Неведомому Богу. В битве с исходом сомнительным - Страница 23

Рано утром на муле приехал отец Анджело. За мулом следовала тяжело груженная лошадь, сопровождаемая двумя сонными алтарными служками на одном осле.

Отец Анджело сразу принялся за работу. Расстелил на сколоченном Стариком Хуаном алтаре парчовую скатерть, поставил свечи и отвесил служкам по подзатыльнику, чтобы быстрее шевелились. В сарае он переоделся в праздничную сутану и наконец вынес главную драгоценность – распятие и Деву Марию с младенцем. Он сам вырезал и раскрасил их, сам придумал и смастерил хитрую конструкцию. Фигуры складывались посредине на петлях, так искусно спрятанных, что в расправленном виде механизм оставался незаметным. Головы привинчивались, а младенец крепился в руках матери колышком, который входил в отверстие. Отец Анджело нежно любил свое уникальное изобретение, а оно по праву приобрело в округе широкую известность, если не славу. Достигая в высоту трех футов, в сложенном виде фигуры умещались в седельной сумке, а замысловатая конструкция заслужила полное одобрение и благословение архиепископа. Старик Хуан смастерил для распятия и Пресвятой Девы отдельные подставки и даже привез толстую свечу для алтаря.

Еще до восхода солнца на Ранчо Уэйнов потянулись гости. Состоятельные семьи приехали в украшенных бахромой легких экипажах, другие прибыли в повозках, фургонах и верхом. Бедные белые фермеры спустились с Кингс-Маунтин в телегах, до половины заполненных соломой и до отказа – детьми. Дети вообще являлись толпами и некоторое время стояли молча, внимательно рассматривая друг друга. Индейцы возникали незаметно и замирали в стороне с неподвижными равнодушными лицами, все замечая и ни в чем не участвуя.

Отец Анджело проявлял строгость в церковных делах, однако в свободное от службы время становился милым, общительным человеком. Стоило ему получить добрый кусок мяса и чарку вина, как глаза его веселели, а язык развязывался. Ровно в восемь священник зажег свечи, призвал служек и начал утреннюю мессу. Хорошо поставленный голос зазвучал зычно и проникновенно.

Верный обещанию, Бертон остался дома, чтобы молиться вместе с женой, но, даже согласно возвышая два голоса, они не смогли заглушить вездесущую ненавистную латынь.

Когда месса закончилась, люди окружили священника тесным кольцом, чтобы посмотреть, как он будет складывать Деву Марию и Христа. Отец Анджело справился с задачей артистично, сначала преклонив колена перед каждой фигурой и только после этого сняв ее с подставки, чтобы отвинтить голову.

К тому времени ямы наполнились красными углями, а их края запылали жаром. С более многочисленным, чем требовалось, отрядом добровольцев Томас выкатил на тележке бочку с вином, приладил кран и выбил пробку. Истекая жиром, над ямами висели огромные куски мяса, так что угли то и дело вспыхивали белым огнем. Отборная говядина была забита на ранчо и провисела положенное время на деревьях. Три человека поставили на стол таз сальсы и вернулись на кухню за баком бобов. Женщины вынесли свежий хлеб, держа золотистые буханки охапками – словно дрова, и сложили их ровными рядами. Стоявшие поодаль индейцы подошли ближе, а уже включившиеся в игру, но все еще робкие дети почувствовали запах мяса, хлеба и осмелели от здорового голода.

Чтобы открыть праздник, Джозеф совершил ритуал, о котором рассказал Старик Хуан, – ритуал настолько древний и естественный, что показался знакомым. Он подошел к бочке и наполнил оловянную кружку поющим, сверкающим вином. Поднял на уровень глаз и медленно, бережно вылил вино на землю. Снова наполнил кружку и теперь уже осушил четырьмя жадными глотками. Отец Анджело с улыбкой кивнул, одобряя соблюдение народной традиции. Но когда Джозеф подошел к дереву и плеснул немного вина на кору, то услышал рядом тихий, но строгий голос священника:

– Нехорошо поступаешь, сын мой.

Джозеф сердито обернулся:

– О чем вы? В кружку попала муха!

Однако отец Анджело улыбнулся мудро и грустно.

– Будь осторожен с деревьями, сын мой. Иисус защищает лучше, чем лесные нимфы – дриады. – Улыбка выглядела доброй, ибо отец Анджело был не просто ученым человеком, но и настоящим мудрецом.

