Невинная для дракона (СИ) - Страница 3
— поглощающей страстью.
Немного солоноватый вкус покрывшейся испариной кожи печет язык. Я не люблю соль, а точнее, для меня соль — это яд, но возбуждение достигает такого пика, что мне плевать. Перед взором вспыхивают багряные всполохи. Я умею держать себя, и крайне редко что-либо может вытянуть мою вторую сущность наружу. И все же. И все же рисковать не стоит. Сжимая бедра Диар, я плавно насаживаю ее на себя.
— Айе…лий…, — выпускают ее губы жарко и обрывисто.
Она дрожит в моих руках. Мои крылья носа раздуваются, когда я улавливаю ее тонкий запах, проникающий в самую суть. Меня обжигает вожделение. Двигаюсь быстро и твердо. Диар вздрагивает под моим напором. Первый толчок боли приходит вместе с жжением кожи спины, он перехватывает дыхание. Темнеет в глазах. Как бы я ни ждал ее, но к боли невозможно привыкнуть, она ползет по спине, растекается по позвоночнику и плечам, въедаясь отравой в мышцы, стягивается узлом в паху, но я не останавливаюсь, вожделея достигнуть вершины. Открываю глаза, наблюдая, как упруго колышутся под резкими толчками мягкие ягодицы Диар. На мои пальцах, что напряженно сжимают белые бедра, проступают синие вены, а вместе с ними к запястьям ползут темные нити, оплетая руки знакомым узором, что сопровождает меня всю жизнь. В первый раз Диар удивилась их появлению.
— Айелий… пожалуйста, — просит.
Чувствую, как вместе с болью подкатывает вихрь наслаждения, эта дикая смесь боли и удовольствия раздирает меня на части. Я принуждаю Диар лечь и шире раздвинуть ноги, вдавливаю своим телом женщину в постель, одновременно сжимаю пальцами запястья над ее головой, скольжу беспрерывно. Диар издает стоны, ее голос становится сдавленным, он вливается в туманную голову нектаром. Напрягаюсь до предела, не обращая внимания на то, как боль ломит кости, скручивает, и за долю мига до того, как кануть мне в огненную пропасть, я проникаю быстро, исступленно, запрокидываю голову, закрываю глаза, и меня подбрасывает ввысь, я исчезаю, не вижу ничего вокруг, не ощущаю под собой извивающуюся в удовольствии женщину. Распадаюсь на части, все еще вторгаюсь в ставшее влажным лоно, и где-то на краю сознания слышу полный наслаждения крик Диар.
Излив семя, опустошив себя и избавив от напряжения, я останавливаюсь. И тогда Диар перехватывает управление на себя, двигает бедрами, вынуждая войти глубже, до самого упора. Обессиленный, опускаю голову, открываю глаза, дожидаюсь, когда зрение прояснится, а не успевшая воспламенить боль отступит. Отстраняюсь совсем, покидая распаленное лоно. Но избранная хозяина меня так просто не отпускает, руки женщины оплетают мою шею, мягкость волос касается подбородка, я вдыхаю запах сирени. Диар дышит в мою шею порывисто и жарко, все еще сотрясаясь всем телом, подбирает ноги, сворачиваясь возле меня. В такие моменты она походит на маленькую девочку, которую хочется прижать и утешить. Но Диар далеко не такая. Я прекрасно знаю, что она делит постель не только со мной, а и стем, чье имя в замке упоминается в особых случаях…
Прихожу в себя медленно, меня все еще встряхивают спазмы, будто в отместку. В отместку за то, что до сих пор не нашел истинную пару, зверь внутри меня испепеляет себя собственным огнем.
— Ты великолепен, — шепчет Диар, оживляясь, гладит нежно по моей скуле, очерчивает тонкими длинными пальчиками мой подбородок, скользит кончиками по краешкам моих сухих губ.
Хотелось спросить, говорит ли она тоже самое ему, но передумал. Да и зачем? Она здесь именно для того, чтобы «ублажать хозяина» в самом прямом смысле. И мне приходится делить ее с ним. Не могу сказать, что мне это нравится, и вовремя понимаю, что эта неуместная злость ни к чему хорошему не приведет. Это лишнее.
Безнадежно посмотрел на запертые окна, избегая ее широко и так искренне распахнутых голубых глаз. Наверное, мне хочется верить в их чистоту, но не верю, как не верю ни единому слову этой женщины. Да и не должен. Избранница для Его Сиятельства принадлежит только своему хозяину. И то, что она здесь, рядом со мной, сродни предательства. Он совсем теряет хватку, чутье.
Свет из щелей пробивается все ярче, делаясь золотисто-зеленым.
