Невидимые карлики Часовной горы - Страница 4
Все это она уложила в обувную коробку и еще потратила полдня на изоготовление подарочного банта.
Наконец настал солнечный день, и мама согласилась на прогулку. Ульяна засунула свой подарок в пакет и дала клятвенное обещание, что потащит свои игрушки самостоятельно. И действительно, всю дорогу до Часовной горы она волокла этот пакет, хотя он то и дело стукал ее по ноге. Мама безжалостно отказывалась помогать ей и что-то говорила об ответственности за собственные решения.
Зато внутри горы девочка была полностью вознаграждена. Карлики обступили ее, как старую знакомую. Цирлих был закутан в плед и сипел трубкой. Генрих пояснил:
– У нас проблем с табак.
– Я могу собрать окурки, – мужественно предложила Ульяна.
Генрих перевел ее слова остальным, и они дружно замотали головами.
– Мы не можем просить барышня о таком деле, – объявил Генрих. – Это невозмошно. К тому ше трубка не курится такой табак. Возмошно, есть реальность передайт клюшик какой-нибудь молодой человек… Ты иметь старший брат?
– Нет, – сказала Ульяна. – И вообще, я не хочу отдавать мой ключик.
– На время, – пояснил Генрих. И показал пальцем на часовой механизм. – На короткий время.
– Большие ничего не понимают, – сказала Ульяна. – Они ничему не поверят. Я могу отправить ваше письмо в Швейцарию. Мама согласится помочь. Пусть вам пришлют оттуда.
– Мы пыталься купить, но нас не видьят, – сказал Генрих печально.
Ульяна сказала:
– А я вам принесла подарок!
Они спустили с потолка большую люстру, поставили на стол коробку с криво приклеенным бантом и сняли крышку.
Некоторое время они переговаривались, затем Генрих решительным тоном обратился к Ульяне:
– Мы не мошем принимать такой дорогой подарок!
В глубине души Ульяна была рада, потому что вдруг ей стало ужасно жаль чашечек с изображением куклы Барби. Но она, как и положено, нахмурилась и сказала:
– Возьмите хотя бы платок и книжку! Там очень красивые картинки. Кстати, раз вас никто не видит, вы можете сходить в музей. Мама говорит – там разные сокровища. И много часов.
Карлики переглянулись. Фридрих смешливо двигал бровями и все время порывался что-то сказать, но Цирлих решительно его останавливал.
Ульяна выложила на стол книжку и платок, а чашки сунула обратно в коробку.
– Ну, я пошла, – сказала она. – Увидимся завтра!
И выбежала наверх поскорее, пока ее не задержали.
Настроение у нее было странным. Ей было и приятно, и как-то не по себе. С одной стороны, конечно, хорошо, что им не понадобились чашки… С другой, мама говорит, нехорошо уносить свои подарки обратно…
В этот день Ульяна познакомилась с одним мальчиком, чуть младше, чем она сама, и они вместе ходили смотреть на медвежонка и даже гладили его. На ощупь медвежонок был сальный и неприятный – не то что собака или кошка. Он глуховато рычал и все время обхватывал лапами ствол дерева – пытался забраться наверх. Хозяин держал его на поводке.
А вечером обнаружилось, что Ульяна потеряла свой волшебный ключик.
Она перерыла все свои вещи, перетряхнула карманы, проверила коробку и пакет, в котором носила подарки, – в общем, все, но ничего не обнаружила. Ключик, видимо, выпал, когда она бегала по Часовной горе. А может быть – когда гладила медвежонка.
Ульяна заснула в тревоге. Но и на следующий день ключик не отыскался. А еще через день мама наконец увезла Ульяну в деревню, и наступило совершенно другое лето.
Она вернулась в город в конце августа. В Александровском парке уже разложились «школьные базары», и повсюду продавались тетрадки, линейки и прочие чудесные вещи. Музыка, доносившася из открытых кафе, звучала совершенно по-осеннему, и возле входа в метро продавали осенние цветы – астры и гладиолусы.
В самом начале лета Ульяна немного скучала по карликам из Часовной горы, но потом случилось столько разных событий, что четверо невидимых швейцарских часовщиков постепенно почти совсем изгладились из ее памяти. Она важно ступала мимо прилавков, разглядывала разные картинки на обложках школьных дневников и рылась в пестрых ворохах карандашей, выискивая какой-нибудь покрасивее.
Механические игрушки по-прежнему путались под ногами, и Ульяна бережно перешагивала через них, если они оказывались у нее на пути.
Мама сказала:
– Какая ты у меня большая!
Ульяна была с ней согласна. Ей нравилось быть большой. За лето она хорошо подросла и разрумянилась.
Она заново узнавала Александровский парк. Многие цветы выгорели и поблекли за те два жарких месяца, что отпущены Петербургу в качестве летних. Листья стояли пыльные и ждали времени постареть и упасть. Лето как будто утомилось – слишком уж большие усилия приходилось ему прикладывать, чтобы удержаться здесь, на шестидесятой широте, – и теперь вот-вот готово было сдаться.
– Ваш рост – пятьдесят сантиметров! – раздался механический голос совсем рядом. – Ваш вес – двадцать килограммов! Вы немножко слишком худой! Обратите внимание на питание!
– Кто теперь взвешивается? – спросила Ульяна маму. – Как ты думаешь?
– Там никого нет, – сказала мама. – Это просто реклама, Кика. Чтобы мы тоже пошли и взвесились.
– Так давай взвесимся, – сказала Ульяна. – Ну мама! Мне хочется! Ты же сама говоришь, что я выросла.
– Ладно, – сказала мама.
У нее был удивленный вид.
Ульяна спросила:
– А почему ты удивляешься?
– Потому что ты раньше никогда этого не хотела.
– Ну, – сказала Ульяна, но продолжать не стала.
Она сняла на коврике обувь и встала на весы. Сверху плавно опустился измеритель роста, затем внутри весов щелкнуло. В этот момент кто-то незримый проговорил еле слышно:
– Привет, Кика…
А затем, заглушая этот шепот, зазвучал механический голос – на весь парк:
– Ваш рост – сто двенадцать сантиметров. Ваш вес…
Невидимка тихо тронул девочку за локоть, другая рука коснулась ее пальцев. Она явственно почувствовала, как бородка щекочет ей ухо.
– Здравствуй, Ульяна…
– Здравствуй, Кика…
– Ты не есть кикимор, ты гораздо лучший…
– Мы искать ключик… Мы его еще не найти…
– Мы делать другой ключик… Мы посылать запрос в Швайц…