Never Back Down 2 (СИ) - Страница 170
Бледные глаза вспыхивают во тьме. Мёртвые глаза раскрываются один за одним под толщей воды. Белые руки выныривают из страшной тьмы. Озеро приходит в движение. Распахнутые в жадном крике немые рты чернотой зияют на белизне. Мёртвые пальцы впиваются в погружённые в воду руки. Мёртвые пальцы цепляются за волосы, за голову, за плечи… Мёртвые пальцы утаскивают волшебника. Чёрная вода смыкается над ним. Лишь полные ужаса синие глаза полмгновения вспыхивают в чернильной тьме. Лишь эхо последнего крика ошалевшей от ужаса птицей бьётся под сводами пещеры…
***
Подхваченная волной ужаса я выныриваю из сна. Меня бьёт сильная дрожь. Стараясь не разбудить Эда, я впиваюсь зубами в кулак, чтобы сдержать рвущийся из груди крик. Регулус… Регулус… Нет-нет-нет, Рег… О Мордред…
Боль, ядовитым клубком свернувшаяся в моей груди, поднимается всё выше. Я чувствую, что не могу её удержать. Я плачу. Плачу навзрыд, захлёбываясь слезами. Плачу, почти воя от боли, от скорби, от ужаса.
— Марс? — Проснувшись, Эд включил свет. — Марс, что случилось?
Я не могу вымолвить ни слова. Я плачу, не могу остановиться. Закрыв лицо руками, я содрогаюсь от ужаса. Эд практически перепрыгнул кровать и опустился передо мной на колени. Я чувствую, как его ладони смыкаются на моих запястьях. Отняв ладони от лица, я бросаюсь к мужу, не переставая плакать. Он прижимает меня к себе, что-то ласково говорит, а я не могу остановиться.
Регулус… Храбрый, глупый мальчишка Регулус… Никто и никогда не сумеет поведать о твоём подвиге. Никто не воспоёт в песнях твою историю. Никто её не расскажет, никто не узнает. Регулус… Не будет ли твоя жертва напрасной? Не станет ли она тем безызвестным подвигом, который превращается в забытую легенду, написанную на страницах старого дневника?..
Комментарий к Часть 74. (Hero of tales unsung, untold)
Канон жесток, но это канон.
В названии - строчка из песни группы Poets Of The Fall - The Beautifull Ones
========== Часть 80. (Игра Клариссы) ==========
[Глав 75-79 никогда не существовало]
Заметка на листке бумаги, чудом уцелевшем в пожаре:
— Ричард Эдриан Лафнегл. 1 марта 1980 год. Крёстный — Ремус Люпин.
— Эйприл Элинор Лафнегл. 1 марта 1980 год. Крёстная — Молли Уизли.
— Рональд Билиус Уизли. 1 марта 1980 год. Крёстная — Марисса Лафнегл.
— Хьюго Блэк. 27 апреля 1980 год. Крёстный — Джеймс Поттер.
— Невилл Лонгботтом. 30 июля 1980 года. Крёстная — Лили Поттер.
— Гарри Джеймс Поттер. 31 июля 1980 год. Крёстный — Сириус Блэк.
***
— Давно мы остальных не видели, — пробормотал Эд, блаженно разваливаясь в кресле.
— Все теперь с детишками, по гостям особо не побегаешь, — улыбнулась я. В руках я сжимала спицы с начатым вязанием. — Будем откровенны, мы сами за последние месяцы толком никуда не выходили.
— Твоя правда, — кивнул Эд. Он протянул руку и взял со стола хрустальный шар. — Да и война как-то не особо располагает чаи гонять по гостям. Нам бы хоть в живых домой вернуться, а там хоть трава не расти.
Пальцы Эда вновь и вновь скользили по трещине шара. Табличка «From G to Em» слабо поблёскивала в свете камина.
— Будем надеяться, что война скоро закончится. Не длиться же ей вечно? — С надеждой сказала я, глядя в окно.
В столь тёмное время суток Оттери-Сент-Кэчпоул полыхал будто в пожаре. Мириады огней усыпали крыши и заборы домов. Бутафорские привидения, искусственная кровь, паутина из старой лески, огромные пауки из плюша и меха. Хэллоуин. Я никогда не любила Хэллоуин. Два года назад в канун дня Всех Святых Джастина затянуло в Ловушку Исиды.
