые люди, молодые черные люди – все они были примером жизнестойкости.

Один из моих учеников задал вопрос огромной важности – и шокирующе откровенный.

«Почему вы все еще хотите жить?» – спросил он нашего гостя, родители и сестра которого погибли в газовой камере.

«Если бы я не жил, я бы многого лишился, – ответил этот человек. – Мне выпало столько боли, но я никогда не терял надежды. Я пережил своих мучителей. Я сам построил свою жизнь, я добился успеха в печатном деле, у меня трое детей и семеро внуков, которые живут прямо здесь, в Нью-Йорке. Не имеет значения, что происходит; всегда есть надежда на перемену к лучшему, если вы не сдаетесь».

Это было именно то, что требовалось услышать моим ученикам: никакие обстоятельства не будут длиться вечно.

Некоторые учителя открыто выражали недовольство успехами моих ребят, которые в этой школе прочно занимали последние места. «Из-за вас мы плохо выглядим, – любезно объяснил мне один коллега. – Ходят слухи, что вы подкупаете детей, чтобы они ходили на уроки». И чем же, фастфудом? Купленным на мою более чем скромную зарплату?

С самого начала работы в школе я понял, что меня считают выскочкой. Вас всегда будут клевать, и не обязательно по какой-то причине. Поднявшись над толпой, вы рискуете свалиться с небес на землю.

Я также понял кое-что насчет коррупции. Когда мои ученики выиграли Научную Олимпиаду, лидер демократов Бронкса Стенли Фридман, один из самых авторитетных политиков в округе, пришел, чтобы сфотографироваться с нами. Он сказал, что впечатлен тем, как я выучил этих детей.

Потом он отвел меня в сторону и добавил: «Если вы внесете некоторый вклад в политику, то однажды даже сможете стать директором».

Так вот как делаются дела? Я был совершенно несведущ во всем этом. Но я не внес никакого вклада. Даже если бы я захотел, у меня не было лишних денег. Меньше чем через год Фридман был осужден за вымогательство, преступный сговор и мошенничество с использованием почты на федеральном уровне, а также за взяточничество на уровне штата. Он отсидел четыре года из своего 12-летнего срока.

В любом случае я не хотел быть директором. Я не имел ни малейшего представления о том, чем занимается человек на такой должности. Он вообще бывает в школе? Я никогда не видел представителей администрации в коридорах или классах. Пока что я пытался разобраться, как работать учителем.

Несмотря на периодические успехи моих учеников, я не обманывал себя тем, что знаю все ответы. Мы плыли против течения, против тех обстоятельств, которые были нам неподвластны.

Это стало ясно после того, как я заметил перемену в Ванессе. За несколько дней она утратила всю свою задиристость. Вместо того чтобы злиться или смеяться над поворотами своей судьбы, она вдруг словно онемела. Все эмоции покинули ее. Она быстро начала терять вес, побледнела, приобрела землистый цвет лица, стала нервной и беспокойной, все время хотела спать и не могла заснуть. Я знал, что это такое.

«Ванесса, у тебя есть минутка?» – спросил я ее в конце уроков. Она едва кивнула, но не ушла. Когда класс опустел, я присел рядом и сказал: «По-моему, тебе нужна помощь».

Я сразу перешел к делу, не вдаваясь в причины, которые были слишком очевидны. Мне хотелось найти решение. У меня были приятели, которые стали наркоманами, и я знал, как выглядят любители кокаина. Безразличие Ванессы рассказало мне больше, чем слова. Та жесткая и сообразительная девушка, обожавшая руководить, отказалась управлять своей собственной жизнью. Я боялся, что она финансировала свое пристрастие не совсем легальными способами. Став наркоманкой, она выглядела как маленький ребенок, проснувшийся после ночного кошмара. От одного взгляда на ее лицо у меня сжималось сердце. В 16 лет она походила на невинного младенца, а через секунду превращалась в 50-летнюю старуху.