Невеста Короля Воронов (СИ) - Страница 3

Когда шаги Друида стихли, из-за королевского трона светлой тенью выскользнула дочь Младшего Ворона, красавица Бьянка. У королевской любовницы была снежно-белая тонкая кожа, почти белые волосы, блестящие, тонкие и нежные, как свет луны, мягкими волнами ниспадающие до колен, и светлые голубые глаза. Бьянка носила светлые — голубые, серые, белые, — шелка, шитые серебром и золотом, и жемчуга, и о ней говорили — Белая из Рода Воронов.

Ангельская внешность, мелодичный голосок, гибкий и стройный стан, маленькие ножки и пальчики на ручках словно из самого чистого сахара — Король не мог налюбоваться на это причудливое творение природы. Злые языки говорили что Бьянка — верный признак вырождения и угасания рода, странное белое дитя, рожденное из-за того, что кровь Воронов не разбавляется. Кажется, ее мать и отец приходились друг другу родственниками; но Королю на то плевать. Когда ее карминовые губы, глянцевые и темные, как спелая вишня, касались его губ, он забывал обо всех недобрых голосах, что называли его любовницу ущербной.

Весь тайный разговор она слышала, потому что, несмотря на королевский приказ, пряталась за троном, в густых тенях. Себя она давно считала хозяйкой как замка, так и королевства, хотя бы оттого, что Король, как ни странно, хранил некое подобие верности и питал привязанность к ангелоподобной Леди из Рода Воронов.

Бьянка была недовольна услышанным; она морщила хорошенький носик и дула яркие губки, ее тонкие ручки обняли плечи Короля, и в порывистом, быстром движении было много ревности и обиды.

— Женишься? — произнесла она, щуря светлые глаза.

— Я дал слово, — яростно кусая пальцы, ответил Король.

— Не лги мне, — ответила Бьянка. — Я видела, как ты отослал ей свое согласие. Я почувствовала его; ты можешь обманывать Друида, который не пробовал благородной магии, но меня тебе не обмануть. Это был необдуманный шаг; ты вздумал убить ее, а это значит, что у старого мерзавца будут все основания исполнить свою угрозу.

— Черта с два! — взорвался Король, и Бьянка успокаивающе погладила его иссиня-черные блестящие волосы. — Этот старый дурак и не поймет, отчего умерла его дочь. Мало ли болезней ходит по свету? Я дал согласие; я послал ей подарок — дорогой и роскошный. Я вызвался ехать на смотрины; кто докажет, что я виновен в ее смерти? Я не оставляю следов.

Бьянка снова поморщилась. Она склонила светловолосую головку ему на плечо, и если бы кто взглянул на нее в тот момент, на ее умиротворенное личико, на ее спокойный прекрасный лоб, то он нипочем не угадал бы, какие черные мысли шевелятся под ним.

— А нужно ли было так поступать? — капризно спросила она, водя белоснежным пальчиком по щеке Короля, обрисовывая его чувственные губы. — Что за вред тебе от безумной?

— Моя жена, — прорычал Король сквозь сжатые зубы, дрожа от злости, — не может быть юродивой и безумной! Никто не посмеет смеяться надо мной и моей женой у меня за спиной!

— Отчего нет? — Бьянка пожала плечами. — Я даже не ревную тебя к ней. Бессловесное существо; взял бы ее. И она тихо жила бы себе во дворце.

Король раздраженно фыркнул, нервно дернув плечом.

— Я не мог бы себя заставить притронуться к ней, — проворчал он.

— А зачем к ней притрагиваться? — ворковала Бьянка, запуская глубже свои белоснежные пальчики в его черную шевелюру, поглаживая его голову, отчего Король расслаблялся, прикрывал злые светлые глаза и стихал, туша гнев, раздирающий его грудь. — Зачем притрагиваться? Кому она может пожаловаться, что муж ее обходит стороной, и что постель ее пуста и холодна? Да и станет ли она жаловаться — она даже понять не сможет, что не нужна тебе. Она же… пуста. В ее разуме нет человека. Ее вообще почти что нет. Тебе предложили магический сосуд — вот и используй его по назначению.

— А наследники? — насмешливо произнес Король, бросив ироничный взгляд из-под ресниц на красавицу Бьянку.