Сейчас любить этот сомнительный праздник было ещё меньше резона — мне пришлось наложить все мыслимые и немыслимые чары на дверь, чтобы колядующие даже не подумали о том, чтобы позвониться к нам. Ибо если дети проснутся, то я лично откушу охотникам за сладостями головы. Не знаю, подействовали ли заклинания или хватило лишь таблички «Конфет нет», которую Эд повесил на забор у дома, но ни одна детская наряженная ножка даже не подумала перешагнуть границу нашего сада и тротуара.
Наивные милые дети. Маглы и волшебники, они ведь даже не знают, какой опасности они подвергаются, расхаживая вот так ночью по улицам. Но разве в девять лет задумываешься о страшном диктаторе с многочисленной армией? Разве они знают, что чудовищное воплощённое наваждение, которое наделили божественным могуществом, сейчас на свободе и может в любой миг обрушиться на любого? Нет. Не знают и не задумываются. Блаженство в неведении.
— Я когда-то тоже колядовал так же, — тихо сказал Эд, проследив за моим взглядом. Мимо нашего дома как раз прошли мушкетёр, грабитель и кошечка. — Вместе с Линой ходили по домам, собирали конфеты. Двойняшки всегда вызывали умиление у пожилых дам.
— Лет через пять тоже нужно будет думать о костюмах, — протянула я. — Если сейчас начну вязать, к тому времени закончу.
Эд усмехнулся, покосившись на спицы. На тот момент я ещё только училась, так что получалось криво и долго.
— Думаю, оно уже утратит актуальность, — улыбаясь, промолвил Эд.
— Не глупи, полосатые шарфики ещё лет пятьдесят актуальности не утратят!
— Если ты будешь вязать пятьдесят лет — утратят.
Я хотела что-то сказать, но слова колом встали в горле. Со второго этажа лилась тихая мелодия музыкальной шкатулки. Глаза Эда расширились от ужаса. Не сговариваясь, мы бросились на второй этаж.
Когда мы были на середине лестницы мир вдруг изогнулся, задрожал, искривился так, словно его наизнанку выворачивали. Я схватилась за Эда, чтобы не упасть. Свет померк, нас обступил сумрак. Я почувствовала, как Эд теряет точку опоры, как он накреняется и падает, увлекая меня за собой. Долгий миг мы летим через пространство. Уши болезненно заложило, внутренности словно скрутило в узел. Я ожидала столкновения с острым ребром ступени, однако столкновения не было. Вместо этого я зарылась лицом в пушистый ковёр.
Вокруг доносились разные недоумённые возгласы. Я лежала не в силах подняться. Тошнотворное ощущение узла в животе не отпускало. Чьи-то руки подхватили меня и подняли в вертикальное положение. Покачиваясь и моргая, я осмотрелась. Мы оказались в сумрачной гостиной. Грязно-жёлтый свет уличных фонарей тускло озарял просторную комнату. В столь бедном освещении мне едва удалось разглядеть остальных. Рядом со мной, недоумённо озираясь, стояли Поттеры, Лонгботтомы, Сириус и Марлин, Ремус и Питер, Эд и Молли.
— Что происходит? — едва шевеля языком, спросила Лили. — Мы только уложили Гарри, как…
— Куда нас черти опять занесли? Марисса, твои проделки? — Недовольно пробурчал брат, потирая нос, который ушиб по приземлении.
— Делать мне больше нечего, — пробурчала я. Внезапно меня словно обдало холодом. Я услышала тоненький далёкий детский плач. — Дети!
Панически озираясь, вся наша компания пыталась понять, откуда доносится плач и чей он. Голосок внезапно стих. Вместо него раздался другой. Ласковый, струящийся подобно шелку, и тем не менее страшный. Мой голос.
— Счастливого Хэллоуина! Как приятно собрать вас всех вместе! — Голос шёл, казалось, отовсюду одновременно. — Я хочу предложить вам всем сыграть в игру.
Я почувствовала, как меня пробирает дрожь. Кларисса. О боги… Руки свело судорогой.
— Условия просты: найдите меня. Тот, кто сделает это раньше остальных — спасёт своё дитя.
— Ах ты мразь! — Взъярился Сириус. — Я предупреждаю, если с головы Хьюго упадёт хоть один волосок…
— Не беспокойся, Блохастый. Обычно волосы не выпадают, когда перерезается глотка. Ах да, бездетные смогут выбрать, чей сын или чья дочь останется в живых. Так сказать, бонус.
— Мы должны её остановить, — решительно заявил Джеймс.
— К чёрту Клариссу, — возразил Эд. — Мы должны найти детей. Пока они у неё в руках, я боюсь вообразить, что она может с ними сотворить.