Невеста посреди зимы (ЛП) - Страница 25
— Какое отношение груши имеют к зелью?
— Семечки зимней груши — один из ингредиентов. Действие усиливается, если плоды собраны человеком, для которого оно сварено. Обычно эффект длится всего несколько дней. Но когда человек сам собрал груши…недели. Месяцы, если о теле заботиться должным образом. И пробудить его можно только еще одним глотком зелья, — внезапно Анино веселье исчезло без следа. Помрачнев, она закусила губу и потянулась за еще одним куском пирога. — Раз уж я согласилась, не было никакой нужды поить меня зельем. Однако через день или два я увидела паука. Видимо, родители решили, что я передумала, но все равно послали меня к тебе.
В руки человека, который, как все считали, будет к ней жесток.
— Они знали, что ты хотела убить меня и занять мой трон?
Аня ничего не сказала, лишь покачала головой.
— Тебе больше никогда не придется их видеть, — Каэль едва усмирил несшийся по венам гнев. — Я сегодня же доберусь до Ивермера и убью паука. Или нет, если хочешь немедленно вернуться в цитадель.
— Мы почти на месте, — тихо возразила Аня и вонзила ложку в другой пудинг. — Посмотрим, как все пройдет.
Каэлю было ненавистно видеть ее боль. Быстро пройдя через комнату, он ухватил Аню за подбородок и запрокинул ей голову для поцелуя. На ее губах осталось послевкусие теплого меда и пряных вишен. С тихим вздохом она растаяла.
Когда Каэль отстранился, Аня улыбалась болезненно, меланхолично, но с непоколебимой решимостью.
— Еще один день, и я больше никогда не буду о них думать, — заявила она.
Аня могла быть не властна над своим мыслями, поэтому Каэль поклялся всеми силами отвлекать ее и не давать ей часто вспоминать родителей. Напоследок поцеловав Аню, он осмотрелся в поисках яблочного пирога, который хотел забрать на свой конец стола.
Так и держа ложку в ближайшей миске, Аня изумленно ахнула. Она склонила голову, пытаясь разглядеть руну, тускло светившую на боку Каэля. Очертив пальцами узор на его ребрах, Аня наморщила лоб.
— Почему на тебе защитная руна? — она озадаченно посмотрела ему в лицо.
— Чтобы оградить меня от заклинаний, — без руны Каэль не победил бы ни одного из наместников Джофри. Они взорвали бы его глаза или сломали бы ему шею всего несколькими словами. Но руна сделала его невосприимчивым к магии.
Хотя оставался риск пострадать от иных заклинаний. Например, если запереть двери и наполнить комнату водой, Каэль мог утонуть. Но из раза в раз он побеждал прежде, чем враги догадывались, что его можно убить окольными путями.
— Да, но…прямо на коже? И руна активна, она светится, — изумилась Аня. — Твой министр магии нанес ее? Где он о ней узнал? Точно не в Ивермере. И как он поддерживал ее силу во время нашего путешествия? Она должна была исчезнуть через пару дней.
Должна была. Но кое о чем Аня даже не догадывалась. Внезапно Каэль понял, что его признание ранит ее сильнее, чем кого бы то ни было. Он никогда не соврал бы жене. Раньше Аня считала, что Каэль рассердится, узнав о ее магии. Она думала, что разозлила его, утаив правду. Теперь была та же ситуация, но…с точностью до наоборот.
От напряжения у него сдавило горло, и он покачал головой.
— Я сам ее нанес.
Аня затихла. Несколько самых долгих мгновений в его жизни она безмолвно и серьезно смотрела на него темными глазами. Когда Аня заговорила, ее голос был пустым.
— Ты заклинатель?
— Нет, — Каэль не знал заклинаний, да и если бы и знал, все равно не использовал бы. — Я родился на Мертвых землях, где Расплата уничтожила все, измененное грязным волшебством, но само его оставила. Наши люди по-прежнему рождаются такими же одаренными, как и вы. Но кроме ведьм и целителей, никто не использует грязную магию. Мы делаем вот это, — Каэль продемонстрировал маленькую метку на тыльной стороне руки возле локтя.
Аня ахнула и отшатнулась, будто он показал ужасное насекомое. Вскинув руку ко рту, она посмотрела на него с изумлением и гневом.