— Ну-у, — протянула неопределенно она, изо всех сил стараясь придать себе вид расслабленный, задумчивый и беззаботный, но Король услышал, как участилось ее дыхание, как забилось сердце под шелками, кружевами и жемчугом, как дрогнул голос, в котором прорезалась хищная и жадная нотка. — Детей тебе могла бы родить я. А ты просто сказал бы всем, что их мать — Королева. Но так как она не в себе, то я бы стала их молочной матерью…

Эта тонкая, подлая хитрость насмешила Короля, он зафыркал, снова глянув на свою любовницу — на сей раз насмешливо, почти с презрением.

— Белых Воронят выдать за королевских наследников? — ответил он жестоко, наблюдая, как белоснежное личико Бьянки наливается румянцем мучительного стыда.

— Чем тебе Белые Воронята плохи? — прошипела она, отпрянув от своего любовника словно ожегшись. В ее светлых глазах промелькнула такая обида, что Король невольно усмехнулся. Он знал цену эфемерной невинности, каковой Бьянка отгораживалась от целого света. И ее алчное, одержимое желание во что бы то ни стало вскарабкаться на трон и усесться там как можно прочнее, он тоже знал; чувствовал.

— Они плохи тем, — с мстительной злостью произнес Король, отстраняя ласкающие его белоснежные нежные ручки, — что незаконнорожденные. И белые; кто поверит, что у черного Короля родятся белые дети?

— Ты мог бы всех убедить в этом, что это законные наследники! — зло прорычала Бьянка; ее ангельское смирение и спокойствие исчезли с ее хорошенького личика как по мановению руки, она скалилась и рычала как голодная собака, у которой отнимают кость. — Ты мог бы всех заставить молчать! Ты все можешь!

— Мог бы, — согласился Король. — Но не хочу делать этого. Поэтому — нет. Я не люблю, когда меня к чему-то принуждают; и интриги старого дурака, который решил породниться с королевской семьей таким экстравагантным способом, мне тоже не по нутру. Девица получит мой подарок и мое согласие — и умрет. Надеюсь, ее судьба послужит тебе хорошим уроком?

Он ухватил ее личико — совершенное, словно вылитое из драгоценного фарфора, — за подбородок, и долго-долго смотрел в ее светлые глаза, удивляясь причудливой игре чувств и желаний, отражающейся в хрустальной глубине.

— Какая чудовищная, голодная алчность, — протянул Король, неприятно улыбаясь, глядя, как прекрасные черты Белой из Рода Воронов искажает чудовищная злобная гримаса. — Какое неистовое желание власти, поклонения, богатств! Из года в год я вижу в глазах моих подданных, приближенных, тех, кто называет себя моими друзьями только это — притворство и жадность! Быть может, ты права; быть может, мне не стоило ее убивать. Тогда я мог бы увидеть истинное бескорыстие в глазах безумной девушки… Может быть, в несчастной юродивой оказалось бы больше души, чем во всех вас, моих верных придворных!

Молодая женщина не ответила ему; на ее прекрасном лице ее выписалась такая лютая злоба, что Бьянка стала почти уродливой, страшной, черты ее исказились от смеси досады и злости. Король рассмеялся, потешаясь над ее бессилием и над тем уродливым чувством, в которое трансформировалось ее трепетное «люблю», которое она твердила ему в постели. Он отдернул руку, и так резко, что голова Бьянки мотнулась, словно он влепил ей пощечину.

— Иди, — неприязненно велел Король. — И забудь все, что ты тут видела и о чем мы с тобою говорили. Завтра я буду собираться на смотрины — и видят Духи Воронов, если ты посмеешь хоть слово пискнуть, хоть взглядом, хоть жестом выдать меня, я первой убью тебя, и ты моего падения не увидишь, и позлорадствовать не сможешь!

Изабель родилась в пятницу, морозным январским утром.

Ее кожа была бела как снег, волосы — темны, как черное дерево, щеки — румяны, как кровь.

— Девочка, — сказала повитуха, любовно обмывая младенца. — Седьмая, мадам. Какая крепкая, славная! Ну, что твой грибочек!

Словом, красивее и здоровее ребенка нельзя было бы и пожелать.

Но едва народившись и закричав, как и положено всем детям всех миров, девочка вдруг смолкла, и роженица, порядком измученная, едва смогла найти в себе силы, чтобы приподняться на локтях и прошептать, задыхаясь: