Невидимое оружие ГРУ - Страница 11

… «Рамзая» срочно вызвали в Москву. Провалилась шанхайская резидентура Разведуправления, которую возглавлял преемник Зорге Яков Бронин. Центр тщательно проанализировал обстоятельства провала и не нашел серьезных доводов против возвращения Зорге в Японию.

В свою очередь Зорге доложил о том, что положение разведчиков укрепляется, информационные возможности токийской резидентуры растут, но надежная радиосвязь отсутствует. Рихард просил направить в Японию Макса Клаузена. В его профессионализме он был уверен.

В подтверждение этой мысли сошлюсь еще раз на самого Зорге.

«Когда в Японию приехал Клаузен, — напишет он после ареста в своих тюремных записках, — положение изменилось. Его способности и энтузиазм в отношении работы поистине не знали границ.

Для полной гарантии постоянной радиосвязи Клаузен развернул как можно больше радиостанций. Иной раз он мог вести передачи из четырех разных мест. Обычно в основном обеспечивал связь, по крайней мере, из трех точек. Это были дома Клаузена и первой жены Вукелича.

Мы полагали, что контроль за радиопередачами рано или поздно ужесточится, и поэтому часто меняли места расположения радиостанций, чтобы избежать обнаружения или ввести контрольные службы в заблуждение.

Клаузен постоянно стремился уменьшить размеры радиопередатчика для того, чтобы он не бросался в глаза во время перевозки к месту работы, а также чтобы его можно было легко спрятать. Трудности заключались только в том, что в Японии нелегко было найти хорошие детали.

Клаузен, за редким исключением, всегда мог установить прекрасную радиосвязь с Центром».

Но все это будет потом, позже, когда Клаузен приедет в Японию. А пока… Пока в Красный Кут пришло письмо: руководство ГРУ приглашало Клаузена вернуться к его прежней работе.

К тому времени Ян Берзин был назначен в Особую Краснознаменную дальневосточную армию к Блюхеру, а Зорге и Клаузена принимал новый начальник военной разведки — Семен Урицкий.

Вот как описал ту встречу Рихард Зорге в своих записках:

«В 1935 году в Москве я и Клаузен получили напутственные слова начальника Разведывательного управления генерала Урицкого. Генерал Урицкий дал указания в том смысле, чтобы мы своей деятельностью стремились отвести возможность войны между Японией и СССР. И я, находясь в Японии и посвятив себя разведывательной деятельности, с начала и до конца твердо придерживался этого указания…»

В сентябре Макс отправился во Францию, потом в Англию, оттуда в Австрию. Вновь возвратился во Францию. Из Гавра на пароходе покидает Европу. Плывет в Америку. Такой путь не под силу отследить даже самой изощренной контрразведке, и все-таки Макс волнуется. Морская полиция на пароходе, таможенный досмотр в Нью-Йорке — всякое может случиться. А посещение германского генконсульства, объяснение с дотошными немецкими чиновниками?!

«Я очень боялся, что задержат в Нью-Йорке, — писал после войны Клаузен. — Но там мне повезло. Американский чиновник посмотрел мой паспорт, проштамповал его и вернул».

Этот эпизод авторы книги о Рихарде Зорге Мария и Михаил Колесниковы комментируют так: «Ему всегда везло, Максу Клаузену». Кстати говоря, в нашей литературе образ Клаузена как некоего «везунчика» очень популярен. Увы, жизнь разведчика полна неожиданностей. Да, в Америке посещение таможни и германского генконсульства закончилось благополучно, но в Японии, случалось, он бывал в сантиметре от пропасти, в которую могла угодить разведгруппа.

Провалом могла закончиться поездка на такси 31 декабря 1938 года. В тот день Макс забрал передатчик из дома Вукелича, положил его в портфель и вызвал такси. Ничего не предвещало неприятностей. Машина двигалась по улице, Клаузен был в хорошем настроении. Вдруг водитель нажал на тормоз, и в автомобиль на ходу вскочил японский полицейский. Он снял портфель с радиостанцией и опустил на пол. Оцепеневший Клаузен не успел и рта раскрыть. Посыпались обычные вопросы: «Фамилия? Домашний адрес? Чем занимаетесь? Куда едете?»

