Неведение - Страница 52

Предаваясь любви, Йозеф украдкой не раз поглядывает на часы: еще два часа, еще полтора часа; эта послеполуденная любовь завораживает, он не хочет терять ни крупицы, ни одного жеста, ни одного слова, но конец близится неотвратимо, и он должен следить за ускользающим временем.

Она тоже думает об убывающем времени; ее беспутство становится все торопливей, все лихорадочнее, она говорит, перескакивая с одной фантазии на другую, сознавая, что уже слишком поздно, что это безумие близится к концу и что ее будущее остается пустынным. Она произносит еще несколько грубых слов, но произносит их в слезах, затем, сотрясаемая рыданиями, обессиливает, перестает двигаться и сбрасывает его со своего тела.

Вытянувшись, они лежат рядом, и она говорит: — Не уезжай сегодня, останься еще.

— Не могу.

Долгое время она молчит, потом: — Когда я тебя опять увижу?

Он не отвечает.

С внезапной решимостью она поднимается с кровати; она больше не плачет; стоя лицом к нему, она говорит без всякой сентиментальности, с неожиданной агрессивностью: — Поцелуй меня!

Смешавшись, он продолжает лежать.

Она неподвижно ждет, устремив на него пристальный взгляд, отягощенный грузом жизни без будущего.

Не в силах выдержать ее взгляд, он уступает: встает, приближается к ней, губами касается ее губ.

Она ощущает вкус его поцелуя, определяет всю меру его холодности и говорит: — Ты плохой!

Затем отворачивается к своей сумке, лежащей на ночном столике. Вынимает из нее маленькую пепельницу и показывает: — Узнаешь?

Он берет пепельницу и разглядывает.

— Узнаешь? — строго повторяет она. Он не знает, что и ответить.

— Прочти надпись!

Это название пражского бара. Но оно ничего не говорит ему, и он молчит. Она наблюдает его растерянность, внимательно, недоверчиво, все более и более враждебно.

Он чувствует себя неловко под этим взглядом, и тут же, мгновенно, перед глазами мелькает образ окна, горшок с цветами и зажженная лампа на подоконнике. Но образ сразу исчезает, и перед ним вновь враждебные глаза.

Она все поняла: дело не только в том, что он забыл их встречу в баре, истина пострашней: он не знает, кто она! он не знает ее! в самолете он не знал, с кем говорил. И тут вдруг ее осеняет: он ни разу не назвал ее по имени!

— Ты даже не знаешь, кто я!

— Как это? — говорит он с отчаянной неловкостью.

Она говорит ему голосом следователя: — Тогда назови мое имя! Он молчит.

— Как меня зовут? Скажи мне мое имя!

— Какой прок в этих именах!

— Ты ни разу не назвал меня по имени! Ты меня не знаешь!

— Как это?

— Где мы познакомились? Кто я?

Он пытается ее успокоить, берет за руку, но она отталкивает его.

— Ты не знаешь, кто я! Ты подцепил незнакомку! Ты занимался любовью с незнакомкой, которая предложила себя тебе! Ты воспользовался недоразумением! Ты обладал мною как шлюхой! Для тебя я была шлюхой, незнакомой шлюхой!

Она бросается на кровать и плачет.

Он замечает три пустые, брошенные на пол бутылочки из-под алкоголя: — Ты слишком много выпила. Глупо было столько пить!

Она не слушает его. Лежит плашмя на животе, тело сотрясается в судорогах, в голове лишь ее грядущее одиночество.

Затем, словно сраженная усталостью, она перестает плакать, переворачивается на спину, не осознавая, что ноги ее небрежно раздвинуты.

Йозеф стоит в изножье кровати; он смотрит на ее лоно, словно смотрит в пустоту, и внезапно видит кирпичный дом с пихтой. Смотрит на часы. В гостинице он может оставаться еще полчаса. Надо одеться и найти способ заставить одеться и ее.