Джозеф невежливо отвернулся, чтобы уйти, но тут же остановился в сомнении.

– Вы все понимаете, святой отец?

– Нет, сын мой, – покачал головой Анджело. – Я понимаю лишь малую часть сущего, но церковь понимает все. Самые запутанные вещи становятся для нее прозрачными, а мне понятно то, что делаешь ты. Примерно так: дьявол владел этим краем многие тысячи лет, а Христос явился совсем недавно. Как в только что завоеванной стране долгое время живут древние обычаи – иногда тайно, а иногда приспосабливаясь к новым правилам, – так и здесь, сын мой, некоторые давние предрассудки живут даже в мире Христа.

– Спасибо, – поблагодарил Джозеф. – Думаю, мясо уже готово.

Возле ям добровольцы переворачивали вилами куски говядины, а гости с кружками в руках выстроились в очередь к винной бочке. Первыми поили и кормили музыкантов, так как солнце уже стояло высоко и их ждала работа. Гитаристы залпом выпили виски, жадно проглотили мясо с хлебом и сальсой и полукругом уселись на ящики, чтобы, пока гости едят, играть мягко, пробуя сложные ритмы, а потом, с началом танцев, выплеснуть энергию и слиться в едином страстном порыве.

Зная местные нравы и обычаи, Старик Хуан то и дело наполнял кружки музыкантов виски.

На площадку вышли две пары и чинно открыли танцы поклонами, мерными шагами и медленными поворотами. Гитары зазвенели причудливыми переливами. Снова выстроилась очередь к бочке, и на площадке появилось еще несколько пар – уже не столь искусных и благонравных, как первые. Музыканты уловили перемену и налегли на басовые струны, а ритм зазвучал тяжелее и упрямее. Скоро пространство наполнилось гостями, которые не утруждали себя танцем, а, держась за руки, в такт возили ногами по земле. Индейцы подошли к ямам и столам, чтобы молча, без слова и знака благодарности, принять предложенную еду: мясо и хлеб. Потом встали возле танцующих и приступили к трапезе, с пустыми лицами притопывая под музыку.

Гитары не умолкали. Играли и играли – ритмично и однообразно. То и дело кто-нибудь из исполнителей правой рукой дергал открытую струну, в то время как левая тянулась к кружке с виски. То и дело кто-нибудь из танцоров покидал площадку, подходил к бочке, залпом осушал кружку и спешил обратно. Спустя долгое время пары распались, руки вытянулись, чтобы обнять каждого, кто попадется, колени согнулись, а ноги затопали по земле в замедленном ритме. Послышалось тихое гуденье – одна глубокая горловая нота. Затем в четверть тона подстроился контрапункт. Все больше и больше голосов включалось в обе партии. Целые группы танцующих раскачивались в такт музыке. Гуденье набирало силу, становясь громче и отчетливее, а смех и шутки стихали. Один из мужчин был известен своим высоким ростом; другой прославился красотой голоса. Какая-то женщина считалась стройной и миловидной, тогда как стоявшая рядом слыла толстой и некрасивой. Однако сейчас все эти особенности утратили значение. Танцующие слились в единую могучую силу. Лица приобрели отсутствующее выражение, плечи подались вперед. Каждый стал частью общего танца, душа которого заключалась в ритме.

Музыканты сидели словно демоны. В их прищуренных глазах мерцало сознание собственной мощи и стремление к новой власти. Гитары звучали согласно, усиливая друг друга. Мануэль, утром то и дело глупо улыбавшийся и смущенно ухмылявшийся, сейчас запрокинул голову и самозабвенно запел отчаянный минорный мотив с бессмысленными словами. Танцоры хором скандировали короткий припев. Следующий музыкант добавил свою реплику, и хор тут же ему ответил.

Солнце уже пересекло зенит и склонилось к холмам; с запада прилетел холодный ветер. Танцоры снова потянулись к мясу и вину.

Джозеф стоял поодаль. Глаза его сверкали, ноги слегка двигались в такт музыке. Он чувствовал себя частью целого, но не присоединялся к танцу, а восторженно думал: «Все мы что-то здесь нашли. Можно сказать, что на миг стали ближе к земле». Тело наполнилось удовольствием столь же первозданным, как ритмичный звук басовой струны, а в душе появилась странная вера: «Что-то из этого прорастет. Происходящее похоже на всеобщий призыв». Взглянув на западные холмы и увидев наползающую с океана тяжелую зловещую тучу, он сразу понял, чем ответит природа.