Макс как мог спокойнее отвечал на вопросы, показал свою визитную карточку, водительские права. Закончив допрос, полицейский поставил портфель на сиденье и вышел из машины. Обычная проверка, принятая в те годы в Японии, могла стать последней в судьбе советского разведчика.

В данном случае Клаузен был ни в чем не виноват, он не совершил ошибки. Это и признал Зорге. И тем не менее, если вспомнить как Макс обронил в такси бумажник, в котором находился доклад группы на английском языке для радиопередачи в Центр, полицейских, севших на хвост Клаузена и Вукелича, когда они шли топить старый передатчик, и сотрудника секретной службы, привязавшегося к Максу на пароходе, то можно подумать, что в оперативном плане Макс являлся скорее человеком, приносящим неудачу, чем «везунчиком». Но в то же время он был единственным, кто мог оперативно и надежно довести секретные материалы группы до Центра.

Первый сеанс с Центром Макс Клаузен провел в феврале 1936 года из отдельного домика в Тигасаки, что в шестидесяти километрах юго-восточнее Токио. Этот домик они присмотрели вместе с Зорге. Так началась постоянная радиосвязь резидентуры «Рамзая» с Центром. Поначалу она шла тяжело.

У корреспондента «З-Х» (таково условное наименование радиостанции Клаузена) и радиоузла во Владивостоке («Висбаден») были взаимные претензии: слабая слышимость сигналов, плохой тон, низкая стабильность частоты передатчика корреспондента.

Откровенно говоря, иного и не следовало ожидать. Ведь представим себе, в каких условиях Клаузену приходилось оборудовать радиостанцию. Не было точных измерительных приборов, градуировку шкалы настройки передатчика приходилось делать на глазок, на местном рынке не всегда находились необходимые, соответствующие техническим параметрам, детали. Макс не только сам сделал передатчик и телеграфный ключ, но и соорудил антенны, противовесы.

Вот и приходилось операторам Центра во время приема радиограмм одной рукой записывать текст, другой, вращая ручку настройки приемника, гоняться за гуляющей частотой передатчика корреспондента.

Не все ладно обстояло и в «Висбадене». Не было мощных радиопередатчиков, высокоэффективных направленных антенн, не хватало радиооператоров высокой квалификации. Это сказывалось на надежности связи: сеансы затягивались на три-четыре часа, передатчик «З-Х» работал с большой перегрузкой.

Однако надо отдать должное: в Центре осознавали государственную важность сообщений резидентуры «Рамзая» и принимали все усилия для улучшения связи. Во Владивосток выехал инженер научно-исследовательского института по технике связи РККА Иван Артемьев. Впоследствии Иван Николаевич Артемьев возглавит отдел радиосвязи Главного разведуправления.

В свою очередь, в резидентуру было направлено письмо. В нем говорилось: «Важнейшими сторонами вашей работы, от которых зависит дальнейший ее успех, являются укрепление легализационного положения, а также сохранение и надлежащее использование аппаратуры М. Клаузена.

Мы прекрасно понимаем, что при оборудовании радиостанции вам приходится сталкиваться с разными трудностями. Помните, промахи в этом деле угрожают катастрофой. Вот почему убедительно просим вас ни на минуту не оставлять без присмотра это хозяйство и не забывать, что при малейшем попустительстве и даже пустяковом промахе мы можем лишиться самого решающего звена в вашей работе — связи.

Повторяем: эти два вопроса являются для вас основой основ».

Получив такие указания из Центра, резидент и радист стали более тщательно готовиться к проведению каждого сеанса связи. Радиостанция перемещалась по разным адресам. Клаузен работал из своего дома и служебного помещения, из квартир Зорге, английского журналиста Гюнтера Штайна, летней виллы Вукелича в Мегуро и других мест.

Выбирая радиоквартиру, Макс исходил из того, что лучше всего обосноваться для сеанса в большом здании в городе, где затруднена пеленгация станции. Вместе с тем он понимал, что в большом городе велики потери излучаемой мощности передатчика. Поэтому в каждом конкретном случае он учитывал различные факторы: время и условия работы, обстановку в районе, вокруг здания, скрытность подхода к нему, возможность наблюдения.