— Кто сотворил это с тобой? — Аня была готова разрубить злоумышленника своим мечом. Ей не пришлось бы далеко ходить.
— Я сам, — так Каэль запер в себе волшебство, чтобы случайно не наложить заклинание. Он лишил себя возможности черпать магию извне или красть откуда-то еще. Врожденные способности подпитывали руну у него на боку, но она была не более чем щитом, ограждавшим его от грязного волшебства. Ничего общего с чарами, отнимавшими сохранность у одного человека, чтобы отдать другому.
Тем не менее, ответ Каэля ничуть не ослабил ужаса Ани.
— В Ивермере, — сказала она, — такая руна считается самой страшной карой. Знак позора, хуже смерти.
Аня думала, что его наказали?
— На Мертвых землях человек сам решает, отказываться ли от магии, — поскольку она качала головой, и на ее глаза навернулись слезы, Каэль пустился в разъяснения. — В отказе нет ничего постыдного. Так мы заявляем, какими людьми хотим быть. Если я и причиню кому-то вред, то по собственному выбору, а не потому, что отдача отнимет у него здоровье.
Наконец Аня вздохнула и смиренно кивнула. Она погладила маленькую метку, будто пыталась утешить Каэля и унять его боль. Вот только ему не было больно.
В отличие от Ани.
— В Ивермере выбора не дают, — хрипло пояснила она. — Так наказывают преступников. Их исключают из круга и изгоняют. Если они задерживаются, их выслеживают и выбрасывают из королевства.
Вместе с пониманием Каэля захлестнули мучительные эмоции, разрывавшие ему грудь. Во многих отношениях Аня носила метку всю свою жизнь, пускай и невидимую. Метку наказания, метку позора.
Аня часто говорила, что родители ее стыдились. Словно неспособность накладывать чары была наказанием. И ранее за завтраком она поняла, что король и королева по сути ее выбросили.
Каэль видел, что Аня страдала. Но лишь сейчас узнал, как глубоки были ее страдания…и какую боль он сам причинил ей прошлой ночью. Когда Аня попросила поцелуй, Каэль внезапно обрел все, о чем мечтал. Он спешил связать ее узами брака и не дать ей ускользнуть. Вот только его уход стал для нее еще одним осколком пожизненной боли. Аня вновь почувствовала себя нежеланной, отвергнутой. Выброшенной.
Каэль не допустил бы повторения.
Обхватив ладонями Анины щеки, он всмотрелся в ее глаза.
— Ты не наказание, моя Аня. Ты — величайший дар.
От удивления она разомкнула губы и наморщила лоб. Аня смотрела на него в шторме хаотичных чувств, сильнейшим из которых было замешательство. Будто она не понимала, что именно говорил Каэль и почему.
Он обязан был постараться и объяснить.
— Я не представлял, что существует женщина, способная осветить мою жизнь. Я задыхался и умирал, теперь же дышу полной грудью. По возвращению в Гримхолд сколько бы встреч мне ни пришлось высидеть, рядом с тобой каждая минута будет в радость.
Прошлой ночью он уже видел Анины слезы счастья, поэтому сейчас признал их в ее глазах.
— Но мы все равно отменим половину, — у нее подрагивал голос. Похоже, она не понимала, что Каэль пытался сказать.
— Мне плевать, сколько их будет. Мир остался прежним, но я вижу его иначе, — резковато пояснил он. — И это благодаря любви к тебе. Она все изменила.
Обмерев, Аня посмотрела на него темными глазами, в которых плескались изумление и надежда.
— Ты меня любишь?
— Люблю, — его голос огрубел. — Знаю, ты не разделяешь моих чувств, но я покорю твое сердце…
— Разделяю! Я чувствую то же самое, — она снова чуть не плакала от счастья. — Разве я не сказала тебе вчера вечером?
Аня его любила. Его. Завоевателя, Мясника. На его руках было больше крови, чем способен смыть океан. Но Аня любила его вопреки всему.
Эмоции разрастались в его груди, угрожая задушить.
— Ты лишь сказала, что хочешь меня.
— Возможно, я отвлеклась на все остальное, — у Ани заалели щеки.
— Слишком отвлеклась на поцелуй, чтобы признаться в любви? Тебе придется загладить вину, жена моя, — с сердцем, подскочившим к самому горлу, Каэль склонился и поцеловал ее в губы. — Скажи мне.