Я сам принял эти условия, сам пустил ее к себе три года назад с тех пор, как…
И все же злость прыснула внутри ядом.
Ставшие капканом объятия выдергивают меня из нахлынувшей блажи. Отстраняю от себя руки Диар, резко поднимаюсь, решая поскорее убраться отсюда, пока солнце еще не вышло из-за холмов. Еще успею поймать первые теплые потоки, которые уже скоро прольются золотистой волной по земле, оживляя все кругом. Думаю об этом, и уходит с души вся муть, что успела захлестнуть меня с головой. Диар не настаивает, отпускает, хотя я ощущаю, как ее разочарование полосует мне спину. Подхватив штаны со спинки кресла, одеваюсь.
— Ты очень хорош, Айелий, — промурлыкала женщина со своего места, растягивая мое имя, смакуя его звучание на своих пленительно-алых губах. — Тебе не надоело быть его тенью?
Вопрос будто плетью по спине полоснул. Я туго втягиваю в себя воздух, завязав тесьму штанов, подбираю рубаху.
— Тебя это не должно касаться. Это не твое дело, Диар, я тебе об этом говорил уже, — я приближаюсь, нависая над распластавшейся женщиной. — Если ты и дальше будешь болтать лишнее, мы с тобой больше не встретимся.
Кажется, мои слова доходят до ее светлой головки — в холодной синеве глаз блеснул испуг.
— Ты ведь сильнее его, почему не хочешь заявить о себе совету? — приглушенно говорит она, не в силах остановиться. — Что ты скрываешь? Его Духовенство нуждается в таких, как ты и…
— Хватит, — прорычал я.
Женщина замолкает, плотно сжимая губы, шумно дыша через нос, смотрит неотрывно и как-то обиженно. Скольжу взглядом по изящному обнаженному телу, сияющему в рассветных сумерках, как снег на темных простынях. Ее бледные бархатные щеки окрашиваются пунцовым оттенком. Диар вдруг широко улыбается, белые зубы мелькнули в опутавших лицо непослушных, сбившихся от сна локонах. Она задорно подставляет кулачок под подбородок и с присущей ей детской наивностью с интересом смотрит на меня. Все во мне каменеет. Диар умеет скрасить острые слова своим зрелым, умелым очарованием. И как у нее получается сочетать в себе невинность и распутность? И все же она не должна слишком углубляться в его личную жизнь. Это опасно. Для многих.
Диар вдруг подается вперед и впивается в мои губы. Я больно пронизываю ее густые волосы пальцами, углубляя поцелуй.
— Ты не сможешь от меня так просто отделаться, Айелий, — шепчет горячо в губы, и я отталкиваю ее от себя.
Диар падает в мягкою постель, открывая мне свое роскошное тело с полными грудями, розовыми, как бутоны, сосками. Она сомкнула стыдливо колени, пронаблюдав за моим жадным взглядом, и прикусила кончик мизинца, улыбнулась.
Я не чувствую ревности, хоть понимаю, что Диар после моего ухода встанет и пойдет к нему примется беспрекословно исполнять его желания, снося его измывательства. Скорее мне было ее жаль. Я выпрямляюсь, подхватываю пояс и плащ и, не говоря ни слова, выхожу из комнаты, оставив Диар одну.
Комната, где мы встречались с Диар, находилась в северном крыле замка — самой нежилой его части, где вместо бархатных тканевых стен голые камни, а вместо мягкой изящной мебели массивные кресла и кровати.
Пройдя каменный полутемный коридор с выбоинами в толстых стенах под потолком, я оказываюсь на лестничной площадке, минув недлинный пролет, спускаюсь на ярус ниже и ощущаю, что воздух здесь иной: повеяло сухостью и запахом шалфея. Но стоило выйти на крепостную стену из темной арки, и я прищуриваюсь от моросящего тумана, что сходит с лесистых темно-изумрудных холмов и падает тяжелым водяным панцирем на замок. Пройдя несколько башен, вновь начал подниматься по теперь уже каменным скользким ступеням. С каждым шагом мои волосы становятся более влажными, как и плащ, в который я кутаюсь, всматриваясь в грузное пасмурное небо. Оседающий туман забивает мутной пеленой лощины, скапливается густо в низинах и вымоинах, скрывая под собой реку, канавы, дворы, крыши, каменистые обрывы и глубокие рвы. Но вниз я почти не смотрю. Меня с такой силой тянет в небо, внутренний огонь подталкивает пронизать всю эту серость и окунуться в утренний свет. От одного представления этого я не чувствую каменного пола под собой. Все же ночь с Диар была на пользу, иначе не добрался бы до своих покоев.